§ 1. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА НЕОСТОРОЖНОЙ ВИНЫ

1. В ст. 9 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик сказано: «Преступление признается совершенным по неосторожности, если лицо, его совершившее, предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своего действия или бездействия, но легкомысленно рассчитывало на их предотвращение, либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их предвидеть». Как видим, статья эта характеризует психологическую сторону неосторожной вины путем указания на негативный признак. В частности, это касается небрежности, существование которой признается лишь в том случае, когда лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своего деяния.

Указание закона на отсутствие предвидения общественно опасного последствия не дает полного представления о психологической природе неосторожной вины. В известной мере это представление восполняется указанием на «возможность предвидения». Однако остается неясным, каково то психическое состояние, которым определяется сама возможность предвидения. Как правильно замечает известный болгарский криминалист К. Лютов, «...марксистская юридическая наука считает, что существует реальное психическое отношение к конкретному общественно опасному деянию, и наша задача раскрыть его содержание, а также специфику, которую оно имеет по сравнению с психическими переживаниями, характерными для другой формы вины»1.

Советские криминалисты, занимающиеся вопросами неосторожной вины, выдвинули немало ценных положений для обоснования реального характера психического отношения лица к

1 К- Лютов, Рецензия на книгу В. Г. Макашвили, Уголовная ответственность за неосторожность, Госюриздат, 1957; «Правна мисъл», 11058, № 3, сир. 121. 30 ..■;..■.■

содеянному при неосторожности2. Однако при этом они исходят преимущественно из классической психологии, что не позволяет до конца вникнуть в природу реальных психических процессов, в особенности при так называемой «неосознанной неосторожности» (небрежности).

2. При исследовании психологического аспекта неосторожности прежде всего следует выяснить, можно ли рассматривать неосторожность как реальный психический факт, и в случае утвердительного ответа на этот вопрос — описать тот психический процесс, который имеет место при неосторожности.

Отрицать наличие психических процессов в тех проявлениях неосторожной вины, при которых лицо сознает хотя бы некоторые элементы своего поведения (нарушение нормы предосторожности, создание опасности и т. д.), нет никаких оснований. Однако существуют и такие проявления неосторожности, при которых нанесение вреда правовым благам или по-ставление их в опасность происходит в результате забывания, растерянности или иного неосознанного нарушения норм предосторожности. Нам представляется целесообразным начать изложение именно с этих случаев, составляющих, пожалуй, наиболее сложную и интересную часть учения о неосторожности.

Характерным для намеченного круга случаев является полное отсутствие у лица представления о своей деятельности в момент вредоносного поведения. В силу этого обстоятельства решение вопроса о наличии или отсутствии вины в указанных случаях зависит от решения одной из основных психологических проблем — существует ли бессознательное психическое вообще.

3. Фрейд один из первых в буржуазной науке попытался решить проблему бессознательного психического. Его теория и поныне остается влиятельной на Западе, что обязывает нас ознакомиться, хотя бы в общих чертах с учением Фрейда, которое непосредственно связано с интересующей нас проблемой. Это тем более необходимо, что свою теорию о бессознательном психическом Фрейд иллюстрирует конкретными типами поведения, которые почти полностью воспроизводят структуру неосознанно-неосторожных деяний.

2 См. В. Г. М а к а ш в и л и, Уголовная ответственность за неосторожность, М., 1957, стр. 93—94; А. А. П и о н тко в с к и й, Учение о преступлении, М., 1961, стр. 374—378; Его же, Преступление, Курс советского Уголовного права, т. II, М., 1970, стр. 317 — 320; П. С. Д а г е л ь, Проблемы вины в советском уголовном праве. Ученые записки Дальневосточного государственного университета, 1968, вып. 21, ч. I, стр. 35, 119—121; П. С. Д а г е л ь, Д. П. Котов, Субъективная сторона преступления и ее установление, Воронеж, 1,974, стр. 143—145.

Фрейд указывает на следующие условия, которым должно удовлетворять действие, входящее в группу рассматриваемых им случаев:

«а) Оно не должно выходить за известный предел, установленный нашим суждением и обозначенный словами «в границах нормального».

б) Оно должно носить характер временного и преходящего расстройства. Нужно, чтобы то же действие перед этим выполнялось правильно или чтобы мы считали себя способными в любой момент выполнить его. Если нас поправил кто-либо другой, нужно, чтобы мы тотчас же увидели, что поправка верна, наш же психический акт неправилен.

в) Если мы вообще и замечаем погрешность, мы не должны отдавать себе отчета ни в какой мотивировке, наоборот, нужно, чтобы мы были склонны объяснить ее «невнимательностью» или «случайностью».

Таким образом, в этой группе остаются случаи забывания, ошибки в таких вещах, которые знаешь, обмолвки, описки, очитки, ошибочные движения и так называемые случайные действия»0.

Объединив все перечисленные случаи под общим названием «психически дефектные действия», Фрейд пытается раскрыть психологический механизм возникновения „в них «дефекта», т. е. установить, почему и по каким психологическим законам они отклоняются от первоначального курса.

Исходным положением психоаналитического учения Фрейда является утверждение, что «в области психического нет ничего произвольного, не детерминированного»4. Отсюда следует, что и в рассматриваемых Фрейдом случаях, безусловно, должна существовать какая-то причина, обусловливающая возникновение дефекта. Что же, собственно, является таким детерминирующим фактором по учению Фрейда?

Согласно Фрейду, целостная структура психики человека слагается из трех систем: бессознательного, предсознательного и сознания. Основная часть психической системы бессознательного состоит из врожденных инстинктов («эроса» — сексуального влечения, «танатоса» ■—■ стремления к самоуничтожению) и врожденных племенных воспоминаний. Это — наследственно передаваемые элементы бессознательного, которые хотя и вытеснены из сознания сильным давлением социальных (мо-

3 3. Фрейд, Психопатология обыденной жизни, М., 1926, стр.207— 208.

4 3. Фрейд, Указ. соч., стр. 212; Его же, О психоанализе, М., 1913, стр. 43.

32 " . . '■.■■■. '"■ '. ' ■

ральных) норм в процессе исторического становления человека, Но все же сохраняют «заряд психической энергии», которая на протяжении всей жизни человека добивается своего сознательного признания и моторного выражения. Кроме того, система бессознательного содержит в себе такие представления, желания, стремления и мысли, которые некоторое время представляли собой явления сознания, но затем были вытеснены им и превратились в воспоминания (диспозиции). Именно из этой части «вытесненного» и образуется промежуточная система предсознательного, являющаяся границей между сознанием и бессознательным. Наконец, последующая и конечная инстанция психики — это сознание.

В соответствии с приведенным делением психики Фрейд считает, что личность — арена борьбы враждебно настроенных сознательных и бессознательных психических сил, что, когда побеждает какое-либо бессознательное стремление, у человека создается иллюзия, что он действовал случайно. В действительности все так называемые «дефектные действия» суть проявления вполне определенных мотивов и намерений (вытесненных комплексов и желаний), которые хотя .и являются бессознательными, поскольку не озарены лучом сознания, но, тем не менее, имеют реальное бытие в психической жизни человека. Поэтому, согласно Фрейду, если кто-либо забывает выполнить определенное намерение (в юридической практике такие случаи обычно выступают в форме так называемого «неосторожного упущения», например, стрелочник забывгет перевести стрелку, в результате чего происходит крушение), из этого вовсе не следует, что это происходит случайно — за каждым таким забыванием скрывается «бессознательное нежелание», «мотив неохоты», Когда врач ошибочно вливает в глаз пациенту морфий, вместо глазной воды (так называемая фактическая ошибка), то его действие также определяется «намерением, недошедшим до его сознания». Точно так же «бессознательно мотивируется» желанием потеря какой-либо вещи (предположим документа, содержащего государственную тайну). Согласно Фрейду, такой случай может быть лишь выражением того, что человек не дорожит утраченным предметом, втайне не Расположен к этому предмету или к лицу, от которого он исходит. Не составляет исключения и забывание впечатлений (например, свидетель неправильно воспроизводит происшедшее), когда обман памяти «мотивируется бессознательным вытесненным материалом» и т. д. и т. п.

Фрейд считает, что все эти примеры наглядно указывают На происхождение «дефектных действий»: «Эгоистические, завистливые, враждебные чувства и импульсы, испытывающие на

3. М. Угрехелидзе 33

себе давление морального воспитания, нередко утилизируют у здоровых людей путь дефектных действий, чтобы так или иначе проявить свою несомненно существующую, но непризнанную высшими душевными инстанциями силу».5

Такое решение вопроса не может не вызывать возражений.

Прежде всего следует иметь в виду, что «дефектные действия» нередко проявляются в актах, повлекших лишение собственной жизни или повреждение собственного здоровья (несчастные случаи на производстве, автоаварии и т. д.). Возникает вопрос: можно ли допустить, что человек имеет «эгоистические, завистливые, враждебные чувства и импульсы» в отношении самого себя, или мыслимо ли, чтобы человек, выражаясь словами Фрейда, имел «бессознательный» мотив или намерение лишить себя жизни либо повредить себя (разумеется, полностью исключаются случаи осознанного самоубийства и самоповреждения). В учении Фрейда имеется прямой ответ на этот вопрос, ибо он в систему бессознательного включил врожденный инстинкт — «стремление к смерти». Это подавленное сознанием инстинктивнее стремление в системе бессознательного сохраняет свою силу и возможность выражения в двигательной активности. Именно эта сила, именуемая Фрейдом «зарядом психической энергии» («катексис»), толкает человека нанести вред самому себе.

Между тем огромный эмпирически верифицируемый материал, в особенности же бессознательные автоматические реакции самозащиты человека на неожиданные внешние угрозы, убедительно доказывает 'необоснованность такого мистического предположения и целесообразное стремление человека (как ,и всех живых существ) к сохранению жизни. Совершенно .очевидно, что человек не может иметь никаких «враждебных» комплексов в отношении родных детей и т. п.

Обратимся к анализу рассматриваемой теории с общей методологической точки зрения, для того чтобы лучше уяснить несостоятельность этой теории как общепсихологической концепции, претендующей на исчерпывающее объяснение интересующих нас психических явлений.

Выше мы ознакомились с основными положениями Фрейда, которые служат раскрытию психологического механизма; происхождения дефектных действий психики — случаев, которые составляют значительную часть «неосознанной неосторожности». В результате мы установили, что упомянутые случаи причинно обусловлены, выражаясь в наиболее общей форме, областью бессознательного психического.

5 3. Фрейд, Психопатология..., стр. 250—251.

Однако ни указание на существование бессознательной психической реальности, ни описание различных вытесненных комплексов и желаний, их взаимоотношения с другими элементами психики недостаточны для того, чтобы полностью познать бес-'сознательную психику и установить ее закономерности. Для ■этого необходимо уяснить, какое место занимают изучаемые психические явления во всеобщей связи и взаимообусловленности явлений материального мира. Между тем Фрейд не только не пытается сделать это, но в принципе отвергает понятие внешней среды как основного детерминанта человеческой психики. Он рассматривает психику как замкнутую саморегулирующую систему (своего рода causa sui), в которой все явления детерминированы, но ни одно из них не подвергается объективной детерминации. Только психическое может быть причиной психического. Следовательно, причины психических процессов — в самой психике6.

Такой имманентный детерминизм — один из главных методологических принципов Фрейда. Согласно Фрейду, если принять за основу принцип объективной детерминации, то был бы совершенно непонятен смысл протекающих в психике процессов. Например, было бы невозможно объяснить, почему, когда человек забывает выполнить определенную обязанность, он забывает выполнить именно эту, а не другую обязанность. При повреждении какой-либо вещи осталось бы неразгаданным, почему человек повредил именно эту вещь, а не другую и т. д. По мнению Фрейда, поиски причин психических «погрешностей» ,в повседневной жизни в глубинных слоях бессознательной психики обеспечивают правильный и точный ответ. Психоанализ не что иное, как метод анализа этих глубинных явлений.

Таким образом, применяя принцип психической причинности, Фрейд стремится во что бы то ни стало доказать, что в мире психическом безраздельно господствует закон необходимости и что поэтому в нем не может быть места случайности.

Однако достаточно ли провозглашение принципа психической причинности, для того чтобы полностью вытеснить случайность из психической сферы? Очевидно, нет. Фрейд так и не смог объяснить, почему человек, регулярно выполняющий определенную служебную обязанность (допустим, воинскую), забыл выполнить ее .именно в данный момент, а не в другой или почему человек, нечаянно повредивший вещь, допускает промах именно в этот, а не в другой момент, хотя он соприкасается с этой вещью чуть ли не каждую минуту.

6 Подробное изложение и критику идеалистического детерминизма 3- Фрейда см. в книге А. Е. Шерозия, К проблеме сознания и бессознательного психического, I, Тбилиси, 1969, стр. 130—169.

Указанного обстоятельства было бы достаточно, чтобы доказать, что учение Фрейда не в состоянии удовлетворительно объяснить закономерности бессознательной психики вообще и в частности психологический механизм возникновения моментальных психических пробелов. К тому же необходимо отметить следующее. Причинность — это динамический процесс, при котором за явлением, вызвавшим следствие, предполагается определенная сила. По Фрейду, психическое не могло обладать такой силой, так как в этой системе все психические элементы вращаются внутри замкнутого круга, ни один из них не соприкасается с материальным миром. Поэтому Фрейд вынужден был ввести понятие психической энергии и говорить о передаче этой энергии, ибо без этого невозможно было бы доказать реальную возможность причинной связи. Именно эта неведомая, вечная и неизменная «психическая энергия» является той универсальной силой, под непосредственным воздействием которой возникают самые разнообразные психические явления.

Несомненно, отрицание детерминирующей роли конкретной гвнешней среды, в которой протекает деятельность субъекта, не лоззоляет объяснить, как одна и та же психическая сила порождает такие разнотипные «дефектные действия», как, например, обмолвки и ошибочные движения. Более того, указанный подход представляется непригодным для разумного истолкования происхождения даже однотипных явлений, например ошибочных действий. Было бы, очевидно, наивно полагать, что хирургические ошибки возникают под влиянием тех же психичес-,ких сил, которые действуют, когда должностное лицо выдает ,по ошибке секретный документ.

Сказанное лишний раз доказывает, что теория Фрейда —• это идеалистическая концепция, которая не может служить для правильного психологического объяснения случаев «неосознанной неосторожности». Поэтому вслед за философами и психологами юристам также следует чрезвычайно критически относиться к этой теории.

4. Вместе с тем гипотеза Фрейда о существовании бессознательной психики и некоторые факты, приводимые им в доказательство этой гипотезы, сыграли определенную роль в развитии психологической науки. Развернулось интенсивное исследование ряда проблем, намеченных 3. Фрейдом.

В настоящее время наука располагает неисчислимым количеством эмпирических и экспериментально доказанных фактов, которые не оставляют сколько-нибудь серьезного сомнения в том, что бессознательная психическая деятельность существует. Поэтому советские ученые стоят на той позиции, что сле-

,36

дует «не только критически оценивать психоаналитические и тому подобные теории, но и противопоставить этим теориям диалектико-материалистическую точку зрения на природу и роль неосознаваемых форм высшей нервной деятельности»7.

Особенно большой вклад в исследование проблемы бессознательных психических процессов внес Д. Н. Узнадзе. Он выработал такое понятие бессознательного, которое может быть признано пригодным для объяснения всех основных аспектов человеческой активности. По нашему мнению, ответ на вопрос: какова психологическая природа неосознанной неосторожности,—следует искать именно в теории Д. И. Узнадзе, которая «является в настоящее время единственной не только в советской, но и в мировой литературе экспериментально обоснованной концепцией «бессознательного»8.

Основная заслуга Д. Н. Узнадзе в том, что он сумел в положительных признаках описать закономерности бессознательных психических процессов, которые до того определялись лишь негативно, т. е. как обыкновенные психические явления, лишенные, однако, момента сознательности.

В результате многолетней экспериментальной и теоретической работы Д. Н. Узнадзе пришел к выводу, что положительное содержание бессознательного психического — это не что иное, как установка9, которая, будучи вполне определенным психическим явлением, подчиняется специфическим психологическим законам.

Основные, наиболее интересные для темы нашего исследования положения теории установки сводятся к следующему. Повседневная жизнь человека протекает в его непрерывной активности. Ежеминутно и ежечасно одну какую-нибудь активность человека в определенном направлении заменяет другая его активность. Но для начала какой бы то ни было активности необходимы два условия: 1) потребность (субъективный фактор) и 2) среда, включающая предмет удовлетворения этой по-. требности (объективный фактор). Только при наличии этих двух условий человек начинает действовать определенным образом. Однако взаимодействие потребности субъекта и соответствующей актуальной ситуации не находит непосредственного выражения в поведении. Каждому поведению предшествует из-

^ Постановление Всесоюзного совещания по философским вопросам физиологии высшей нервной деятельности и психологии, «Вопросы психологии», 1962, № 4, стр. 6—7; См. также «Коммунист», 1963, №8, стр. 101.

8 Ф. В. Б а сеян, Проблема бессознательного, М., 1968, стр 223—224.

9 См, Д. Н. Узнадзе, Экспериментальные основы психологии установки, Тбилиси, 196.1, стр. 178.

мененное психическое состояние субъекта — преднастро-енность, тендирование, готовность к необходимым действиям, — которое вызывается влиянием объективной ситуации. Это специфическое, целостное (нерасчлененное) психическое состояние субъекта, которое не сводится к каким-нибудь частным психическим фактам (познавательным, эмоциональным или волевым), Д. Н. Узнадзе обозначает термином «установка». Будучи вполне определенным состоянием целостной психики, установка тем не менее не дается в сознании субъекта, но предваряет всю его будущую деятельность независимо от того, будет ли она сознательной или несознательной. Одной из наиболее характерных черт этого бессознательного психического состояния является то, что в нем «образа к «план» слиты воедино, оно одновременно отражает прошлое (потребность, среда) и предвосхищает будущее (поведение).

Как отмечал Д. Н. Узнадзе, установка субъекта — это «его изначальная реакция на ..воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи»10. Поскольку эта «изначальная реакция» имеет приспособительно-целесообразный характер, человеку не приходится каждый раз обращаться к отдельным своим психическим функциям (воля, интеллект, эмоция) для коррекции избранного курса. Поэтому иногда, возникая под влиянием актуальной ситуации, установка сразу же реализуется в поведении. Такое поведение «...протекает под знаком полной зависимости от импульсов, вытекающих из сочетания условий внутренней и внешней среды», и соответственно называется импульсивным поведением. Характерной чертой импульсивного поведения является отсутствие внимания в процессе его реализации. Такое поведение протекает без каких-либо препятствий, которые вынудили бы субъекта сделать свое поведение объектом специального внимания. Если, несмотря на это, импульсивное поведение не теряет, как правило, своего приспособительно-целесообразного характера, то это объясняется тем, что функцию внимания в этих случаях берет на себя установка11.

Между тем человеческая активность далеко не исчерпывается случаями, когда поведение протекает без участия внимания, на базе одной лишь актуальной, первичной, импульсивной

10 Д. Н. Узнадзе, Экспериментальные основы психологии установки, Тбилиси, 1961, стр. Ш.

11 См. Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 99—100.

установки. Нередко в процессе, осуществления такой установки человек наталкивается на определенное объективное препятствие или же обнаруживает, что предпринятое им поведение больше не удовлетворяет по той или иной причине его потребность (внутреннее препятствие)12. В таком случае субъект приостанавливает свою деятельность и не дает ей реализоваться полностью, временно задерживается на ней и переживает ее как нечто объективное, нечто независимо от него существующее. Описанный психический акт именуется актом объективации. На этом, очевидно, не кончается активность психики в рассматриваемых ситуациях. Согласно теории установки, «...акт объективации — это психологический механизм, дающий возможность «отказаться» от действия на основе активизированных, фиксированных или импульсивных установок и действовать через осознание своего отношения к происходящему»13. Но откажется субъект от первичной установки или нет, не предрешается на уровне объективации. Вслед за объективацией субъект совершает следующие психические операции над добытым благодаря объективации материалом: прежде всего человек концентрирует внимание на своем поведении, затем строит мысленную, воображаемую ситуацию и вместо реального поведения проявляет задержанную установку в мысленно представленной ситуации для того, чтобы предвидеть будущее течение, а также возможные результаты своего поведения. Далее, субъект решает, какова персональная ценность представленного им мысленно поведения и его результатов, включая их в общую систему своих социальных потребностей. Только после этого в зависимости от того, насколько адекватно будут проведены мысленные операции над объективированным материалом и насколько возможные последствия представленного мысленно поведения будут соответствовать персональным ценностям действующего субъекта, — он откажется или, приняв меры для устранения возникшего препятствия (в этом случае придется искать более целесообразные пути), не откажется от реализации возникшего на базе актуальной уста -новки поведения.

В обоих случаях в основе решения, принятого в результате окончательной оценки возможного поведения и его результатов, будет лежать не актуальная установка, а установка, возникшая на почве мысленно представленной ситуации. Для того, чтобы реализовать эту установку, т. е. практически претворить

12 См, Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 194.

13 А. С. П р а н г и ш в и л и, Исследования по психологии установки, Тбилиси, 1967, стр. 74; См. Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 195.

ее в жизнь, субъекту приходится прибегать к такой специфической функции своей психики, как воля. Соответственно такое поведение называется волевым.

Из всего сказанного относительно двух планов работы человеческой психики бесспорно вытекает, что интересующие нас случаи неосознанного неосторожного действия относятся к первому из них ■—■ плану установки, а неко второму — плану объективации. Поэтому для раскрытия психологической природы неосознанного неосторожного деяния необходимо обратиться к положениям, касающимся плана установки.

5. В отличие от 3. Фрейда, Д. Н. Узнадзе не анализировал положения своей теории о бессознательном специально на конкретных примерах неосторожных деяний. Дело осложняется и тем, что подобные случаи не поддаются непосредственной экспериментальной проверке14. Однако, будучи правильно применены, экспериментально обоснованные общие положения теории установки вносят существенную ясность в вопрос о психологической природе неосторожной вины. Так, первый, наиболее важный вывод, который вытекает из теории установки, заключается б том, что неосознанно-неосторожное деяние —• одно из проявлений импульсивной установки. Указанное положение одинаково распространяется на все неосознанно-неосторожные деяния, независимо от того, выступают ли они в форме действия или бездействия.

Самым наглядным образом это положение иллюстрируется случаями, когда неосознанное, опрометчивое действие или бездействие развертывается при отсутствии сознательно-волевой активности субъекта в каком-либо другом направлении.

Судебной практике известны случаи, когда, задумавшись, человек, не осознавая своего поступка, бросает на пол непотухшую сигарету, в результате чего возникает пожар. В таких случаях, с одной стороны, у субъекта имеется актуальная п о-' треб н ость избавиться от ненужной ему (уже докуренной) сигареты, а с другой — он находится в ситуации, в которой ему ничто не мешает немедленно удовлетворить эту потребность, дать «выход» своей потребности в соответствующем действии, не сосредоточивая на нем внимания. В результате взаимодействия обоих этих условий у субъекта возникает установка выбросить сигарету, и эта установка им неосознанно реализуется. Это — типичный пример импульсивного поведения, которое протекает под непосредственным контролем установки; с точки зрения права это — классический случай неосознанной неосторожности (при наличии прочих условий).

14 См. Ф. В. Бассин, Указ. соч., стр. 294.

Обнаружение установки в неосознанно-неосторожных деяниях и определение направленности этой установки, часто наталкиваются на известные трудности. В частности, с точки зрения психологического анализа весьма сложными представляются случаи, когда неосознанно-неосторожное деяние возникает в процессе какой-либо волевой или импульсивной активности.

Из многочисленных примеров подобного рода самыми распространенными и типичными в уголовно-правовой практике являются такие происшествия на транспорте, когда при вождении автомобиля водитель наезжает на пешехода, не только не предвидя такого исхода, но даже не сознавая отклонения своего поведения от первоначально задуманного.

Очевидно, управляя автомашиной, водитель преследует известную цель (явиться на службу в назначенное время, срочно доставить больного в госпиталь и т. п.) и сознательно или неосознанно осуществляет соответствующие телодвижения. Он старается достигнуть цели с наименьшей затратой сил, т. е. преодолеть наименьшее количество препятствий. Поэтому, естественно, что никакое осложнение ситуации, тем более такое, как авария, не может иметь для него какой-либо эмоциональной привлекательности. Между тем именно стремление беспрепятственно пройти путь к цели иногда может породить у субъекта потребность сделать что-либо, что облегчило бы эту задачу (например, превысить скорость или перейти на левую сторону движения).

Если обстановка этому не благоприятствует, если на левой: стороне интенсивное движение или путь усиленно контролируется автоинспекцией, водитель не находит ситуации для удовлетворения своей потребности, и поэтому у него не может возникнуть установка, соответствующая актуальной потребности. Однако, если ситуация окажется удовлетворяющей такую потребность, у водителя может моментально возникнуть установка к соответствующему действию, и тогда, возможно, не сознавая этого, он приступит к реализации установки, что и приведет к аварии.

Такое отклоненное действие так органически вплетается в Ткань первоначального основного поведения, что создается впечатление, будто ничего не изменилось в структуре последнего, а происшедшая авария является побочным последствием этого основного деяния. Однако это не так. Как указывает 3. И. Ходжава, «...реальный процесс каждого действия является с начала до конца процессом функционирования установки, И всякое его изменение есть проявление изменения самой уста-

■ 41

новки»15. Поэтому с точки зрения строгого психологического анализа авария является результатом возникновения и реализации новой установки в процессе реализации старой установки.

Бывают и случаи, когда новая установка противопо-л о жн а по направленности старой и не дает последней реализоваться. Такой психологический механизм наблюдается, например, при так называемом неосторожном о п у щ е-н и и, когда индивид забывает выполнить действие, исполнение которого на него возлагалось в силу закона, договора, специального профессионального положения или иного основания. Неострожное опущение может выражаться в невыполнении самых различных действий: железнодорожный стрелочник забывает перевести стрелку и вызывает крушение; должностное лицо теряет важный секретный документ, забыв спрятать его в сейф; сторож забывает явиться на вверенный ему для охраны объект, и воры похищают социалистическое имущество; фельдшер забывает сделать тяжело больному инъекцию, в результате чего больной умирает, и т. п.

Во всех перечисленных случаях, на первый взгляд, создается впечатление, что отсутствует не только надлежащее телодвижение (моторная активность), но вместе с тем и психическая активность. Однако с психологической точки зрения такой вывод неверен. Следует учитывать, что в рассматриваемых случаях до определенного момента лицо регулярно выполняло возложенную на него обязанность или, по крайней мере, твердо знало о том, что такая обязанность на него возлагается. Следовательно, до противоправного бездействия у субъекта имелась установка к надлежащему действию. Нереализация этой установки, с одной стороны, и противоправное бездействие — с другой, не могло возникнуть без определенного психического основания. Согласно теории установки это психическое основание следует усматривать в следующем: в предшествующий неосознанному бездействию определенный промежуток времени у субъекта возникла актуальная потребность покоя (бездействия); оказавшись в ситуации, удовлетворяющей эту потребность (такой ситуацией может служить обстановка, в которой ни явления внешнего мира, ни мотивы долженствования не напоминают субъекту об его обязанности), у него выработалась установка к бездействию16, которая, будучи необходимой психо-

15 3. И. Ходжава, Проблема навыка в психологии, Тбилиси, 1960, ■стр. 227.

16 Как указывает Д. Н. Узнадзе, без установки у субъекта не может возникнуть даже такое крайне пассивное состояние, как сон.

логической основой для того, чтобы субъект бездействовал, в то же время служит помехой для реализации старой установки к надлежащему действию.

Для установки к противоправному бездействию характерно именно то, что в силу специфики самого бездействия, она выступает в качестве психологического барьера в тех случаях,когда выполнение определенного действия требуется правопорядком.

Итак, иногда неосознанно-неосторожное поведение является проявлением того, что в процессе реализации или до реализации старой установки возникает новая установка, полностью противостоящая старой. Примеры подобного столкновения установок, которые при желании можно умножить, полностью согласуются с положением С. Л. Рубинштейна, согласно которому «неосознание тех или иных явлений означает не только негативный факт, отсутствие их осознания. Так же, как торможение не есть просто отсутствие возбуждения, так и .неосознание, обусловленное торможением, означает не только отсутствие сознания, а является выражением активного процесса, вызванного столкновением антагонистически действующих сил в жизни человека»17.

Возникает вопрос: чем определяется то, что при наличии у человека двух противоположно направленных установок, реализуется именно одна из них.

3. И. Ходжава, экспериментально изучивший эту проблему на примере фиксированных установок, указывает на новизну как на один из основных определяющих факторов18. Это положение полностью подтверждается рассматриваемыми нами примерами: установка к бездействию потому и берет верх над установкой к надлежащему действию, что первая является последней по ряду, т. е. новой.

Несколько иным образом представляется дело в тех случаях неосознанно-неосторожного опущения, когда последнее является проявлением не столкновения (коллизии), а соперничества (конкуренции) между направленными на разные деяния установками. Наиболее четко такой процесс прослеживается при растерянности, когда субъект, оказавшись в сложной ситуации, требующей принятия правильного и срочного решения, не делает этого, хотя должен был и мог это сделать. В таких ситуациях происходит своего рода «дезинтеграция личности», «расщепление» ее психики на несколько

17 С. Л. Рубинштейн, Бытие и сознание, М., 1957, стр. 279.

18 3. И. X о д ж а в а, О действии противоположно направленных установок. Труды Института психологии им, Д. Н. Узнадзе, т. XIV, стр. 271.

установок, направленных на разные действия. Эти установки как бы нейтрализуют друг друга и в таком случае субъект остается инактным в отношении должного поведения.

Описанный психологический механизм будет лежать, например, в основе неосознанно-неосторожного бездействия охранни-г ка, который, растерявшись при грабеже банка, бессмысленно мечется, вместо того, чтобы немедленно сообщить соответствующим органам или открыть стрельбу по грабителям.

Бывает и так, что при растерянности одна из соперничающих между собой установок по той или иной причине пересиливает другую, и, естественно, человек начинает действовать в соответствии с ней. В качестве примера можно назвать действие машиниста пассажирского поезда, который, неожиданно увидев находящееся вблизи от полотна железной дороги стадо, необоснованно тормозит поезд на опасном повороте и вызывает крушение.

6. Итак, на основных типах неосознанно-неосторожных преступлений мы попытались показать, что даже тогда,-когда общественно опасное деяние (действие или бездействие) осуществляется неосознанно, оно возникает при участии специфического психического состояния — установки. Эта установка предполагает активное динамическое начало — преднастроенность, готовность, тягу субъекта к определенному общественно опасному деянию и, тем самым, свидетельствует, что субъект является подлинным психологическим автором деяния. Именно поэтому мы имеем полное право утверждать, что при неосознанном неосторожном деянии отсутствие несовместимого с установкой акта внимания не означает пустоты в психике человека, как это иногда утверждается даже в социалистической юридической литературе19. Можно лишь говорить о своеобразной, бессознательной форме психической деятельности, которая, как и сознательно-волевая психическая деятельность, вполне активна и, следовательно, всегда обращена вперед, к будущему. В этом отношении обнаруживается определенное сходство между уголовно-правовым умыслом и неосознанной неосторожностью — оба они порождают общественно опасное деяние (действие или бездействие) и направлены на его осуществление.

7. Мы рассмотрели такие случаи небрежности, когда сознанием субъекта не охватывались не только возможные общественно опасные последствия деяния, но и все предшествующие фазы развития деятельности, включая само деяние.

Между тем небрежность часто выражается в таком непред-

19 См. например, Т. Cyprian, Wina w еросе (echnicznego pos'gpu, „Panstwo i Prawo", 1°65, N 11, s. 722, 726. • * -;

видении возможных общественно опасных последствий, когда некоторые из предшествующих фаз развития деятельности находятся в поле активности сознания. Тут могут быть различные комбинации: лицо flefic^ByeTj^ojsHjiTj^AbHo^ pymaeT_Hj!pjЈy_J4^acBQi^^

сту'пл'ения опасных последствий; ли^о_с£знательно_ .нарушает ношяу'^хрёдосторожности, нЪ^н^Тозна^т^^то^такое _наруше_ние дао"жётг~повлёчь"''о"5щестзенно опасное_последстаие; лицо сознает отХёХькыё""фТктйческ1Гё"~^м15нты _поведения^ но не сознаёт™ёго" о^щвствёянои^опасности и т. п. Единственное, что пост'оянноГос^" таётсяза порогом сознания, _это в^щожиыё~оБЩёст:вённо~Ъ'пАС-~ ныелг'ослеАСтвия деяния" _о^зл^взлв^к1)ХпШ.^_в^6}^^^'ШШШ1 "бы небрежность,.

' Наличие в перечисленных случаях активных психических процессов не вызывает сомнений в советской юридической литературе. Между тем вопрос о том, какому классу психических явлений принадлежат эти процессы и какое они имеют отношение к наступившим последствиям, все еще остается недостаточно разработанным. Глубокое уяснение этих вопросов имеет важное значение для обоснования вины, а также для рациональной постановки карательной политики.

Прежде всего следует выяснить, достаточно ли осознание отдельных фаз деятельности для того, чтобы признать эту деятельность проявлением волезой активности человека. В психологии на этот вопрос дается отрицательный ответ. Как указывает Ш. Н. Чхартишвили, «...поведение, построенное с применением интеллектуальных функций, может быть как импульсивным, так и волевым; ...процессы мышления находят довольно широкое применение и в импульсивном поведении»^0.

Фрагментарное осознание субъектом некоторых отрезков действительности не всегда достаточно для уяснения его отношения к происходящим явлениям. Если субъект не приостанавливает свою деятельность, т. е. не объективирует ее и не делает предметом специального внимания, то он, естственно, не сможет осуществить и последующие психические операции — построить идейную ситуацию, предусмотреть возможные последствия своего деяния и, в результате оценки их значимости, принять волевое решение. Следовательно, во всех интересующих нас случаях небрежности, когда субъектом осознаны отдельные фазы развития своей деятельности, следует признать, что психическая активность человека протекает на уровне установки, без участия волевой функции психики. •

20 Щ. Н. Чхартишвили, Воля и ее воспитание. Тбилиси, 1964, стр. 27 (на груз. яз.).

■".-." '45

Указанное положение требует специального анализа применительно к случаям неизвинительной ошибки, когда последняя выражается в небрежности. .

8. По советскому уголовному праву, ошибка есть неверное представление лица о свойствах или последствиях совершаемых» им деяний21. Наличие определенных представлений в психике лица при ошибке создает видимость психической активности на уровне объективации. Однако это только видимость. Для того чтобы разобраться в действительных психических процессах, которые имеют место в таких случаях, обратимся к конкретному примеру. К. около 9 часов утра пошел умываться к реке. На противоположном берегу он заметил колебания кустов, черный силуэт я услышал треск веток. Думая, что в кустах медведь, К. побежал и сообшил об этом Ш. Взяв ружья, они вместе побежали к реке и там произвели выстрелы в кусты. В кустах оказался техник-геофизик К-в, который вскоре от полученных ранений скончался22.

В приведенном примере К. и Ш. имели определенные представления, а именно: они предполагали, что стреляют в медведя. Наступившее общественно опасное последствие — смерть К-ва — не совпадало с имевшимися у них представлениями. Так как действия К. и Ш. строились на совершенно других представлениях, наступившее общественно опасное последствие нельзя признать- проявлением их воли, направленной на осуществление этих последствий.

, Возникает вопрос, какие же психические силы способствовали наступлению общественно опасного последствия?

В приведенном примере мы имеем дело с явлением апперцепции, которое в психологии понимается как зависимость восприятия окружающих явлений от прошлого опыта. Как отмечено в литературе, «апперцепция нередко приводит к ошибкам в; оценке общественной значимости совершаемых лицом поступков и — как следствие этого — к неосторожным преступлениям»23.

Именно так и случилось с К. и III. Из опыта повседневной жизни у К. и Ш. была выработана установка при треске веток. в лесу и сомнительном шорохе в кустах замечать диких зверей. Когда К. и Ш. попали в аналогичную ситуацию, у них неосознанно возникло представление, что за кустами прячется медведь, и значит актуализировалась установка к соответствующей

21 См. А. А. Пионтковский, Преступление, Курс советского уголовного права, т. II, М., 1970, стр. 336.

22 Бюллетень Верховного Суда СССР, 1966, № 5, стр. 24.

23 В. Д. Филимонов, Общественная опасность личности преступника, Томск, 1970, стр.' Ш. ....,-

такой ситуации активности. Именно на базе этой установки развернулась вся последующая деятельность К. и Ш. и, хотя на протяжении своей деятельности отдельные отрезки действительности ими осознавались, полноценный сознательный контроль над действиями и событиями был утрачен, ибо К. и Ш. не объективировали своего поведения и не приняли мер для того, чтобы освободиться от установочного состояния. Таким образом, установка, легшая в основу действий К. и III., оказала решающее влияние на все дальнейшие психические операции, в том числе сознательные, и соответственно на объективный ход событий —■ смерть К-ва.

Анализируя сходный с рассмотренным нами случай ошибки, когда охотник вместо предпологаемой дичи убивает девочку, Д. Н. Узнадзе указывает, что действие охотника всецело определяется его установкой, причем определяется не только по своей форме, но и по содержанию24.

Нам остается признать, что психическое состояние при ошибке по небрежности выражается в установке к поведению, которая и проявляется в наступившем общественно опасном последствии. Это положение подтверждается следующим случаем из судебной практики. Так Г., работая медицинской сестрой процедурного кабинета роддома, должна была ввести больной Ч. в вену бром. Взяв из шкафа (с того места, где обычно стоял бром) бутылку с бесцветной жидкостью и не посмотрев на этикетку, Г. произвела больной внутривенное вливание. Оказалось, что по неосторожности Г. ввела больной 10 г ядовитого вещества—дика-ина. Ч. скончалась25.

В этом случае решаюшее влияние установки проявляется предельно ясно. В прецессе ежедневного выполнения однообразных действий у Г. выработался навык, определенный, стереотип действия; другими словами, на основе опыта у Г. зафиксировалась установка к действиям совершенно определнного рода —• брать с привычного места лекарство и вливать его больным. Именно в силу этого обстоятельства в роковом случае Г. была Уже предуготовлена к соответствующему действию. Между тем~ на том месте, где обычно находилось лекарство, оказался яд. Поэтому, хотя Г. некоторые движения, может быть, и осуществила сознательно, все равно ее ошибку нельзя считать результатом этих сознательных операций, ибо сама направленность и содер-

24 См. Д. Н. Узнадзе, Об актуальных задачах и теоретических основах психологии профессии, Тбилиси, 1933, стр. 29—31.

25 Сборник постановлений Пленума, Президиума и определений Судеб-яой коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР (1961'—

1963 гг.), М., 1964, стр. 259.

жание сознания были предопределены установкой, активизированной еще до начала функционирования сознания.

Механизм действия фиксированной установки в подобных случаях правильно понимает В. Д. Филимонов, который, ссылаясь на теорию Д. Н. Узнадзе, пишет: «Вследствие того, что фиксированная установка возникает быстрее и легче, чем обыкновенная, она .может провоцировать поведение, не адекватное данным объективным условиям, что иногда ведет к иллюзиям и ошибкам... Отрицательные последствия возникновения таких иллюзий, конечно, не яеляются неизбежными. Но вероятность их наступления может быть очень значительной»26.

9. Ошибка в развитии причинности имеет место при самонадеянности27.

По советскому уголовному праву, самонадеянностью признается такое психическое состояние, при котором лицо п р е д в и -д и т возможность наступления общественно опасных последствий своего деяния, но легкомысленно рассчитывает их предотвратить.

Из этого определения следует, что при самонадеянности в психике субъекта протекают процессы, отличные от тех, которые имеют место при небрежности, — лицо предвидит возможность наступления обшественно опасных последствий своего поведения и тут же принимается за решение теоретической задачи: достаточно ли реальна эта возможность для того, чтобы отказаться от желаемого поведения. Убедившись в том, что в силу наличия определенных Обстоятельств обшественно опасное последствие в данном конкретном случае не наступит, лицо совершает действие, оказавшееся впоследствии вредоноснымг

.28

26 В. Д. Филимонов, Указ. работа, стр. 98—99.

27 См. В. Ф. Кириченко, Значение ошибки по советскому уголовному праву, М., 1952, стр. 69; В. Г. Макашвили, Указ. соч., стр. 21; Его ж е, О разграничении эвентуального умысла и самонадеянности. «Правоведение», 1965, № 2, стр.168; П. С. Дагель, Проблемы вины в советском уголовном праве, Ученые записки Дальневосточного государственного университета, стр. 109.

28 Выступая против такого решения вопроса, М. С. Гринберг предлагает концепцию «двойного предвидения», согласно которой для самонадеянности характерно одновременно как предвидение реальной возможности наступления общественно опасного последствия, так и предвидение реальной возможности ненаступления такого последствия (см. М. С. Гринберг, Понятие преступной самонадеянности, «Правоведение;», 1962, № 2, стр. 99; Е г о же, Проблема производственного риска в уголовно^ праве,М., 1963, стр. 116-117). На более ранней стадии психической активности самонадеянно действующее лицо действительно представляет обе указанные М. С. Гринбергом возможности. Однако эти два представления мож-48

Описанная психологическая картина самонадеянности предполагает наличие таких психических процессов, которые обычно характерны для волевой активности. Однако возникает вопрос, почему же в таком случае наступают последствия, которые не только не входили s содержание воли самонадеянно действующего субъекта, но даже прямо противоречат его волена-• цравленности?

Напрашивается вывод, что «психическую причину», вызвавшую общественно опасное последствие, следует усматривать в неправильном представлении и ошибочной уверенности, которые непосредственно предшествуют волевому решению и принимают участие в его формировании. Однако уверенность, представление и вообще мысленные (интеллектуальные) функции психики не есть те силы, которые, как мы видели выше, способны настроить человека на практические действия. И если, судя по результату, воля не была той силой, которая направила действие в сторону общественно опасного последствия, то остается признать, что единственная сила, которая была способна это сделать, — это импульс актуальной потребности, нашедший свое психологичес» кое выражение в установке. Именно в форме этой установки индивид настраивается видеть возможные последствия его деяния так, как он привык видеть их из личного опыта или опыта других людей. Например, мотоциклист спортсмен-перв'оразряд-ник привык без особого труда предотвращать аварию в сложнейших дорожных ситуациях; поэтому он преднастроен думать, что и при быстрой езде в малолюдном тупике сумеет объехать пешехода, не причинив ему вреда; его уверенность не оправдыва-

ется, и он наезжает на мальчика .

Этот пример можно признать типичним случаем самонаде-

но считать находящимися в равновесии в интеллектуальном плане до, того момента, когда субъект принял какое-либо волевое решение, ибо в основе волевой решимости не могут лежать одновременно два противоположных представления. Если же субъект решается действовать каким-либо определенным образом, то это уже неопровержимо указывает на то, что вследствие оценки субъектом представлений более реальным ему показалось одно из них, которым он и руководствовался при принятии решения. Поэтому нельзя отрицать, что при самонадеянности, непосредственно в момент принятия волевого решения, ненаступление опасного результата в представлении субъекта наличествует совершенно ясно, в форме уверенности, в то время как противоположный исход отступает на задний план. Более обстоятельно о несостоятельности концепции «двойного предвидения» см. В. Г. Мака-швили, О разграничении эвентуального умысла и самонадеянности, «Правоведение», 1965, № 2, стр. 164 и др.

29 См. «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1959, № 5, стр. 7.

4. М. Угрехелидзе 49

Янности. В начале мотоциклист представлял возможные послед. ствия своего деяния (как привлекательные — быстрое прибытие к месту назначения, так и нежелательные — причинение смерти кому-либо) и эти последствия мыслились им примерно как одинаково реальные. В дальнейшем картина резко меняется, ибо наличная ситуация — езда на мотоцикле — актуализирует у мотоциклиста установку, которая определяет все дальнейшее течение психических операций: сначала под влиянием актуализиро-ванной установки, представление о возможном ненаступлении аварии пересиливает противоположное представление, а затем построенный на установочном представлении волевой акт теряет контроль над развитием действия.

Таким образом, с одной стороны не представляется возможным отрицать наличие волевых процессов при самонадеянности, но с другой стороны, бесспорно и то, что вместе с ними действует наполненная определенным содержанием установка, которая является активной психической силой, толкающей действие в сторону общественно опасного последствия. Однако, как указывает Д. Н. Узиадзе, «... если нарушается целостность поведения, если оно отклоняется от намеченной цели и направляется в другую сторону, то тогда мы уже не имеем дела с волевым поведением. Для волевого поведения характерно именно то, что каким бы сложным оно ни являлось, волевое поведение с начала до конца — упорядоченный поступо к»30. Поэтому можно сказать, что самонадеянность выражается в своеобразном сложном поведении, при котором «источник и цель одной и той же психофизической активности отличны друг от друга, в результате чего мы имеем дело с двумя поведениями, которые в основном совпадают друг с другом в путях реализации и во времени их развития»31. Другими словами, в единой психофизической активности воплощены два психологических содержания, одно из которых соотносится с деликтом самонадеянности .

Наступившее изменение во внешнем мире (причинение фактического вреда или создание конкретной опасности такого вреда) является неотъемлемой частью именно этого деликта; оно является тем элементом, без, которого было бы немыслимо

30 Д. Узнадзе, Общая психология, Труды, т. III—IV, Тбилиси, 1964, стр. 185 (на груз. яз.).

31 Ш. Н. Чхартишвили, Воля и ее воспитание. Тбилиси, 1964. стр. 61 (на груз. яз.).

32 Н. Манчев указывает, что неосторожное преступное деяние является частью, стороной сложной сознательной и целенаправленной волевой деятельности (см. Н. Манчев, Вината в наказателното право, Софии, Издательство на Българската Академия на Науките, 1969, стр. 136).

четко отграничить предметное содержание самонадеянности от того содержания, которое относится к воленаправленности субъекта и лежит за рамками обрисованного в законе состава33.

Вышеприведенный психологический анализ позволяет нам критически переосмыслить довольно распространенное в нашей юридической литературе мщение, что все преступления суть проявления волевой и мотивированной активности и что в этом отношении неосторожность не составляет исключения34. Не говоря уже о полном отсутствии волевой активности в тех случаях неосторожности, когда не осознается деяние в целом или отдельные фазы его развития, о волевом поведении не приходится говорить даже при самонадеянности. Дело в том, что хотя волевая функция психики при самонадеянности и прояв-

33 Указанное обстоятельство проливает свет на важное положение уголовного права, согласно которому неосторожность в форме самонадеянности всегда требует конкретного изменения во внешнем мире (см. Уголовное Уложение. Проект Редакционной комиссии и объяснения к нему, т. I, С.-Петербург, 1897, стр. 406; Н. С. Таганнев, Русское уголовное право, Лекции. С.-Пбг., 1902, стр. 624; В. Г. М а к а ш в и л и, Уголовная ответственность за неосторожность, М., 1957, стр. 159). Следовательно, так называемые «формальные составы» неосторожности могут предполагать лишь один вид неосторожной вины — небрежность.

34 Такая точка зрения находит особенно много приверженцев в новейшей литературе (см. Б. С. Волков, Мотив и цель преступления по советскому уголовному праву. Автореферат докторской диссертации, М.„ 1969, стр. 15; Его же, Проблема воли и уголовная ответственность, М., 1965, стр. 91; Н. Ф. Кузнецова, Преступление и преступность, М., 1969, стр. 48; И. Г. Филановский, Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению, Л., 1970, стр. 140; Его же, Субъективная сторона преступления, — В кн. «Курс советского уголовного права. Часть Общая, т. I, Л., 1968, стр. 431, и др.). Однако она бытовала и раньше (см. Б. С. Утевский, Вина в советском уголовном праве, М., 1950, стр. 149; И.Лекшас, Вина как субъективная сторона преступного деяния (перевод с немецкого), М., 1958, стр. 32). Определенным шагом вперед является положение, высказанное Т. В. Церетели, которая допускает уголовную ответственность и в тех случаях, когда действие хотя и не было проявлением воли, но у лица имелась возможность совершения волевого действия. Однако Т. В. Церетели ограничивает такие случаи лишь областью неосторожного опущения (см. Т. В. Церетели, Причинная связь в уголовном праве, Тбилиси, 1957, стр. 14; так же во втором издании этой книги (М., 1963, стр. 20). Такого «же мнения В. Н. Кудрявцев (Объективная сторона преступления, М., 1960, стр. 13—14). Этот вопрос наиболее последовательно решает Т. Г. Шавгулидзе, который считает, что ответственность может быть в принципе связана как с воле-

..•■'■"'■ - 51

ляет активность, однако она не имеет прямого отношения к наступившему последствию, не охватывает его35. Этим объясняется тот факт, что самонадеянность наказывается принципиально мягче, чем умышленное (волевое) преступление.

10. Вслед за совершением по неосторожности какого-либо общественно опасного деяния наступает момент, когда лицо сознает все случившееся и, как правило, начинает сожалеть об этом. Это означает, что если бы субъект объективировал свое поведение, то он, безусловно, отказался бы от него. Возникает вопрос, как совместить это обстоятельство с положением психологической науки, что установка имеет приспособительную функцию? Такой вопрос особенно остро ставится в тех случаях, когда неосторожное поведение причиняет вред самому действующему субъекту или его близким. Например, в результате опрометчивых действий водителя вред причиняется самому водителю и членам его семьи.

Если исходить из основных положений теории установки, то объяснение того, почему установка иногда проявляется в нежелательных для субъекта последствиях, не представляет особой трудности. Будучи динамическим состоянием психики36, ко-

вым, так и с импульсивным поведением, если в последнем случае субъект имел возможность волевого воздействия на направленность своего поведения. Одним из возможных вариантов импульсивного поведения Т. Г. Шавгулидзе справедливо признает неосторожность (Научная сессия, посвященная 10-летию Сектора права Института экономики и права АН ГССР. Тезисы докладов, Тбилиси, 1968, стр. 20 (на груз, яз.); '..Его же, Психологическая структура поведения и уголовная ответственность, «Правоведение», 1970, стр. 52).

35 См. В. Г. М а к а ш в и л и, Уголовная ответственность за неосторожность, М., 1957, стр. 79—80; П. С. Да гель, Проблемы вины..., /стр. 107.

36 В литературе было высказано мнение, что «динамической установки быть не может, ибо она перестает тогда быть установкой» (см. И. И. Кар-пец, Проблема преступности, М., 1969, стр. 85). Между тем в психологической структуре поведения нет другого элемента, который был бы столь динамичен, как установка. Динамичность эта выражается не только в постоянной изменчивости установки и вслед за этим в постоянной смене одного поведения другим, но и в том, что установка предполагает активную

. подготовку человеческих сущностных сил к определенному поведению (см. Д. Н. Узнадзе, Экспериментальные основы психологии установки, Тбилиси, 1961, стр. 18; А. С. Прангишвили, Исследования по психологии установки, Тбилиси, 1967, стр. 67; Ш. Н. Чхартишвили, Проблема бессознательного в советской психологии, Тбилиси, 1966, стр. 60; Ф. В. Бассин, Указ. соч., стр. 288—290).. '...'. .. .. . , . ....

52 '■■■.'■

торое у человека сохраняется до окончательной реализации поведения, установка обладает свойством инерции. Именно в силу этой инерции установка иногда в процессе ее реализации простирается и на такие изменения во внешнем мире, которые в момент начала поведения вовсе не составляли предмета удовлетворения потребности индивида и, следовательно, не представляли условий формирования установки. Например, ни один из результатов, наступивших в рассмотренных нами выше случаях, не соответствует той потребности, которая лежала в основе возникновения установки, но во всех этих случаях у субъекта имелась установка к определенной активности, которая лишь в дальнейшем, по инерции, нашла неадекватное проявление. Тем не менее, не может быть никакого сомнения в том, что каждое из нежелательных событий является проявлением установки к определенному поведению37.

Такое неадекватное проявление установки имеет место, преимущественно в тех случаях, когда детерминированная определенной ситуацией и потребностью установка не успевае'т угаснуть и продолжает действовать в несколько изменившихся условиях. Оно является как бы дальнейшим развитием взаимодействия тех свойств и закономерностей, которые обычно характеризуют установку как приспособительно-регулирующую функцию.

Из сказанного следует, что психическая активность субъекта на уровне установки (бессознательного) существенно отличается От психической активности на уровне объективации (т. е. сознательно-волевого действия). Дело в том, что сознание и воля человека не могут быть первоисточниками различного рода отклонений (ошибочных действий, промахов и т.д.) от правильного, целесообразного поведения38. В этом отношении они не терпят никаких исключений. Что же касается бессознательной психики в форме установки, то хотя она выполняет приспособительно-регулирующую роль, но может проявиться и в нецелесообразном с точки зрения последствий поведении. Это означает, что поведение, направленное непосредственно первичной установкой без контроля сознания и воли, всегда таит в себе реальную возможность (опасность)

3? Как справедливо указывает Ф. В. Бассин, «для утверждения, что скрытая установка способна проявляться только в такой форме, которая соответствует актуальной ситуации и не может выражаться в форме ситуационно-несоответствующей, у нас нет ни теоретических, ни экспериментальных оснований» (см. Ф. В. Бассин, Указ. соч., стр. 294).

38 См. Д. Н. Узнадзе, Экспериментальные основы психологии установки, Тбилиси, 1961, стр.199.

осуществления таких последствии, которые могут оказаться социально вредными.

Неосторожность, как мы постарались показать, относится к формам психической активности на уровне установки. Поэтому возможность осуществления социально вредных последствий внутренне присуща неосторожности.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 18 Главы: < 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. >

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

§ 1. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА НЕОСТОРОЖНОЙ ВИНЫ