1. Понятие чести

§ 6. Вопрос о том, как понималось известным народом то благо человеческой личности, которое мы называем честью, стоит, прежде всего, конечно, в непосредственной связи с понятием личности человека. В ком признавал тот или другой народ человеческую личность, при каких условиях, и в каком виде - вот вопрос, решение которого даст возможность понять и взгляд этого народа на честь; в свою очередь, понятно личности можно выяснить через выяснение взгляда на честь.

О взгляде античного мира па человеческую личность писалось так много, что она представляется уже нам теперь в совершенно ярких красках. Античный греческий и в особенности римский мир в цветущий республиканский период своей истории считал своего полноправного, самодержавного гражданина таким, что с ним не может сравниться никто в истории. Подданный абсолютных монархий среднего и нового периода историй - тип, в котором личность гражданина не существует, и который не был известен Риму республиканскому, тип известный напротив Римской Империи, не может идти, конечно, ни в какое сравнение с римским гражданином. Римский гражданин не может идти в параллель также и с гражданином нынешних республик; властитель orbis terrarum - civis romanus, облеченный majestate populi romani, стоит выше его по своим правам. Но, поднимаясь до внесшей ступени, личность человека с другой стороны терпела в Риме и страшные ограничения. Значением и правами граждан пользовались там далеко не все жители, а только некоторые; большая же часть не имела никаких прав, за ними не признавалась и человеческая личность. Servi и peregrini не пользовались не только гражданскими, но даже и большинством прав общечеловеческих.

Личность человека, как человека, таким образом, мало уважалась римлянами; права, данные человеку природою, признавались далеко не вполне: требовалась санкция их со стороны государства. Существовало мнение, что не столько природа, сколько государство дает человеку права, что государство может их дать, может и не дать.

Новый век ушел далеко от этого взгляда: он признал права личности за человеком потому уже, что он человек; он дал ему все права, связанные с его природою, он заставил само государство уважать их.

Этот взгляд на личность человека привел и к своеобразному римскому взгляду начесть.

То, что мы называем честью, носило у римлян название existimatio. Понятие это объясняет Callistratus следующим образом:

Existimatio est dignitatis illaesae status, legibus ac moribus comprobatus*(8).

Existimatio есть состояние не нарушенного dignitatis.

Прежде всего, здесь, конечно, возникает вопрос: как понимать слово dignitas? Различные писатели представляли несколько попыток разъяснить это выражение*(9).

Так, одни думали, что здесь говорится о том достоинстве, которое нельзя не признать за человеком в сравнении со всеми остальными творениями, как о достоинстве, принадлежащем человеку вообще. Но неверность такого вывода доказывает нам все римское право, слишком мало уважавшее права человека, как такового. С понятием раба и иностранца нигде не соединяется у них понятие dignitas.

Другие думали, что тут идет речь о чести, приобретаемой известною должностью или сословием. Достоинство, соединенное с почетною должностью, действительно носило у римлян название dignitas. Но все дальнейшее изложение параграфа, трактующего о случаях уничтожения этого dignitas, не дает никакого основания полагать, чтобы здесь шла речь о сословной или должностной чести.

Внимательное прочтение всего параграфа убеждает нас, что здесь понимается dignitas как достоинство, принадлежащее римскому гражданину, как таковому. Есть много мест, доказывающих, что римляне понимали слово dignitas и в таком смысле; например, Cic. Or. II. de leg. agrar. 27.

Понятие это здесь, действительно, самое естественное. Достоинство римского гражданина было, как бы соединено с почетною должностью; к нему, поэтому и прилагали тоже название. Подобное объяснение dignitas совершенно согласно и с высказанным нами выше взглядом римлян на своих граждан.

Понимая слово dignitas в только что объясненном значении, мы поймем и взгляд римлян на existimatio. Existimatio будет, следовательно, состояние ненарушенного достоинства, присущего римскому гражданину, как таковому.

Согласно с этим, и все дошедшие до нас памятники говорят ясно об existimatio только как о праве римского гражданина; оно не имело ничего общего с тем человеческим достоинством, которое принадлежит человеку в отличие от других существ; так, мы нигде не видим, чтобы им владели рабы, напротив многое ясно доказывает противное. Потеря свободы всегда ведет за собою потерю existimatio. Existimatio не есть также право свободного человека вообще, так как мы знаем, что им не владели иностранцы, немевшие jus civile, а, равно как и римляне, вынесшие наказание aquae et ignis interdictio.

Характер римского existimatio еще яснее будет для нас, если мы обратим внимание на те способы, посредством которых оно уничтожается. Existimatio теряется с потерею римского гражданства - capitis deminutio maxima, а такое лишение гражданина его прав происходило у римлян не иначе, как через преступление. Existimatio ets dignitatis illaesae status, qui ex delicto nostro auctoritate legum aut minuitur aut consumitur.*(10)

Praesumtio boni viri признается всегда и постоянно за каждым гражданином римской республики; только одни преступления могут уничтожить его. Для того, чтобы лишить римского гражданина его existimatio, надо доказать формально юридически совершение им известного дурного поступка. Callistratus ясно перечисляет способы, как полного уничтожения, так и уменьшения existimatio. Уничтожается existimatio, говорит он,*(11) с наступлением capitis deminutio maxima, т. е. когда кто-нибудь лишается гражданства и свободы, напр., через aquae et ignis interdictio и т. п. Aquae et ignis interdictio было, как известно, одним из уголовных наказаний, налагаемых за преступления; употреблялось оно, как говорит Callistratus, при ссылке и тогда, когда неблагородный наказывался каторжными работами. Уничтожаясь через лишение гражданства, existimatio, совершенно последовательно, уменьшалось параллельно с уменьшением каких-либо гражданских прав. Уменьшается честь, говорит Callistratus,*(12) если, без уничтожения свободы, вытерпливается наказание по отношению к dignitas. Callistratus перечисляет далее те способы, которыми именно поражалось достоинство римского гражданства и уменьшалось параллельно с этим и его existimatio. Случаи эти следующие: если кого-нибудь исключат из состояния декурионов или лишат его права выполнять общественную почетную должность, или если накажут плебея ударами палок или принудительными работами, или вообще, если кто-нибудь придет в такое состояние, которое выставляется в эдикте как причина бесчестия. Эти слова самым ясным образом говорят нам, что existimatio было именно принадлежностью римского гражданства; честь общечеловеческая, бесспорно, не могла унижаться через одно исключение из сословия декурионов, через лишение права быть выбранным в общественные должности и т. п. Все эти случаи уменьшали только права гражданина республики, как такового.

Вот главнейшее отличие чести римской, античной, от чести новейшего времени. Честь римлян связана неразрывно с гражданством; она может принадлежать только тому, кто есть civis romanus, да и этот последний признается за имеющего честь только до тех пор, пока совершает поступки, достойные гражданина; совершение противного ведет к полному лишению его чести. Основанием чести служит, следовательно, не достоинство человека, как такового, а достоинство государства; лицо потому имеет честь, что оно есть гражданин государства; государство есть единственный носитель чести, поэтому одно только государство и может раздавать ее. Честь, как право общечеловеческое, уважается только тогда, когда это угодно будет государству, когда государство признает лицо за своего гражданина и этим дает ему право на existimatio. Existimatio, даваемое государством, государством же и отнималось; достаточно было государству признать лицо в состоянии capitis deminutio maxima, и вся честь его пропадала. Новейшая история не соглашается с этим. Не признавая того, что честь дается лицу исключительно по воле государства, не признает она и права этого последнего уничтожать ее совершенно. Государство, по новейшему взгляду, может уничтожать честь на столько, на сколько оно дает ее человеку, т. е. только так называемую честь особенную и гражданскую; честь же общечеловеческая дается не государством, а поэтому не может быть и отнимаема им. Вследствие этого, в новейшее время наказывают не только за убийство так называемого лишенного чести, но даже признается до некоторой степени наказуемым и нанесенная ему обида. Римское право держится иного взгляда: лицо, лишенное aquae et ignis, могло быть безнаказанно убито всяким; об оскорблении же его чести не могло быть и речи.

Подобное положение дел, само собою, разумеется, было неестественно. Иностранец, приехавший в Рим, никак не мог помириться с тем, что честь его более уже не существует; да и раб, несмотря на то, что на него смотрели как на вещь (servus est res), тем не менее не мог не чувствовать в себе человеческой природы, не мог, хотя и в слабой степени, не требовать уважения своей чести. Мало того, раб своим поведением мог приобрести выгодное мнение о себе и уважение со стороны сограждан, а это становилось, конечно, опять-таки вразрез с взглядом законодательства: лицо, пользовавшееся уважением всех граждан, могло быть, тем не менее, безнаказанно оскорбляемо. Неестественности подобного положения дел не могло не признать и римское право. Это объясняют следующие слова Ульпиана*(13) по отношению к рабам: "Претор не во всех случаях допускает жалобу от имени раба, а обращает внимание, как на нанесенную обиду, так и на личность раба. Если раб прибит или выбранен только слегка, то жалоба дозволена не будет; если же он будет оскорблен каким-нибудь поступком или посредством выдуманной письменной насмешки, то претор смотрит на личные качества раба. Здесь именно важно знать - непорочного ли он поведения, не исполнял ли должности надсмотрщика над рабами, кассира и т. д." За удары в лицо раба налагалось наказание еще и по XII Таблице, хотя оно и было в 150 ассов, т. е. вдвое менее, чем за удары свободному человеку*(14). Точно так же, не признавая за иностранцами права на existimatio, нельзя было, тем не менее, не дать защиты их чести в тех, по крайней мере, размерах, в каких это требовалось человеческой природой; для этого и был назначен особый претор, которому предоставили право, на основании jus gentium, защищать права иностранцев, в том числе и право на их честь. Наконец, и лишенный aquae et ignis, не получавший охраны от государства, искал защиты своей чести у богов, статуи которых охраняли его, и затем, конечно, защищался сам своими средствами.

Таким образом, по отношению к чести, возникал в Риме тот же дуализм, как и по отношению ко всем другим юридическим институтам. Право хозяина обращаться с рабом, как с вещью, право отца убить сына, право мужа на жену, равное с правом его на детей, казались строгими только в законах, в жизни же они были далеко не таковы. Права эти, смягчаемые народными нравами и такими зоркими органами их, как цензоры, и различными другими, хотя не юридическими, но имевшими более, быть может, чем юридическую силу, средствами, не были так строги, как признавались они в законе, и не столь резко отличались от взглядов нашего времени, как это кажется с первого взгляда. То же следует сказать и про честь. Признавая честь только как existimatio и давая только ей одной юридическую защиту, Рим не мог не признать до некоторой степени и честь общечеловеческую.

Приведенные выше слова Callistratus'a показывают, что existimatio давалось исключительно государством, что государство же только одно и отнимало его. Народное мнение не имело, по-видимому, тут никакого значения, но это опять-таки только, по-видимому. Римляне понимали постоянно громадное влияние народного мнения на образование юридических институтов. При основании первоначальных отношений государства, отеческой власти, чести и т. п., они всегда ссылались на свои нравы, очень хорошо сознавая, что эти нравы составляют невидимую силу их государства. Для поддержания связи между общественным мнением и законом учреждаются два органа: таков преторский эдикт и таковы цензоры, как viva vox общественного мнения. Назначение этих органов - пополнять различия между не дозволенным законно и нравственно. Этим признанием значения народных нравов в образовании чести объясняются и слова Callistratus'a: "Existimatio est dignitatis illaesae status, legibus ac moribus comprobatus". Право, в зрелом государстве, не может действительно никогда идти в разрез с народным мнением, а в Риме более, чем где-либо, благодаря громадному участию народа в общественном управлении. Если же признать все это за справедливое, то невозможно думать, чтобы римская честь возникала и уничтожалась, по отношению к известной личности, только через одну волю государства. Мы уже сказали, что до некоторой степени влияла тут природа человека, но этого маю: на нее влияло точно так же и общественное мнение, убеждение сограждан о честности или бесчестности отдельного гражданина. Да и действительно трудно себе представить, чтобы в Римской республике, при полном развитии прав отдельных граждан, могла пользоваться честью личность бесчестная по народному убеждению; в Риме, повторяю, это труднее было допустить, чем где-либо. Государство должно, конечно, признать бесчестным лицо, совершившее бесчестные поступки, напротив, должно считать честным - честного по общественному мнению; из народного мнения черпались, таким образом, нормы, установляемые государством. Итак, хотя и посредственно, но все-таки сильно влияло народное мнение на понятие чести. Это обстоятельство для нас чрезвычайно важно: отрицание его сделало бы немыслимым существование у римлян преступления клеветы. И действительно возможно ли было бы обесчестить лицо через унижение его в глазах его сограждан, если бы допустили, что взгляды этих сограждан не имели никакого значения для существования чести?

Таково понятие чести по римскому праву.- Прежде чем приступим к изложению исторического хода развития преступлений против чести, мы считаем необходимым сказать несколько слов для разъяснения того термина, которым обозначалось у римлян оскорбление чести.

§ 7. Оскорбление чести обозначалось у римлян словом injuria. Но injuria имела не одно только это значение. Римские юристы называли, прежде всего, этим словом всякий беззаконный поступок, представляющий нападение на какое-либо из прав отдельного лица, всякую неправду, всякое нарушение закона вообще. Injuria, говорит Ульпиан*(15), называется все - quod non jure fiat. Это, продолжает юрисконсульт, и есть первое, общее значение шва injuria. Введение такого широкого понятия не есть какая-либо особенность римского права: до некоторой степени то же самое замечаем мы, например, и в нашем русском праве. Слово "обида", служащее для обозначения преступлений против чести, имеет и у нас точно также второй, более широкий, смысл. Обидою мы называем очень часто каждое нарушение прав частного лица: и лишение здоровья, и отнятие имущества и т. п.; в первых же наших законодательных памятниках подобное выражение было вовсе не редкость. Но у римлян такое широкое понятие слова injuria имело очень важное практическое значение: совершение injuria давало постоянно оскорбленному право на actio injuriarum. Через посредство такого actio преследовались, по всему вероятию, первоначально всякие нарушения прав частных лиц, но с течением времени законодатель отмечает отдельные виды этих преступлений и дает для каждого из них особое actio: так возникает специальный иск при телесном нападении, при лишении свободы, прав собственности и т. п. Чем совершеннее делалось законодательство, чем большее и большее количество преступлений выделяло оно подобным образом, тем меньшее и меньшее значение получал и actio injuriarum. Но дело в том, что как бы совершенно ни было законодательство, никогда оно не может поручиться, что предусмотрены им все возможные способы нападения на личность гражданина: всегда могут быть упущены из вида некоторые случаи, так что права гражданина могут быть нарушены, а у обиженного между тем не будет возможности потребовать наказания нарушителя. Подобного недостатка в защите личности гражданина у римлян существовать не могло: actio injuriarum, как иск против нападения на личность гражданина вообще, продолжало существовать, хотя и появлялось, благодаря претору, все большее и большее количество специальных исков. Поэтому-то, если совершался поступок, нарушающий какое-нибудь из прав человеческой личности, но поступок, непредвиденный законодателем и не получивший от него особого иска, то обиженный просил у претора и всегда получал от него право представить actio injuriarum. Так, напр., stuprum сначала существовало как injuria, и почти все, что потом запрещено было законом lex Julia de vi privata, преследовалось до этого времени через actio injuriarum*(16). Таково значение injuria в обширном смысле слова. Усвоить себе это понятие необходимо для того, чтобы не смешивать его со вторым значением того же слова.

Второй смысл, который придавался римлянами слову injuria, был тот, который интересует нас в настоящем изложении: injuria употреблялось для обозначения оскорбления чести римского гражданина. Ульпиан говорит:*(17) Кроме представленного выше общего значения, injuria имела еще другое, а именно ею обозначалось contumelia; contumelia же происходит от слова contem nendo (поругать, позорить).

Iinjuria в этом смысле, как мы увидим ниже, служила для обозначения не одной только обиды. Это было общее название для всех видов оскорбления чести.