§ 3. Структура виновного умысла

Основной концептуальный водораздел пролегает между виновным риском (риском по неосторожности — неосознанным и осознан­ным) и виновным умыслом. Первый проявляется исключительно в объективно рискованном действии. Отличительной же чертой умысла является то, что он может существовать как независимо от действия и предшествовать ему, так и в момент действия. В этом состоит разница между намерением убить Майкла завтра и умыш­ленным убийством Майкла. Один человек может накапливать намерения, обдумывая их, даже отказываться от них или менять их до того, как им причинен вред. Ничто из перечисленного неприменимо к рискованному поведению. Риск, оцениваемый после совершенного деяния, существует в реальной действитель­ности, а не просто в воображении деятеля.

То простое обстоятельство, что намерения могут существовать независимо от действий, склоняет некоторых людей к тому, чтобы представить себе проявление умышленного преступления следую­щим образом: сначала возникает умысел (только в его внутреннем выражении), затем происходит действие (внешнее выражение умысла). На переходе созревания умысла к умышленно исполнен­ному действию суть умысла, очевидно, должна оставаться такой же. Внутреннее психическое состояние, сложившееся до соверше­ния действия, сопровождает его и накладывается на него, придавая ему особое качество — качество преступного деяния.

Такое проявление преступного действия едва ли совместимо со случаями преступлений, совершенных при неосознанной и осо­знанной неосторожности, но как правдоподобное толкование умышленного преступления оно прочно укоренилось в теории уголовного права. Оно связано с одним из основных принципов уголовной ответственности, по которому требуется наличие един­ства умысла и действия. Если сегодня у меня есть намерение украсть конкретную книгу, а завтра я прихватываю ее по ошибке, это не значит, что я краду книгу. У меня должно быть намерение украсть в тот самый момент, когда я выхожу с книгой. Можно вспомнить сцену из фильма «От девяти до пяти» о секретарше, которая вынашивала мысль об убийстве своего босса. Готовя ему кофе, она по ошибке кладет в чашку вещество, которое оказыва­ется ядом. Может, у нее где-то глубоко в подсознании и зрел некий план и даже подсознательное желание убить его. Значение имеет

310

Глаза VII. Умысел и неосторожность

§ 3. Структура виновного умысла

311

не предшествование намерения, не его вызревание в подсознании, а вопрос о том, умышленно ли деятель лишил книги ее собствен­ника, или вопрос о том, умышленно ли секретарша предлагала шефу выпить яд.

Особенность умышленного действия состоит в умысле, кото­рый может существовать до совершения самого действия, и это ведет к тому, что нереализованные намерения могут стать для многих преступлений отягчающими обстоятельствами при назна­чении наказания по американскому праву. Неосуществленное намерение убить кого-то отличает простое нападение от нападения с оконченным убийством. Намерение совершить фелонию отлича­ет простой состав — мисдиминор как более мелкое нарушение закона (владение оружием без разрешения) от более серьезного состава — фелонии (владение оружием без разрешения с намере­нием совершить преступление). Имеющийся в общем праве состав берглари был, пожалуй, первым, в котором использовалась имен­но эта конструкция. Во всех этих случаях умысел не был реали­зован: он был просто планом, сопровождавшим первоначальные действия (нападение, владение оружием, проникновение в поме­щение).

Есть очевидные и сложные случаи умышленного поведения. Очевидные случаи — это те, в которых деятель осознает свои преступные намерения. Освальд несколько раз стреляет в прези­дента США Джона Кеннеди с целью его убить. Освальд его убивает, и это относится к первому случаю. В статье 2.02 (2) (а) Примерного уголовного кодекса, в которой используется слово «с целью», означающее «намеренно», говорится, что «лицо действует с целью в отношении... результата (своего поведения), если это его сознательная цель... причинить такой результат». Сознательно поставленной целью Освальда было убить Кеннеди, и это ясно.

Но губернатор штата Техас Коннели сидит рядом с президен­том. Один из выстрелов поражает его и тяжело ранит. Вопрос: должен ли Освальд отвечать за пренебрежение риском в отноше­нии Коннели или даже, более того, должен ли он отвечать за умышленное причинение телесных повреждений? В рамках стро­гого определения умысла как сознательного действия с целью i получения результата Освальд не намеревался убивать Коннели. Но общее право по давней традиции придерживается более широ­кого толкования умысла с включением в него случаев так называ-

емых косвенных намерений (косвенного умысла). Косвенный умысел охватывает те побочные эффекты, которые неизбежны или по крайней мере весьма вероятны. Примерный уголовный кодекс в этом плане проводит различие между причинением вреда с заведомым знанием о нем и с целью его причинения. Действия, совершаемые «с целью», ограничены наличием сознательного стремления получить результат. Заведомое знание, например при причинении смерти, состоит в том, что деятель «практически уверен», что его действия к этому приведут (ст. 2.02 (2) (Ь).

Трудно сказать, был ли Освальд «практически уверен», что его выстрелы по Кеннеди заденут и ранят Коннели или кого-то другого из рядом стоящих людей. Конечно, если бы Кеннеди стоял сзади Коннели, тогда ранение этих двоих было бы ожидаемым следствием выстрелов. Термин «практически уверен» слишком нечеток, чтобы использоваться как надежный в более сложных случаях.

Вообразим себе спектр разных ситуаций: Коннели, стоящий перед Кеннеди или позади него, до расположения на переднем сиденье того же автомобиля или автомобиля, следующего за первым, или же Коннели, наблюдающий за процессией с вертоле­та. По мере рассмотрения этих вариантов вероятность ранения Коннели уменьшается. Также уменьшается и положение о «прак­тической уверенности» применительно к Освальду. В какой-то точке спектра вариантов ранение Коннели уже перестает быть заведомым результатом, и его придется квалифицировать как результат осознанной неосторожности (recklessness). А если бы Коннели получил ранение, находясь в вертолете, то его уже пришлось бы квалифицировать вне пределов даже неосознанной неосторожности (negligence), просто как случай.

Подход к снижению степени вины на основании степени веро­ятности и обязательности предвидения деятелем последствий свое­го деяния является чисто умозрительным. Альтернативным под­ходом к рассмотрению умышленного и неосторожного поведения является оценка внутреннего состояния и эмоционального отно­шения деятеля к последствиям своего поведения. Хотел или намеревался ли Освальд ранить Кеннеди и Коннели? В праве Германии выделяются понятия Wissen und Wollen (предвидение и желание) как основные элементы умышленного причинения вреда.

312

Глава VII. Умысел и неосторожность

§ 4. Мотив и ответственность

313

Как уже отмечалось, и по российскому уголовному праву предвидение и желание входят в необходимые элементы умыс­ла, но второе (желание) является атрибутом не всякого, а лишь прямого умысла (элемент желания отсутствует в кос­венном умысле).

С желанием Освальда убить Кеннеди все ясно, но как быть с ранением Коннели? По немецкому праву при ответе на этот вопрос категория умысла трактуется широко с включением в него поло­жений, когда лицо намеренно допускает наступление вредных последствий. Можно предположить, что Освальд, не задумываясь, ранил бы или убил Коннели, если бы это было необходимо для убийства Кеннеди. Немецкий суд такой вероятный ход событий квалифицировал бы как dolus eventialis (косвенный, эвентуаль­ный умысел) и поставил бы вопрос о том, «смирился» бы Освальд с побочным последствием1 или же он заранее допускал его воз­можность, включая его в средство достижения цели?

В российском суде этот вопрос рассматривался бы примерно так же.

Таких достаточно слабых рассуждений было бы достаточно для квалификации действий Освальда как умышленного нападения на Коннели. В переводе на язык Примерного уголовного кодекса можно констатировать, что подход с позиций внутреннего отно­шения деятеля, аналогичный стандарту косвенного умысла, при­вел бы к гораздо более четкой квалификации выстрела Освальда, задевшего Коннели, как «заведомое» причинение телесного по­вреждения.

Теория умысла с позиций внутреннего отношения деятеля к последствиям своего поведения ведет к рассмотрению более широ­кого круга умышленных преступлений. Толкование понятий же­лания и намерений деятеля в делах, подобных ранению Коннели, может привести к тому, что чисто умозрительный подход будет неуместен. Это при том, что практические соображения говорят в пользу такого подхода в общем праве2. Трудно судить о том, что

1              Свободный перевод с немецкого «sich mit Rechtsgutverletzung abfinden».

2              В  общем  праве  некоторые  авторы  высказываются  в  пользу  подхода С

позиций внутреннего отношения и намерений деятеля. См.: Holmes О. («Желание»;

как стремление к определенным последствиям, рассматриваемое как существенная

часть умысла). Op. cit. P. 53.

в действительности хочет лицо. Это не тот вопрос, на который легко ответить суду присяжных. И все же вопрос о желании деятеля является весьма важным в решении проблемы «почему умышленное поведение опаснее неосторожного». Ответ может быть таким: в умышленном поведении деятеля, стремящегося достичь желаемый результат, в большей степени присутствует личностный момент. Этот момент выражается в желании (стрем­лении) к определенным последствиям. Использование чисто по­знавательного подхода к решению данной проблемы может быть более упрощенным, но это имеет весьма малое отношение к тому, почему мы считаем, что dolus (преступный умысел) гораздо опаснее, чем culpa (неумышленная вина).

Мне кажется, что при оценке опасности умышленных и неосторожных преступлений необходимо вернуться к тому, что г-н Флетчер называл «моральным аспектом» вины, ее «моральной» теорией, связывая ewiy с упречностью за на­рушение норм уголовного права (в том числе и с учетом немецкой «финальной» теории действия). И различие здесь в степени упречности (а значит, и виновности) вины умыш­ленной и неосторожной. Умышленная вина с ее осознанностью, желанием или сознательным допущением преступного резуль­тата, конечно, заслуживает гораздо большего упрека, чем неосторожная вина, лишенная указанных интеллектуальных и волевых качеств. В этом смысле умышленная вина — это злонамаренная вина, а неосторожная вина — вина невнима­тельности,  отсутствия осторожности,  забывчивости.