III

Поведение потерпевшего, содействовавшее возникновению у него вреда, есть один из причинных факторов вреда. «Непреодолимая сила», которая была рассмотрена ранее, также оказывается причинным фактором, содействовавшим вредоносному результату. Тем не менее как в ст. 404 ГК, так и в нормах, с нею сходных, закон отдельно рассматривает влияние вины потерпевшего и действие «непреодолимой силы». Закон не только

1 Определение Московского городского суда 1926 г. по д. № 72474— «Судебно-арбитражный бюллетень» 1926 г. № 2, стр. 4.

2 Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1942 г. № 434 по иску С. А. Арихина к заводу «ГАЗ» имени Молотова — «Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР» 1942 г., М., 1947, стр. 160.

дает разные наименования этим двум факторам, которые могут содействовать возникновению вреда, но придает им различное юридическое значение.

Это обстоятельство не проявляется еще с полной отчетливостью в случаях ответственности, предусматриваемых ст. 403 ГК. Как известно, в этой норме виновному поведению потерпевшего не противопоставлено действие «непреодолимой силы» как граница ответственности.

В силу ст. 403 ГК причинивший вред освобождается от обязанности этот вред возместить уже в том случае, если будет опровергнуто предположение о виновности причинившего вред, — иными словами, ответственность по ст. 403 отпадает, когда доказан «субъективный случай» (субъективная неотвратимость вреда — «казус»).

Напротив, в ст. 404 ГК и в нормах, сходных с нею, наряду с виновным поведением потерпевшего как обстоятельство, освобождающее от ответственности, выступает чисто объективный фактор — объективный случай (именуемый в законе «непреодолимой силой). Изучение текста закона показывает, что каждое из этих двух оснований освобождения от обязанности возместить причиненный вред имеет свои особенности, резко их отличающие.

«Непреодолимая сила» раскрывается, как мы видели, в понятии объективного случая, т. е. обстоятельства, занимающего особое причинное положение по отношению к деятельности предприятия, лица, на которое предполагают возложить ответственность по ст. 404 ГК.

Субъективный момент (непреодолимость известного обстоятельства для данного лица) при действии «непреодолимой силы» имеет производный характер. Объективный случай всегда оказывается субъективно-непреодолимым потому, что объективный случай конкретно-непредвидим. Его можно предвидеть лишь в смысле предвидения его общей направленности. Вместе с тем, когда содействие «непреодолимой силы» (объективного случая) доказано, то в силу закона всегда наступает полное освобождение от обязанности возместить вред по ст. 404 ГК и сходным с нею нормам. Только ст. 78 Воздушного кодекса СССР составляет исключение в последнем отношении: даже действие «непреодолимой силы» не освобождает здесь от ответственности. Таков смысл правила о «непреодолимой силе», которое естественно порождает вывод, что искать «непреодолимую силу» нужно лишь за пределами того круга обстоятельств, которые можно поставить в вину ответственному лицу.

Можно ли, однако, подвести под понятие «непреодолимой силы» также поведение потерпевшего лица, если это поведение является объективно-случайным для ответственного (и невиновного вместе с тем) владельца «источника повышенной опасности».

Логически к такому заключению нет препятствий: объективный случай есть объективный случай, какими бы конкретными причинами он ни создавался. Поведение всякого другого лица, в том числе и лица, потерпевшего вред, может быть объективно-случайным для лица, причинившего вред. Однако этот вывод, приводя к объединению общего, связан с отречением от особенностей отдельного и находится в непримиримом противоречии с действующим нашим законодательством. Снова и снова приходится указывать, что проблема ответственности не совпадает с проблемой причинной связи. Закон строит ответственность на предпосылке определенной причинной зависимости между вредоносным результатом и фактором, за который отвечает гражданин или организация. Но существование такой причинной связи еще не решает вопроса об ответственности.

Закон воздействует на материальные факторы жизни, а не просто их регистрирует. Закон изменяет действительность в пределах, которые допускает ранее создавшееся или созданное положение. Но для того, чтобы изменять, закон должен отвергать, как неприемлемое, нечто, имеющее место в действительности. Признание всех факторов имеющими юридически равное значение, напротив, приводит лишь к их констатации и выхолащивает творческую силу закона. Словом, дело идет об одном из случаев воздействия надстройки на базис, на экономический строй общества на данном этапе его развития (так называемое «обратное воздействие надстройки»).

«Надстройка, — учит товарищ Сталин, — порождается базисом, но это вовсе не значит, что она только отражает базис, что она пассивна, нейтральна, безразлично относится к судьбе своего базиса, к судьбе классов, к характеру строя. Наоборот, появившись на свет, она становится величайшей активной силой, активно содействует своему базису оформиться и укрепиться, принимает все меры к тому, чтобы помочь новому строю доконать и ликвидировать старый базис и старые классы» 1.

Борясь с неправомерным причинением вреда личности и имуществу в условиях социалистического строя, наш законодатель стремится воспитать особенно бдительное отношение граждан к благам, охраняемым социалистическим правом. Поэтому законодатель наш не ставит в равные условия правонарушителя и потерпевшего и в том случае, когда они оба одинаково содействовали возникновению вреда. С полной определенностью и последовательностью наш законодатель во всех случаях, когда он устанавливает ответственность вплоть до «непреодолимой силы», отдельно и особо рассматривает вопрос о поведении потерпевшего. Во всех этих случаях закон наш придает значение только виновному поведению потерпевшего, — и не про-

1 Сталин, Марксизм и вопросы языкознания, изд. «Правда», 1950, стр. 4—5.

сто виновному, а только грубо-виновному (умысел, грубая неосторожность).

Хотя причинно поведение потерпевшего может содействовать возникновению вредоносного результата в том же смысле, как и действие «непреодолимой силы», но законодатель вовсе не обязан сводить решение общественного, правового вопроса к решению задачи на причинную связь. Как мы видим в этом конкретном случае, наш законодатель не просто регистрирует объективные факторы, но воздействует на эти факторы, влияя своим решением на сознание, чувства и волю людей. Советский законодатель совершенно сознательно пользуется реальной возможностью посредством норм права воздействовать на материальные факторы общественной жизни.

По одному делу, которое рассматривалось в уголовном порядке в 1947 г., было установлено, что пятнадцатилетний подросток М. попал под колеса автомобиля во время озорной попытки растащить редьку, лежавшую в кузове другой автомашины. В определении Судебной коллегии Верховного суда СССР этот несчастный случай изложен следующим образом.

В несчастном случае с потерпевшим М. выступают два фактора: 1) безупречность поведения шофера В., который принял все зависевшие от него меры, чтобы избежать причинения вреда;2) грубо-виновное поведение потерпевшего, который пренебрег самыми элементарными правилами безопасности: не желая быть пойманным, он буквально бросился под колеса ехавшего сзади грузовика, управляемого шофером В.

Вполне обоснованным поэтому представляется вывод Судебной коллегии Верховного суда СССР, которая констатировала: «как это видно из обстоятельств дела, несчастный случай наступил по вине самого потерпевшего»1.

Даже при разрешении уголовного дела Судебная коллегия Верховного суда СССР не просто констатировала невиновность поведения обвиняемого, но указала на истинную причину несчастного случая — поведение самого потерпевшего. И, что особенно характерно, эта ссылка на указанную причину вовсе не имеет чисто каузального характера. Судебная коллегия четко установила, что причинный фактор несчастного случая, лежащий в поведении потерпевшего, является виновным, т. е. внешним выражением внутренней упречности потерпевшего. Ясно, что при таких условиях и иск потерпевшей стороны, основанный на ст. 404 ГК, не имел бы успеха именно вследствие грубо-упречного поведения потерпевшего, а вовсе не в силу доказанного содействия «непреодолимой силы».

В этом отношении характерно также определение Гражданской кассационной коллегии Верховного суда Украинской ССР

1  Подчеркнуто мною. — Б. А.

от 25 июня 1928 г. по делу Туранской, не утратившее интереса до сих пор ввиду особой ясности своей формулировки: «Суд формально подошел к установлению признания грубой небрежности по данному делу. В деле имеются указания, что покойный пренебрег некоторыми правилами предосторожности, заботясь об интересах предприятия, где он работал. Суд должен был выяснить вопрос о мотивах поведения потерпевшего, потому что нельзя считать грубо-небрежным работника, который пренебрег опасностью в интересах предприятия, или в интересах государства, или для спасения третьего лица» 1.

В этом деле оказалось, что потерпевший стал жертвой железнодорожного движения. Поведение потерпевшего при этом было одной из причин возникшего вреда. Однако потерпевший действовал вместе с тем по мотивам, достойным всяческого одобрения и поощрения — он охранял социалистическую собственность. Поэтому Гражданская кассационная коллегия Верховного суда УССР вполне обоснованно отвергла момент вины потерпевшего в данном деле. Внутренне безупречное поведение никогда не может образовать того состава, который именуют виной потерпевшего 2.

1 Определение по делу № 2821 по иску Туранской к Правлению Южных ж. д.—«Практика Найвищого суду УРСР в справах покаличних», 1930, стр. 57. Подчеркнуто мною.—Б. А.

Напротив, ГКК Верховного суда УССР с полным основанием писала в определении от 20 мая 1924 г. по делу гр-ки Г. с Воринским сахарным заводом:

«признание... грубой небрежности в действиях погибшего Г., подвергшего себя опасности добровольно, вне всякой связи с обстановкой работы и притом с преступными намерениями (с целью кражи сахара), надлежит признать правильным (см. сборник «Обеспечение увечных», под ред. Е. И. Даниловой, 1927, стр. 138). Подчеркнуто мною.—Б. А.

3 В нашей судебной практике встречались случаи, хотя и близкие, но все же отличные от только что рассмотренных. В деле Марцынюка («Советская юстиция» 1940 г. № 22) речь шла о самопожертвовании гражданина, который принял участие в тушении пожара, возникшего в поезде, стоявшем на запасном пути. При ликвидации пожара пострадал сам Марцынюк, получивший ожоги, и пострадала его одежда. Иск потерпевший предъявил к железной дороге, имущество которой было спасено. В деле Бычковой-Гончаренко (1949г.) было установлено, что гражданин пожертвовал своей жизнью, спасая имущество спортивного общества также во время пожара. Иск о возмещении вреда был предъявлен иждивенцем покойного к спортивному обществу. Как и в приведенных в тексте делах, потерпевшее лицо действовало в соответствии с долгом гражданина социалистического государства не только безупречно, но и самоотверженно. Однако вред в обоих случаях возник не от действия «источника повышенной опасности», а иски предъявлены не к лицу, причинившему вред, а к лицам, имущество которых было спасено. О возмещении вреда речь идет, конечно, и в делах Марцынюка и Бычковой-Гончаренко. Но возмещение было присуждено потерпевшим не на основании ст. 403 или ст. 404 ГК, а по новому основанию. Верховный суд СССР обосновал удовлетворение иска по делу Марцынюка ссылками на ст. 131 Конституции СССР и на ст. 4 ГП К. Проф. С. Н. Ландкоф говорит, что перед нами новая «категория обязательств» (так и озаглавлена 'его статья, появившаяся в «Юридическом сборнике Киевского государственного университета» 1948 г. № 3—«Новая категория обязательств в советском гражданском праве»). Быть может, спорно, что здесь

Только виновное поведение потерпевшего освобождает (а в других случаях — ограничивает) ответственность владельцев предприятий, машин, эксплуатация которых признается «источником повышенной опасности» — железную дорогу, строительство, предприятие, собственника автомобиля. Так прямо сказано в законе, так разъяснено Пленумом Верховного суда СССР в его постановлении от 10 июня 1943 г. 1. Ошибочным было бы утверждение, будто бы и невиновное поведение потерпевшего может приводить к такому же результату.

Просматривая решения наших судов и арбитражей, лишь в виде редкого исключения можно установить неправильную в указанном смысле трактовку вины потерпевшего. Почти всегда в таких случаях при внимательном изучении дела выясняется, что недостаток решения заключается не в существе его, а только в неудачной формулировке. Так, в решении Государственного арбитража при исполкоме Московского областного Совета по одному делу 1947 года мы читаем: «сторож пропустил через переезд... лошадь с повозкой в то время, как шлагбаум был закрыт ввиду приближения поезда». В этом арбитраж справедливо усмотрел вину железной дороги (в лице ее агента — сторожа переезда). Сторож знал, что переезд экипажей строго запрещен при закрытом шлагбауме. Но формулировка вопроса о вине потерпевшей организации получилась неудачная. «Лошадь во время переезда заупрямилась, — говорится в решении, — и во время переезда заноровилась и остановилась на путях, и, таким образом, есть основание признать смешанную вину» 2. По тексту выходит как будто, что фактическая обстановка несчастного случая объективно вменяется в вину потерпевшей организации. На самом деле арбитраж имел в виду очевидную вину возчика, а значит, и вину организации, вверившей ему лошадь с повозкой. Возчик знал или, во всяком случае, должен был знать, что угрожает при проезде через пути, когда шлагбаум закрыт ввиду приближения поезда. Следовательно, не один сторож переезда был виновен в нарушении железнодорожных правил, но и агент

новая категория обязательств, поскольку речь идет все же о возмещении внедоговорного вреда, но нельзя не видеть, что основание возникновения обязательства здесь действительно новое: ведь лицо, на которое возлагается возмещение вреда, не только не виновно в причинении этого вреда, но не может даже считаться причинителем вреда, — о противоправном причинении вреда здесь нет и речи. Между тем в случаях, приведенных в тексте, потерпевший, тоже действовавший не только безупречно, но и самоотверженно, получил увечье от действия «источника повышенной опасности», а иск был предъявлен не к владельцу спасенного имущества, а к «владельцу источника повышенной опасности», притом на точном основании ст. 404 ГК. Применения аналогии закона здесь не потребовалось, как в делах Марцынюка и Бычковой-Гончаренко.

1 См. «О судебной практике по искам из причинения вреда»—«Судебная практика Верховного суда СССР» 1943 г., вып. VI, М., 1944, стр. 1—4.

2  О вине потерпевших юридических лиц см. ниже, гл. четвертую, ч. вторую, V.

истца — возчик. Неудачная формулировка здесь не затронула правильного по существу вывода об ограничении ответственности железной дороги ввиду грубой вины в поведении потерпевшей стороны.

Случаи, к которым применяются нормы о повышенной гражданской ответственности, показывают с еще большей наглядностью, чем другие случаи гражданского правонарушения, что вина потерпевшего вред лица есть проявление в противоправном поведении действительной вины (умысла, неосторожности).

В нашей юридической литературе все более укрепляется мнение, высказанное нами о вине потерпевшего. В своей рецензии на нашу книгу о значении вины потерпевшего О. С. Иоффе полностью разделяет наш взгляд, что вина потерпевшего соединяет в себе умысел, либо неосторожность и противоправность поведения 1.

Проф. Е. А. Флейшиц, оспаривая наше понимание противоправности, как несоответствия закону либо также правилам социалистического общежития, соглашается, однако, с тем, что по существу наш взгляд на вину потерпевшего правилен, поскольку «вина потерпевшего может проявиться как в действии противоправном, т. е. противном закону, так и в действии, противном правилам социалистического общежития» 2.

Мы уже отметили, что «непреодолимая сила», содействовавшая возникновению вреда, всегда полностью устраняет ответственность владельца вещи, эксплуатация которой признана «источником повышенной опасности». Виновное же поведение потерпевшего может не только устранять, но также и ограничивать указанную ответственность.

Простая неосторожность потерпевшего лица никогда не влияет на размер возмещения вреда. Грубая неосторожность потерпевшего влияет на размер возмещения всегда, но не всегда приводит к полному устранению требования потерпевшего к правонарушителю. Пленум Верховного суда СССР в упомянутом выше постановлении от 10 июня 1943 г. (п. 12) разъяснил: «когда по обстоятельствам дела будет установлено, что вред возник не только в результате неправильных действий причинившего вред, но и вследствие грубой небрежности или грубой неосторожности самого потерпевшего, суд может, исходя из принципа смешанной ответственности, возложить на причинившего вред обязанность частичного возмещения вреда в соответствии со степенью вины каждой из сторон».

1 О. С. Иоффе, рецензия в «Вестнике Ленинградского университета» (1951 г. № 2) на книгу Б. С. Антимонова «Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении».

2 Е. А. Флейшиц, Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения, 1951, стр. 165—166.

Формулировка, которую Пленум Верховного суда СССР придал правилу о зачете вины потерпевшего, лишний раз показывает: а) что понятие вины потерпевшего немыслимо без признания вины потерпевшего понятием однородным с понятием вины правонарушителя (иначе невозможно было бы сопоставление «вины каждой из сторон»); б) что понятие вины потерпевшего никогда не может быть исчерпано моментом фактической причастности потерпевшего лица к причинению вредоносного результата: непременно требуется еще момент субъективной упречности потерпевшего; именно по степени вины, а не по степени казуальности должен решаться вопрос о размере ограничения ответственности правонарушителя.

Вопрос о зачете вины потерпевшего имеет свою историю и в нашей судебной практике и в нашей юридической литературе 1. Однако этот вопрос не связан в особенности с проблемой ответственности по ст. 404 ГК и сходным с нею нормам.

Как, однако, можно ставить вопрос о зачете вины при применении ст. 404 ГК в тех случаях, в которых ответная сторона не виновна, а виновен только сам потерпевший? Если держаться представления о зачете, как о погашении двух встречных однородных требований, то при невиновном причинении вреда «источником повышенной опасности» о зачете вины не может быть речи.

В судебной практике мы лишь в одном деле повстречались с соображениями такого рода. Некто Шапиро утверждал в своей кассационной жалобе, что «ст. 404 ГК не допускает смешанной вины». Здесь вопрос стоял именно о таком положении, в котором ответственность возлагается по правилам ст. 404 ГК на невиновного ответчика при доказанности встречной вины потерпевшего лица.

Гражданская кассационная коллегия Верховного суда Украинской ССР отвергла это возражение. «Кассатор смешивает понятие вины со смешанной ответственностью» 2.

Отвлечемся от неудачной терминологии «смешанная вина», «смешанная ответственность», которой воспользовалась Гражданская кассационная коллегия. На недостатки этих терминов неоднократно уже обращалось внимание в литературе вопроса. Но смысл рассуждения понятен и по существу не вызывает сомнений. Гражданская кассационная коллегия имела в виду сказать, что при применении ст. 404 ГК зачет вины заключается не в срав-

1  См. С. Арабажин, Вина потерпевшего («Вестник Советской юстиции» 1928 г. № 18 (119), стр. 382—384); X. И. Шварц, Значение вины в обязательствах из причинения вреда, 1939; М. М. Агарков, Вина потерпевшего в обязательствах из причинения вреда («Государство и право» 1940 г. № 3, стр. 70—79); Б. С. Антимонов. Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении, 1950.

2  Определение ГКК Верховного суда УССР от 5 марта 1928 г. по д. № 1540 1927 г.—«Вестник Советской юстиции» 1928 г., № 8(114), стр. 256.

нении вины двух сторон (ответчик может и не быть виновным), а в ограничении ответственности лица, причинившего вред. Ограничение это происходит, однако, в зависимости от степени вины потерпевшей стороны. В этом смысле и следует понимать п. 12 постановления Пленума Верховного суда СССР от 10 июня 1943 г., когда этот пункт находит себе применение в связи со ст. 404 ГК при условии, что виновному потерпевшему противостоит невиновный владелец вещи, эксплуатация которой признается «источником повышенной опасности»1.