4. Критика основных буржуазных воззрений на право собственности

Для современной буржуазной правовой науки характерно, что, определяя понятие собственности, регистрируя происходящие по мере развития капитализма изменения его системы (особенно изменения форм собственности и других явлений в сфере права или государства), допуская их влияние, на определение понятия права собственности, она тем не менее отказывается от анализа и объяснения истинных социально-экономических причин, порождающих такие частичные перемены. Взамен она пытается выдать эти внешние изменения за изменения. сущности и функций собственности и одновременно истолковать их в пользу государственно-монополистической системы. В результате буржуазные представления о праве собственности отражают социально-экономическую действительность в искаженном виде. Такой подход не позволяет буржуазным теоретикам прийти к каким-либо научно обоснованным выводам.

Категория, собственности рассматривается современной буржуазной правовой наукой с. позиций различных отраслей права. На такой основе ею строятся многие, понятия

45

права собственности. Это явление связано прежде всего с разделением системы буржуазного права на публичное и частное право и с попытками приспособить такое традиционное деление к новым потребностям, преодолевая некоторые разграничения между отраслями права. Речь идет конкретно о гражданско-правовом, конституционно-правовом и хозяйственно-правовом понятии собственности. Несмотря на разнообразие буржуазных конструкций понятия права собственности, все они имеют одну общую цель — завуалировать сущность частной собственности и доказать, что субъективное право собственности как общественный феномен действует в интересах всего общества. Особенно подходящей для этого является теоретическая конструкция, которая во все большей степени подчиняет современное субъективное буржуазное право собственности некой «социальной функции». Именно поэтому все направления буржуазной правовой науки тяготеют к этой конструкции, как и все суждения буржуазных правоведов, связанные с определением понятия собственности. Поэтому необходимо прежде всего рассмотреть эту концепцию.

Так называемая социальная функция, или социальная связанность, права собственности (ограничение правомочий собственника социальными интересами) противопоставляется в большинстве случаев индивидуальному принципу собственности как якобы уже в значительной степени преодоленному. Это будто бы следствие того, что частная собственность в основном больше не служит главным образом интересам индивидуальных собственников, а используется в интересах «всеобщего блага».

В правовой теории ФРГ существуют разные воззрения на «социальную функцию» собственности, причем нынешние конструкции опираются на более старую, которая в Германии провозглашалась Ю. В. Гедеманом17, О. Гирке18, Р. Иерингом19 и другими.

Принцип «социальной функции» собственности в Германии впервые приобрел законодательную форму в ст. 153 конституции Веймарской республики 1919 года, в которой собственность рассматривалась не только как право, но и как обязанность, а ее применение собственником толковалось как «служение общему благу». В конституции ФРГ 1949 года эта социальная связанность права собственности сформулирована еще более выразительно. Так, ст. 14, § 2, гласит: «Собственность обязывает. Ее употребление должно одновременно служить благу всех». По мнению Конституционного суда ФРГ, этот конституционно-правовой прин-

46

цип означает «отказ от такой системы собственности, при которой индивидуальный интерес имеет безусловное преимущество перед интересами общества»20.

Обязанности собственника в соответствии с принципом социального ограничения права собственности Э. Штейн объясняет следующим образом: «Эта обязанность состоит в том, что употребление собственности одновременно должно служить благу всех. Собственник, таким образом, обязан при употреблении собственности принимать во внимание все общество. Социальная связанность есть следствие принадлежности отдельного лица к обществу и ограничивает собственность тем сильнее, чем больше ее использование происходит в социальной сфере, т. е. вне частной сферы»21. Социально-демагогическая сущность всех этих попыток представить буржуазную собственность не только как право, но еще больше как обязанность, как ограниченную собственность, которая будто бы подчинена интересу всего народа, очевидна. Поэтому не вызывает удивления и тот факт, что концепции «социальной функции» собственности пользовались официальным признанием также в фашистской Германии22.

По мнению буржуазных теоретиков, «социальная функция» частной собственности в современных условиях так называемого правового государства еще более углубляется. Как утверждает Х. — Ю. Фогель, «собственность по своей сущности является социально связанной; такая связанность относится к внутренней структуре этого основного права»23.

В качестве мер, конкретизирующих социальную связанность собственности, рассматриваются, например, территориально-строительное планирование в области земельной собственности, прямые и косвенные вмешательства государства в рамках правового регулирования «экономического порядка», право рабочих и служащих на участие в управлении, особенно в больших промышленных, торговых и других компаниях.

Провозглашение так называемой социальной функции собственности обусловлено вступлением капитализма в высшую стадию его развития — стадию империализма. В условиях монополистического капитализма идея свободного и неограниченного распоряжения собственностью больше не отвечает интересам господствующей буржуазии.

При империализме, особенно на государственно-монополистической фазе его развития, в отличие от капитализма свободной конкуренции индивидуалистический принцип

47

права частной собственности становится препятствием на пути дальнейшей концентрации монополистической собственности. В процессе экспроприации не только мелких, но ■ также средних и даже крупных капиталистов неизбежно обнаруживается закономерность такого вмешательства в право собственности экспроприируемых. Конечно, это вмешательство идет не только со стороны частных монополий, но в еще большей степени, со стороны империалистического государства. Империалистическое государство срастается с монополиями, и в их интересах оно все более включается в хозяйственную жизнь общества.

Право собственности отдельного лица ограничивается различными мерами (налоговыми, плановыми, экспроприационными, условиями субсидирования и т. д.), что служит интересам тех, кто представляет наиболее значительную экономическую и политическую силу в империалистическом государстве, т. е. интересам самых могущественных монополий либо государственно-монополистической системы как целого. Интересам правящих кругов не противоречат в конечном счете и такие явления, как право рабочих и служащих на участие в управлении в его нынешней форме.

Таковы истинные причины, побуждающие монополистическую буржуазию и состоящую у нее на службе юриспруденцию провозглашать идею «социальной функции» собственности, согласно которой частная собственность больше не является источником эксплуатации, а служит будто бы «интересам всего общества».

Упомянутые утверждения буржуазных теоретиков совершенно необоснованны. Концепция «социальной связанности» представляет собой всего лишь одностороннюю интерпретацию внешних явлений, внутренняя сущность которых характеризуется изменениями форм собственности и многообразным вмешательством государства в сферу права частной собственности в условиях государственно-монополистического капитализма. В действительности же эти явления ничего не меняют в сущности и характере права частной собственности, которая и в новых условиях реализуется в интересах капиталистических собственников как присвоение неоплаченного наемного труда.

Социально-экономическая действительность современного капитализма отражается в буржуазных, представлениях о собственности с разной интенсивностью и различным, порой противоречивым, образом, что связано в основном с

48

противоречиями интересов отдельных группировок внутри самой буржуазии.

Буржуазное правоведение в эпоху империализма постепенно и неравномерно отходит от того понятия собственности, которое в его вещно-правовой форме полностью господствовало в период домонополистического капитализма. Это утверждение может быть проиллюстрировано отдельными понятиями собственности, которые выдвинуты буржуазными теориями гражданского, конституционного и хозяйственного права.

Буржуазная наука гражданского права трактует право собственности как отношение людей к вещам, которое по своему содержанию характеризуется рядом правомочий собственника. Согласно Ф. Бауру, собственность есть не что иное, как «наиболее всеохватывающее право господства над вещью, какое допускает правопорядок»24. К. Ларенц характеризует содержание права собственности как полномочие собственника «владеть вещью, перерабатывать ее, пользоваться ею или употребить ее или же отказаться от своей собственности, отдать свое право собственности либо передать его кому-либо другому»25.

Эти концепции по своим формулировкам очень сходны или даже идентичны с тем понятием собственности, которое было сформулировано еще в прошлом столетии наукой гражданского права и законодательством. Так, О. Гирке характеризовал собственность как «совокупность всех возможных прав господства над вещью»26. Согласно § 903 Гражданского кодекса Германии (1896 г.), собственник вещи может «поступать с вещью по своему желанию, исключать вмешательство других лиц, поскольку это не противоречит закону или правам третьих лиц».

Тем не менее современные концепции изменяют понятие собственности как по содержанию, так и по объему. Изменения понятия собственности обнаруживаются как в правовой теории, в законодательстве, так и в практике, стремящихся приспособиться к новым условиям. Буржуазная правовая наука утверждает, что и те отношения, которые охватываются гражданско-правовым понятием собственности согласно ст. 14 Основного закона ФРГ, являются.«социально связанными»27. Вместе с тем утверждают, что и это понятие больше не имеет всеобщего значения, а действительно только для сферы гражданского права, только для отношений между собственниками и частными лицами28. Кроме того, существует точка зрения (и это особенно важно для нашего исследования), что сфера применимости

49

гражданско-правового понятия собственности не охватывает промышленность и торговлю.

Действительно, понимание собственности как почти неограниченного «правового господства над вещью» более не соответствует потребностям буржуазии в эпоху монополистического и государственно-монополистического капитализма, и особенно в области промышленности и торговли. Старое понятие собственности оказывается неподходящим для того, чтобы охватить новые отношения в промышленности и торговле, так как именно в этой области все шире распространяются новые формы собственности, в которых теперь главным образом совершается процесс капиталистического присвоения, — собственность акционерных и иных обществ, объединяющих капиталы. Поэтому буржуазная правовая теория ищет новое, «расширенное» понятие собственности, которое должно, с одной стороны, учитывать распределение полномочий собственников в таких объединениях капиталов, а с другой — распространить понятие объектов права собственности на так называемую propriete commerciale (торговую собственность), которая не обладает явным вещным характером.

Ведущий представитель новой концепции собственности В. Фридман рассматривает «изменение» в буржуазном понятии собственности как следствие развития индустрии и торговли. По его мнению, в обществе, преобразованном современной индустрией и торговлей, «собственность — это не отношение исключительного господства одного индивидуума или корпорации над вещью либо даже над рядом «квазивещей».., а скорее собирательное название для целого комплекса правомочий, функций, ожиданий и обязанностей… В таком обществе «разделение труда» происходит в виде «структурирования собственности». Права пользования, земельные сервитута, рентные обязательства, ипотеки и притязания вырастают из расщепления права собственности. Эти «частичные» права собственности должны быть включены в определение собственности не только потому, что они представляют собой часть ее общей функции, но также и потому, что они защищены от вмешательства третьих лиц и предоставляют своим обладателям ту же самую власть, как и полное право собственности»29. В первоначальном виде подобные рассуждения о собственности развивал еще в тридцатые годы реакционный датский правовед Ф. Виндинг-Крузе, известный как фанатичный противник социализма и всякого прогресса. Он расширял перечень обычных правомочий собственника, включая в него

50

дополнительное право сделать из объекта своей собственности «основу» (т. е. обеспечение) кредита30.

А. Берле, теоретик американского крупного капитала, тоже высказывает мнение, что понятие собственности следует расширить. Соответственно он определяет собственность как «отношение индивидуумов (или их групп) и материальных или нематериальных вещей (римское право называет их «res», и, согласно гражданскому закону, они все еще так и называются). Нужно более широко толковать слово «вещь». Это и нематериальные вещи точно так же, как и материальные»31.

Несмотря на определенное различие, все эти рассуждения имеют общий знаменатель: все они толкуют собственность как отношение людей к материальным и нематериальным вещам, как совокупность более или менее абстрактных правомочий собственника.

Разумеется, марксистская наука не отрицает, что собственность в правовом смысле имеет свой предметный субстрат и что для содержания права собственности характерны определенные правомочия. Но это лишь вторичная сторона проблемы собственности, и никоим образом нельзя при изучении сущности собственности удовлетвориться только ею. Буржуазная же правовая наука, исследуя собственность, остается на поверхности этого явления и совершенно упускает изучение его экономического содержания, которое образует основу правоотношения собственности.

Собственность в правовом смысле — лишь форма экономического процесса присвоения вещей. В качестве урегулированного правом общественного отношения она представляет собой результат экономических отношений, которые посредством права определяют отношение людей к вещам. Приоритет экономических отношений очевиден и в правовых связях.

Буржуазные теоретики не в состоянии прийти к научно обоснованному воззрению на право собственности, так как они не могут ни положить в основу своих исследований системный анализ классовых отношений в капиталистическом обществе и капиталистического способа производства, ни исходить из того, что присвоение средств производства и продуктов труда при этом строе осуществляется в узкоклассовом интересе капиталистов и что трудящиеся классы отстранены от присвоения.

Что же касается конструкций «расширенного» понятия права собственности, то очевидно, что они служат исключительно интересам финансового капитала. Введение

51

propriété commerciale (торговой собственности) в понятие собственности отвечает интересу финансовой олигархии, потому что таким способом правоотношения, посредством которых главным образом протекает движение финансового капитала, приобретают характер отношений собственности. Эти правоотношения, которые в противном случае оставались бы преимущественно обязательственными и не имели бы характера правоотношений собственности, так получают наивысшую возможную степень правовой охраны. Тем самым за финансовым капиталистом через предоставленные ему правомочия юридически закрепляется такая же: позиция, какую имеют капиталистические собственники средств производства. Кроме того, имеет значение и то обстоятельство, что в форме «коммерциализации» права собственности и так называемого возникновения новых правомочий собственности буржуазным теоретикам предоставляется возможность еще дальше запутывать проблематику собственности, особенно вуалировать классовую сущность капиталистической частной собственности.

Утверждения о том, что в области промышленного и торгового предпринимательства правомочия собственника подразделяются на две или несколько относительно самостоятельных частей, служат буржуазной правовой науке в качестве основы для построения различных теоретических конструкций с далеко идущими общественными последствиями. По логике буржуазной правовой мысли дело выглядит так, будто та часть правомочий собственника, которая связана с материальными предметами (средствами производства) на предприятии, принадлежит управляющему, директору, а часть правомочий собственника, связанная с квазивещами (акциями), находится в руках других субъектов, которые вложили свои финансовые средства. Отсюда недалеко до утверждения, что управляющий и директор предприятия выполняют основополагающие полномочия собственника, что капиталистические собственники тем самым уже отстранены от собственности на средства производства, что значение собственности падает и т. п. Из этого следует, что для буржуазных концепций собственности, характерных для теорий менеджмента, «регулируемого капитализма» и т. д., теоретическим отправным пунктом служит именно «расширенное» понимание собственности, которое дает возможность создавать чуждые действительности умозрительные конструкции. Подобные представления буржуазных теоретиков дают лишь искаженную картину происходящих в капиталистической эко-

52

номике объективных процессов, которые обусловлены отделением финансового капитала от функционирующего производственного капитала. Начало этого процесса вскрыл и проанализировал еще К. Маркс.

В ненаучности взглядов буржуазных теоретиков на собственность ничего, по сути, не меняют и попытки доказать, что они тоже понимают собственность как общественное отношение, в рамках которого косвенно возникают связи собственника с другими людьми. Исходя из этого, Берле полагает, что сущность собственности согласно правовым, нормам состоит в способности собственника исключать вмешательство кого бы то ни было, кроме себя самого, в осуществление прав собственности, пользования или контроля32.

Ларенц в свою очередь видит в законодательно установленной способности собственника исключать возможность, вмешательства любого лица в его право собственности определенное «негативное» правомочие собственника по отношению к другим лицам в противоположность его «позитивным» правомочиям, которые относятся к вещам: «В этой «негативной» стороне, или исключительной функции собственности, находит свое выражение то, что правоотношение собственника—это отношение не только к вещи, но и к другим лицам, как и любое правовое отношение»33.

Отсюда становится понятно, как названные авторы конструируют место и характер этих «правоотношений» собственности. По их представлениям, преимущество имеют все же отношения человека к вещи. На такой основе и вследствие правового регулирования собственности только и возникают отношения собственника к другим лицам. Очевидно, что такой «глубокий анализ» еще одной стороны права собственности ни на шаг не приближает исследование к выяснению сущности собственности. Подобные «исследования» и впредь обречены путаться в идеалистических представлениях. Уже употребленная Берле формулировка «исключать вмешательство кого бы то ни было, кроме себя самого, в осуществление права собственности» позволяет признать, что буржуазные теоретики рассматривают отношение собственника к другим лицам как вторичное и производное, потому что решающим, по их мнению, является отношение собственника к вещам, что, разумеется, совершенно ничего не объясняет. К тому же исключение других лиц из осуществления права собственности рассматриваете» лишь как результат правового регулирования и уже существующего правоотношения собственности.

53

Отношения собственника к третьим лицам как часть правоотношения являются одновременно и составной частью надстройки. Это значит, что они сами — вторичный элемент. Первичными и определяющими служат совсем другие отношения, а именно урегулированные правом материальные отношения собственности, в которые люди вступают при присвоении средств производства и продуктов труда.

К специфической проблематике относится понятие собственности в конституционно-правовом смысле. Оно развивается буржуазными специалистами по конституционному праву в аспекте так называемых гарантий собственности (см. ст. 14, ч. 1, конституции ФРГ) для отношений между собственником и государством34. В этом смысле конституционно-правовое понятие собственности толкуют намного шире, чем гражданско-правовое. Так, Т. Маунц, Г. Дюринг и Р. Герцог понимают под собственностью «совокупность имеющих имущественное значение частных прав: не только так называемые вещные права, включая владение, но и права на нематериальные блага, права присвоения, членские права (акции) и иные права, связанные с участием в различных обществах*, личные (обязательственные) требования, в особенности права имущественного найма и аренды»35. Некоторые буржуазные теоретики (Штейн, Хессё, Дюринг и др.) распространяют это понятие еще на отдельные, так называемые публично-правовые притязания36. Таким образом, конституционно-правовая концепция собственности еще больше, чем цивилистические воззрения, отдаляется от ее социально-экономической основы. Данная концепция охватывает и такие права, которые явно не относятся к содержанию права собственности. Хотя с научной точки зрения конституционно-правовая концепция собственности несостоятельна, она выполняет специфическую функцию апологетического характера. Назначение этой конструкции становится ясным из того обоснования, которое ей дается буржуазными теоретиками. П. Бадура, например, заявляет, что вещная собственность или равнозначные ей частноправовые титулы в «социальном правовом государстве» больше не служат основой, на которой утверждается индивидуальное бытие, и что роль такой основы перешла к трудовому доходу либо к другим аналогичным социально-правовым титулам37. Вот почему на такие права якобы следует распространить понятие собственности.

* Имеются в виду различные акционерные и иные общества, компании, кооперативы и т. п.

54

Этим и ему подобными утверждениями преследуются две главные цели. С одной стороны, усилить иллюзию, будто бы в наше время вещная собственность не обеспечивает индивидуального существования никому (в том числе даже капиталистам), что раньше было всеобщим правилом (как будто в предшествующие периоды истории капитализма существование большинства людей покоилось на обладании вещной собственностью). С другой — убедить наемных работников, что и они тоже являются собственниками. Так хотят еще больше завуалировать и исказить классовые противоречия, содержащиеся в действительных отношениях собственности.

Буржуазные теоретики хозяйственного права критикуют недостаточность «цивилистического и конституционно-правового» понятий собственности и предлагают свое собственное-«хозяйственно-правовое», которое должно установиться как в производственной, так и вообще в хозяйственной сфере. Чтобы придать этому видимость объективности и научности, они становятся на позицию критики цивилистического и конституционно-правового понятия собственности, утверждая, что оба эти понятия перестают действовать в производственной и хозяйственной сферах, что недостатки обоих понятий преодолеваются именно тем понятием собственности, определение которого разработано ими. Казалось бы, это утверждение позволяет ожидать, что защитники буржуазного хозяйственного права, которые могли бы сослаться на большую близость к экономике, нежели теоретики других отраслей права, в большей мере перенесут свое исследование в область экономических отношений, где нужно искать также сущность права собственности. Несмотря на это предположение, мы обнаруживаем, что и теоретики хозяйственного права, если проанализировать их рассуждения, а особенно их выводы, остаются далекими от научного объяснения категории собственности и права собственности.

Современные хозяйственно-правовые воззрения на собственность связаны с прежними конструкциями, которые развивались еще при возникновении империалистического хозяйственного права в качестве самостоятельной отрасли права. Империалистическая хозяйственно-правовая доктрина была создана и распространена в двадцатые годы особенно в Германии. Она отражала прежде всего изменившуюся роль государства по отношению к экономике в период перехода к государственно-монополистическому капитализму. С помощью хозяйственного права, по мысли его

55

духовных отцов38, должен был быть преодолен дуализм публичного и частного права. Хозяйственное право должно было охватить все нормы, относящиеся к экономике, без оглядки на традиционное деление их на частноправовые и публично-правовые39.

В условиях возрастающего вмешательства империалистического государства в экономику, с одной стороны, и массового превращения индивидуальных форм собственности в коллективные формы со сложными внутренними правоотношениями (акционерные общества и иные объединения капиталов) — с другой, простая буржуазная конструкция частной собственности больше не удовлетворяла таким требованиям. По этой причине империалистическая доктрина хозяйственного права пыталась объяснить сущность права собственности на новый лад. Она сконцентрировала свое внимание преимущественно на функциях права собственности, чем только еще больше способствовала вуалированию истинного содержания отношений собственности. В этой связи Ю. В. Гедеман говорит о размывании старого понятия собственности, содержащегося в гражданском кодексе Германии (BGB). По его мнению, акценты в проблематике собственности смещаются от статики собственности к ее динамике, от «спокойного обладания» объектом собственности к его хозяйственному использованию. Он определяет собственность как «комплекс меняющихся правомочий» и как «комплекс функций»40.

Это понимание собственности в принципе поддерживают (хотя и в различных вариантах) современные империалистические теоретики хозяйственного права.

Ф. Риттнер, один из ведущих представителей науки хозяйственного права ФРГ, определяет хозяйственно-правовое понятие собственности следующим образом: «Хозяйственно-правовое понятие собственности подразумевает весь строй частно-правовых отношений в той мере,, в какой он распространяется на предприятие. Оно, таким образом, по своему предмету далеко выходит за рамки гражданско-правового понятия собственности; оно, в отличие от конституционно-правового понятия собственности, охватывает собственность прежде всего не как объект охраны, а как часть целостного порядка общественных отношений. В этом смысле всегда говорят о собственности марксисты». И в. качестве «эксперта» по марксистской теории он излагает ядро революционного учения марксизма-ленинизма таким образом: добиваясь упразднения частной собственности, марксисты стремятся не только к ликвидации собственности в

56

вещно-правовом смысле, но хотят упразднить «всю систему экономики, основанную на частноправовом хозяйственном обороте, и компетенцию субъектов права, существующую в этой системе». Его понимание собственности, как он сам утверждает в дальнейшем изложении, должно отклонить марксистскую альтернативу, потому что именно это понимание показывает, какую «существенную общехозяйственную функцию в социальном правовом государстве имеет собственность»41.

По поводу этого, как и всех других сходных рассуждений, стоит прежде всего заметить, что даже сама мысль сконструировать еще какое-либо, теперь уже третье, «хозяйственно-правовое понятие собственности» совершенно абсурдна. Ведь речь здесь может идти только о выработке всеобщего понятия собственности, о праве собственности, определенной, исторически данной социально-экономической формации либо о характеристике видов, или форм собственности, существующих в конкретной общественной формации. Если речь идет об определении понятия права частной собственности (что, очевидно, и является намерением буржуазных теоретиков), тогда нужно анализировать структуру капиталистических отношений собственности и на этой базе выводить в обобщенной форме научно обоснованное определение права частной собственности. Если бы речь шла о приближении к действительности (чего едва ли следует ожидать от буржуазных теоретиков), то следовало бы в любом случае прийти к определению понятия права собственности, единому для гражданского, конституционного или хозяйственного права.

Даже только с этой точки зрения взгляды буржуазных теоретиков хозяйственного права, которые рассуждают об определении «хозяйственно-правового понятия» собственности, можно расценить лишь как попытку внести еще большую путаницу в проблематику собственности, которая для господствующей буржуазии становится все более роковой. В то же время это выражение полной безвыходности положения буржуазной правовой науки.

Взгляд на частную собственность как на «элемент общественного порядка, основанного на частной автономии, который сам покоится на свободе и равенстве всех людей как субъектов права»42, показывает, что буржуазное хозяйственное право не способно к глубокому научному анализу проблематики собственности. Оно ни слова не говорит о том, что основой частноправового порядка являются капиталистические экономические отношения собственности,

57

которые покоятся на присвоении результатов чужого неоплаченного труда. Выход из такой дилеммы буржуазное хозяйственное право не находит и с помощью ссылки на его «общесоциальные функции в правовом государстве»43. Именно этот уход от вопроса о внутреннем содержании и сущности собственности, именно его подмена вопросом о функциях собственности представляют собою способ уйти от решения проблемы. При оценке функций собственности с позиций буржуазной правовой мысли дело сводится к поверхностному и частично искаженному описанию внешних сторон функционирования капиталистической системы. В этом смысле функциями частной собственности именуют: обеспечение распределения власти и децентрализацию в обществе и экономике; гарантирование равенства и свободы, самостоятельной ответственности и самостоятельного развития личности и др.

С первого взгляда очевидно, что речь идет об искусственном построении и что действительные функции частной собственности совсем другие. Реальное функционирование частной собственности на средства производства ведет к дальнейшей концентрации и централизации капитала и тем самым к экономической и — производной от нее — политической власти численно все уменьшающегося слоя монополистов; зато большинство населения и близко не допускается к собственности на средства производства. Этот процесс в современном капитализме достиг огромных масштабов44. Влияние частной собственности пронизывает все сферы общественной и хозяйственной жизни, включая, правопорядок. Вследствие этого такие категории, как свобода, равенство, самостоятельное развитие и т. п., остаются лишь на бумаге для большинства населения, которое не принадлежит к субъектам частной собственности на средства производства. Это — прямой результат осуществления на практике принципа частной собственности.

Что же касается интерпретации Риттнером марксистского учения о собственности, то здесь налицо его упрощение и искажение. Марксистское учение исходит из глубокого научного анализа отношений капиталистического производства и приводит к выводу, что единственный путь к решению основного противоречия капиталистического общества проходит через революционное упразднение частной собственности на средства производства. Толкование Риттнера, согласно которому марксизм требует ликвидации «всей системы хозяйства, основанной на частноправовом обороте», не соответствует марксистскому требованию уп-

58

разднения капиталистической частной собственности. Эта марксистское требование имеет гораздо более глубокий смысл. Как уже говорилось, марксистское учение содержит четкое объяснение прежде всего экономических причин и целей, которые ведут к упразднению капиталистической частной собственности. Весь капиталистический способ производства, буржуазные производственные отношения, основой которых служат капиталистические отношения собственности, должны быть упразднены. Только так нужно понимать это марксистское требование. От буржуазной науки нельзя ожидать, чтобы она четко и ясно высказалась о том, что именно хотят отменить марксисты, о чем они при этом ведут речь и какие для этого имеются причины. В таком случае буржуазной науке пришлось бы показать внутреннюю сущность капиталистической собственности, чего она ни в коем случае не хочет. В этом причина извращения смысла марксистского учения о собственности буржуазными учеными.

Точно так же не приходят к действительно научному воззрению на собственность и те буржуазные теоретики, которые хотя и обращаются к социально-экономической стороне проблемы собственности, но не к ее основополагающим сторонам, а к второстепенным аспектам процесса присвоения средств производства и продуктов труда.

Так, например, Б. А. Подлех различает два порядка отношений собственности в современном капиталистическом обществе — нормативный и фактический; Нормативным порядком, в соответствии с господствующей до сих пор буржуазной теоретической схемой, он называет регулирование правового положения собственника, т. е. приобретения, содержания и защиты прав собственности. Фактический же порядок, по его мнению, «определяется фактическим распределением позиций, характерных для собственников (Eigentumerpositionen), среди членов общества, а в особенности среди многочисленного слоя хозяйствующих субъектов45. Иначе говоря, фактический порядок отношений собственности состоит в распределении собственности среди членов общества. Структура собственности в современном капиталистическом обществе (как и в любом другом обществе) в самом деле характеризуется определенным фактическим состоянием разделения имущества, общественного богатства, а также правовых титулов собственности.

В капиталистическом обществе это — состояние неравномерного распределения имущества. Данное явление на-

59

столько бросается в глаза, что даже буржуазные теоретики не могут о нем не упомянуть. Несомненно, неравномерное разделение имущества связано с частной собственностью на средства производства; в нем тоже проявляется действительный порядок отношений собственности капиталистического общества.

Буржуазные теоретики не дают ответа на вопрос о причинах столь неравномерного распределения богатства, но причины этого давно объяснила марксистская наука. Она доказала, что разделение имущества (общественного продукта) в капиталистическом — как и. в любом другом — обществе прямо вытекает из существующих производственных отношений, а главным образом из отношений собственности на средства производства. Разделение имущества в капиталистическом обществе — прямое и неизбежное следствие капиталистического способа производства, который основывается на капиталистической частной собственности. Эту связь между производством и распределением Ф. Энгельс четко сформулировал в «Анти-Дюринге»: «От способа производства и обмена исторически определенного общества и от исторических предпосылок этого общества зависит и способ распределения продуктов»46.

До тех пор пока буржуазная наука обсуждает вопрос о распределении как самостоятельный, или первичный, т. е. независимый от производственных отношений. и способа производства, она не сможет прийти к научно обоснованным выводам. В сущности, это относится и к взглядам Подлеха, исследующего фактическое распределение только в свете правовых форм собственности, вне связи с производством и производственными отношениями. Подлех изображает вторичное экономическое отношение распределения как правовое явление, тогда как в действительности и распределение, и правовые формы собственности обусловлены первичным экономическим отношением собственности на средства производства.

Именно такой способ анализа проблем собственности буржуазная теория может себе позволить, потому что тем самым она получает возможность обойти молчанием основное противоречие капиталистического общества, представляющее собой результат экономических отношений собственности. Поэтому в буржуазной правовой и: экономической науке критика «несправедливого распределения» имущества становится общераспространенной. На основе этой критики конструируются многочисленные предложения о реформах, которые рекламируются как «надежные средст-

60

ва» ликвидации «несправедливого распределения» имущества. Так как все подобные предложения имеют тот же самый теоретический исходный пункт, ни одно из них не содержит требования о каком-либо изменении способа производства и производственных отношений, прежде всего отношений собственности.

Абстрактный характер буржуазного правового регулирования отношений собственности, как и некоторые другие его особенности, способствует затушевыванию социально—экономических различий между капиталистической собственностью на средства производства и собственностью рабочего на предметы потребления. Соответственно и буржуазно-правовая наука ФРГ придерживается недифференцированного абстрактного понятия собственности, ссылаясь на регулирование отношений права собственности в конституции и гражданском кодексе ФРГ. Так, П. Бадура полагает, что конституция ФРГ однозначно обеспечивает права собственности и что «ни социальное положение собственника, ни общественная значимость какого-либо отдельного вида собственности… не влияют на вещную сферу действия гарантий собственности»47. Аналогичную точку зрения высказывает и В. Лейснер48.

Согласно такому взгляду, не имеет значения, идет ли речь о собственности капиталиста на промышленное предприятие или о собственности рабочего на холодильник, радиоприемник, телевизор и т. п.

Буржуазная правовая наука не может вскрыть эти различия, ибо они затушеваны товарным фетишизмом ее воззрения на собственность, из-за которого определенное общественное отношение, а именно отношение между людьми, в ее. глазах принимает, по словам К. Маркса, «фантастическую форму отношения между вещами»49. Поэтому буржуазные теоретики видят только вещи и правомочия собственника, но не общественные отношения в процессе производства, в котором используются эти вещи.

Иногда встречающееся в буржуазной литературе различение между отдельными так называемыми видами собственности (например, собственностью на производственные предприятия, на землю) не выходит за эти рамки; оно не может вырваться из оков вещного фетишизма. Такое различение выводится главным образом из природных свойств вещей либо из количественных критериев (мелкая или крупная собственность) и не проникает в суть явления и поэтому, имеет чисто символическое, гипотетическое и терминологическое значение.

61

Напротив, марксистско-ленинское учение рассматривает характер вещи не как природное свойство ее самой, а как следствие общественно-экономических отношений производства и распределения. Например, применение средств производства в соединении с наемным трудом дает возможность капиталисту присваивать в процессе производства прибавочную стоимость и тем самым эксплуатировать чужой неоплаченный труд. В отличие от этого использование таких же средств производства ремесленников ведется в принципе тем же самым техническим способом, что и на крупном предприятии, однако без применения чужой рабочей силы и, следовательно, без эксплуатации.

Классики марксизма различали собственность на средства производства и собственность на предметы потребления, основываясь на анализе экономической структуры процесса присвоения, в котором производству всегда принадлежит примат перед потреблением. Это различие имеет принципиальное значение для решения вопросов собственности.

Как уже было упомянуто, буржуазное правоведение и законодательство принципиально понимают всю собственность вообще как частную собственность. Этот аспект правовой теории, и законодательства капиталистического общества вовсе не так уж незначителен, как может показаться на первый взгляд. Он приобретает особо важное идеологическое значение как раз в современной политической ситуации, отличающейся острой идеологической борьбой между силами социализма и капитализма.

Именно конструкцию единой частной собственности буржуазные идеологи пытаются использовать как аргумент, который должен вызвать у трудящихся капиталистических стран страх перед социалистической революцией. Так, они заявляют, будто социалистическая революция разрушит частную собственность как таковую, что означало бы, следовательно, посягательство и на неэксплуататорскую мелкую собственность. «Любой удар, — утверждает Лейснер, — против одного вида собственности наносится, в сущности всем собственникам, обесценивает всю собственность: никто из самых мелких собственников не может знать, когда придет его черед, что, как правило, неизбежно»50.

Таким способом с помощью конструкции единственной и единой частной собственности хотят отвратить трудящиеся массы от стоящей в повестке дня социалистической революции, дискредитировать рабочее движение и создать видимость, будто коммунисты — противники любой собствен-

62

ности, что должно ослабить борьбу трудящихся против капиталистической собственности. Используют при этом и недостаточную осведомленность части населения капиталистических стран о фактическом ходе строительства нового общества в социалистических странах.

Для подобных рассуждений нет оснований ни в учении марксизма-ленинизма, ни в практике строительства социализма. Ни в одном произведении классиков марксизма-ленинизма не выдвигается требование ликвидации всякой собственности, нажитой в условиях капиталистического общества; речь всегда идет только о капиталистической частной собственности на средства производства: «Уничтожение ранее существовавших отношений собственности не является чем-то присущим исключительно коммунизму…

Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности»51.

Руководствуясь этими положениями, компартии капиталистических стран выдвигают четкую программу борьбы за далеко идущие социально-экономические преобразования, имеющие все большую притягательную силу для трудящихся.

Коммунисты часто объясняли, что они не против всякой собственности, что следует уважать мелкую собственность, являющуюся результатом труда и сбережений. Коммунисты выступают только против капиталистической собственности. Это капитализм лишает крестьянина поля, а мелкого торговца — его лавки. Это капитализм разоряет мелкого и среднего промышленника, который не в состоянии выдерживать конкуренцию монополий. Это капитализм повинен в войнах, экономических кризисах, безработице, эксплуатации трудящихся, экспроприации и разорении средних классов. Для ведения организованного хозяйства нужно обобществить только собственность на основные средства производства52.

Марксизм установил (и в социалистических странах это положение становится действительностью), что на основе социалистической собственности на средства производства возникает качественно новый вид индивидуальной по своему характеру, личной потребительной собственности. При социализме эта личная собственность имеет перспективы дальнейшего роста и развития53.

Буржуазное правоведение внеисторически подходит к исследованию собственности в том смысле, что оно не признает взаимных связей между развивающимися производи-

63

тельными силами и экономическими отношениями собственности, закрывая себе тем самым путь к пониманию исторических условий возникновения частной собственности, а следовательно, и неизбежности ее ухода с исторической арены. Здесь мы не находим какой-либо существенной разницы между воззрениями нынешних буржуазных теоретиков и их предшественников XIX века.

В качестве примера старых воззрений буржуазной правовой науки приведем известное высказывание реакционного немецкого теоретика Р. Иеринга: «Собственность и право наследования будут существовать всегда, а направленные на их устранение социалистические и коммунистические идеи я считаю тщеславным сумасбродством»54. В энциклике папы Иоанна XXIII «Mater et Magistra» подчеркивается, что право на частную собственность «имеет силу на все времена»55.

В той же мере, в какой нынешняя буржуазная теория признает историческое развитие собственности, она понимает его фактически прежде всего как часть развития правопорядка, как развитие идей вне прямой зависимости от развития производительных сил и производственных отношений как экономической основы права собственности. В этом смысле Э. Штейн (ФРГ) писал: «Собственность зависима от национального правопорядка и подчинена развитию как духовно-историческая действительность»56.

Во внеисторическом воззрении на собственность наиболее отчетливо выражается идеализм буржуазной правовой науки. На место примата материальных отношений ставится примат духа, мысли, идеи. Это означает, что собственность как общественное явление оценивается односторонне, что абсолютизируется ее правовая сторона и что в результате возникает искаженная картина объективной реальности.

Но право, включая и право собственности, не имеет истории, независимой от всего общественного развития57: «Его выведение за пределы всей совокупности общественных взаимоотношений… влечет неизбежно утрату возможности понять суть объекта исследования»58.

О сущности философского идеализма В. И. Ленин писал: «… с точки зрения диалектического материализма философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное (iberschwengliches (Dietzgen) развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествленный»

64

 Идеалистический подход к объективной реальности не позволяет познать ни причину данного общественного явления, ни того, что лежит в основе его изменений. Нежелание проникнуть в сущность общественных процессов и выделение только одной стороны собственности носит явно апологетический характер. Такой подход служит защите собственности монополий на средства производства в интересах класса буржуазии, которая не хочет понять, что назрел момент ее ухода с исторической сцены59.

65