§ 3. МЕСТО МОТИВА В СОСТАВЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Общепризнано, что мотив в уголовно-правовом смыс­ле представляет собой один из признаков субъективной стороны состава Он является квалифицирующим приз­наком целого ряда преступлений, а также служит об­стоятельством, влияющим на назначение меры уголов­ного наказ-аиия. Мотив в равной степени относится к конкретному составу преступления, к группам сходных составов (специальному составу) и к общему составу преступления.

Применительно к составу конкретного преступления большинство криминалистов относят мотив к факуль­тативным признакам, не обязательным к установлению во всех случаях1. Это объясняется тем, что юридическая природа факультативности признаков состава в целом обычно связывается с применяемой уголовно-правовой нормой, и факультативными считаются признаки, кото­рые непосредственно в законе не указаны. Некоторые криминалисты отмечают, что подразделение признаков состава на обязательные и факультативные возможно лишь при анализе общего понятия состава преступления, а в конкретном составе преступления все признаки не­обходимы. При этом подчеркивается, что «факультатив­ный по отношению к общему понятию состава преступ­ления признак может быть необходимым признаком оп­ределенного преступления» и характеризовать «разно­видности преступления, повышая или понижая его об­щественную   опасность»2.

На наш взгляд, каждый признак конкретного соста-■ ва одинаково важен для разрешения дела по существу. |В одних случаях эти признаки необходимы для кариди-'ческой оценки содеянного, в других — для обоснования такой оценки, в третьих — для отграничения преступле­ний друг от друга. Признаки состава действительно не всегда имеют самостоятельное уголовно-правовое значе­ние, в чем и проявляется их факультативность; однако это нисколько не умаляет их важности.

Более определенную позицию в этом вопросе занима-

1              См , например, А  Н  Трайнин, Общее учение о составе пре-

стутения, М , 1967, стр   190

2              «Уголовное право Часть Общая», М, 1969, стр 94

80

ют процессуалисты, не признающие каких-либо ограни­чений при установлении тех или иных обстоятельств со­вершения преступления. Не делается из этого исключе­ния и для мотива совершения преступления. Напротив, в советской уголовно-процессуальной и криминалисти­ческой литературе не вызывает спора, что в деле рас­крытия преступления мотив имеет существенное значе­ние, что его установление способствует выяснению объ­ективной истины по делу1. Для такой позиции есть и за­конные основания. В ст. 68 УПК РСФСР в числе обсто­ятельств, подлежащих доказыванию, указаны: 1) собы­тие преступления (время, место, способ и другие обсто­ятельства совершения преступления); 2) виновность обвиняемого в совершении преступления и мотивы пре­ступления; 3) обстоятельства, влияющие на степень и характер ответственности обвиняемого, а также иные обстоятельства, которые характеризуют личность обви­няемого; 4) характер и размер ущерба, причиненного преступлением.

Таким образом, в уголовно-правовой и процессуаль­ной науках сложилось различное отношение к оценке мотива, не являющееся оправданным. Могут возразить, что уголовно-правовое содержание мотива относится прежде всего к состав} преступления, тогда как с точ­ки зрения уголовного процесса мотив характеризует са­мо преступление, его материальную сущность. Но эти соображения нельзя признать убедительными, так как основной предмет доказывания по любому уголовному делу — состав преступления со всеми его элементами и признаками и доказательственное значение при установ­лении вины имеют любые элементы и признаки состава, в том числе и мотив. Значение мотива выходит далеко за пределы его обычного уголовно-правового понимания, и нет никакой необходимости в противопоставлении мо­тива в составе преступления и мотива самого преступ­ления, хотя эти понятия полностью не совпадают. Имен­но по этим причинам отнесение мотива к факультатив­ным признакам в уголовном праве не было воспринято

1 См, например, М С Строгович, Материальная истина ц судебные доказательства в советском уголовном процессе, М, 1955, стр 269, А Д Соловьев, Всесторонность, полнота и объектив­ность предварительного следствия, Киев, 1969, стр   28, 59

6   Заказ 6523        81

другими юридическими науками, как следовало бы ожи­дать.

По существу нет ни одного института уголовного права, который не был бы связан с проблемой волевого аспекта преступления и его мотивации. Волевой посту­пок, указывает Т. В. Церетели, лежит в основе постро­ения понятия преступления. Он «является тем логичес­ким центром, к которому должны присоединиться в ка­честве дальнейших признаков общественная опасность, противоправность и виновность для того, чтобы можно было говорить о понятии преступного деяния...»1.

Мы не склонны переоценивать значение мотива в оп­ределении уголовной ответственности2. Вне связи объ­ективных и субъективных признаков вопрос об уголов­ной ответственности становится беспредметным, однако эта связь становится еще более очевидной, если объек­тивные и субъективные признаки рассматривать не толь­ко как традиционные юридические категории, но и в бо­лее широком плане их социально-психологического со­держания, определяемого понятием мотивации преступ­ления.

Нами уже было показано, что мотивация поведения в широком смысле выключает в себя сознание субъекта, его социальные и психофизиологические свойства и ка­чества, отношение к социальным ценностям, к объектив­ной действительности в целом, к другим людям, к само­му себе и т. п. Характеристика психического отношения субъекта к совершаемому преступлению в рамках тра­диционного рассмотрения элементов состава преступле­ния (вина, цель, мотив) и субъекта преступления (вме­няемость, возраст) далеко не полностью отражают су­щность преступления как волевого акта и сущность са­мого преступника «ак носителя антиобщественных или асоциальных свойств и качеств, проявляющихся в пре-

1              Т  В  Церетели,   Причинная связь в уголовном   праве, М,

1963, стр  25

2              Такую переоценку допускает, в частности, Б  С   Волков, когда

говорит, что мотиву принадлежит решающее значение «в   определе­

нии уголовной ответственности» (см  Б  С  Волков, Проблема воли

и уголовная ответственность, Казань, 1965, стр  50)   Эта точка зрения

справедливо критиковалась в юридической литературе (см  П С  Д а-

г е л ь, Классификация мотивов преступления и ее    криминологичес­

кое значение, в сб   «Вопросы социологии и права», Иркутск,  1967,

стр   272).

82

ступлении. Мотив является связующим Звеном между личностью и совершаемым преступлением. Вне мотива нельзя раскрыть их социальную и психологическую при­роду. Мотиву присущи специфические качества, относя­щиеся к интеллектуальной и волевой сферам субъекта. Он аккумулирует в себе внутренние черты не только преступления, но и самого преступника. Являясь внут­ренним содержанием «помыслов личности», именно он выражает социальные свойства субъекта, направлен­ность действий, находя свое объективное выражение в совершении преступления.

Если рассматривать состав преступления как единое целое, выражающее взаимообусловленность его объек­тивных и субъективных признаков, то существующее по­нятие субъекта преступления (вменяемое лицо, дос­тигшее определенного возраста), хотя и является необходимым для определения возможности наступ­ления уголовной ответственности, носит все же ограни­ченный характер. Известно, что условия вменяемости заключаются, во-первых, в осознании фактической сто­роны совершаемых действий и, во-вторых, в способности субъекта руководить своими действиями. При отсутст­вии любого из этих компонентов лицо не подлежит уго­ловной ответственности. Однако данные, характеризу­ющие преступника с точки зрения его вменяемости и возраста, фактически иногда оказываются недостаточны­ми. При наличии указанных признаков лицо не всегда может сознавать социальную значимость содеянного, и это связано с достижением определенного уровня соци­ализации   личности.

В литературе отмечается, что уровень социализации личности в соответствии с возрастной градацией слу­жит предпосылкой уголовной ответственности и что на­иболее полное отражение это находит в категории вме­няемости1. Эта точка зрения подлежит некоторому уточ­нению. Уголовное законодательство, устанавливая чет­кие, формально определенные возрастные критерии уго­ловной ответственности, опирается на типичные харак­теристики возрастных особенностей личности. Речь при

1 См 3 А Астемиров, Уголовная ответственность несовер­шеннолетних (социально-психологические и криминологические аспекты), «Советское государство и право» 1970 г   № 1, стр   69

С*           83

этом идет не только и, пожалуй, не столько о вменяемо­сти, сколько о способности лица (определенного возра­ста, нормальной социализации) давать правильную со­циальную  оценку содеянному.

В основу возраста, с которого возможна уголовная ответственность, берется уровень сознания и развития некоего среднего индивида, его способность понимать ха­рактер совершаемых действий, а также руководить сво­ими поступками. У отдельных лиц уровень социализа­ции может не соответствовать уровню, типичному для данного возраста, поэтому индивидуальные отклонения должны учитываться при решении вопроса об уголовной ответственности или освобождении от нее.

Уровень социализации нельзя отождествлять с вме­няемостью субъекта либо рассматривать в одном плане способность осознавать фактическую сторону явления или действия и их социальную значимость. Эти понятия не являются равнозначными. При решении вопроса об уголовной -ответственности на первое место должна быть поставлена способность лица осознавать социальную значимость содеянного (своих действий или бездейст­вия), и это находит свое отражение в действующем за­конодательстве. В ст. 392 УПК РСФСР прямо говорит­ся, что «при наличии данных об умственной отсталости несовершеннолетнего, не связанной с душевным заболе­ванием, должно быть выявлено также, мог ли он пол­ностью сознавать значение своих действий». Выявление этих обстоятельств нередко требует проведения судебно-психологической экспертизы. Правильная правовая оценка содеянного может быть затруднена, если к это­му вопросу не будет привлечено должного внимания.

Н~а страницах печати обоснованно ставится вопрос о преодолении нигилистического отношения к проведе­нию судебно-психологической экспертизы при рассле­довании и судебном разбирательстве дел о преступле­ниях  несовершеннолетних1,  об  использовании    данных

1 См А Э к м е к ч и, О судебно-психологической экспертизе, «Советская юстиция» 1968 г № 6, стр. 10—13; В Рыбальская, Судёбио-психологическая экспертиза по делам несовершеннолетних в уголовном процессе европейских социалистических стран, «Советская юстиция» 1968 г № 4, стр 30, 31; П. Д а г е л ь, И Р е з и и ч е н к о, Вопросы компетенции и организации судебно-психологической эк­спертизы, «Советская юстиция» 1970 г. № 1, стр  7—9.

84

психологии в судебной и следственной деятельности в целом1.

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 6 от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» говорится, что при наличии данных, свидетельствующих об умствен­ной отсталости несовершеннолетнего подсудимого, суды должны выяснять уровень умственной отсталости, мог ли несовершеннолетний полностью сознавать значение своих действий и в какой мере руководить ими. Рекомен­довано в необходимых случаях проведение экспертизы специалистами в области детской и юношеской психоло­гии и экспертами-психиатрами. «С учетом степени умст­венной отсталости, а также степени и характера обще­ственной опасности совершенного им преступления суд в соответствии со ст. 10 Основ уголовного законодатель­ства Союза ССР и союзных республик может ограничи­ться в отношении несовершеннолетнего применением принудительных мер воспитательного характера»2.

Сознание социальной значимости поступка неравно­значно и осознанию общественной опасности содеянно­го. Это разные стороны сознания субъекта и оценки им поступка. Сознание социальной значимости поступка возможно как при виновном, так и невиновном причине­нии вреда, тогда как сознание общественной опасности содеянного относится к вине. В то же время отсутствие сознания социальной значимости поступка исключает постановку вопроса об уголовной ответственности. Это понятие позволяет связать сознание, волю и мотивацию в единое целое, характеризуя более конкретно способ­ность лица отдавать себе отчет в своих действиях, рас­крывает степень сформированное™ социальных свойств личности и избирательность поведения, его мотивы в их подлинном значении. Только при наличии способности лица оценивать социальную значимость поступка мотив приобретает характер связующего   звена между объек-

1              См   В   Коновалова, Використаиня данних психологи в су-

дов1й i  слшчш д1яльноеп,  «Радянське право»  1968 р   № 8;  ее  же

Проблемы логики и психологии в следственной тактике, РИО МВД

УССР, Киев, 1970.

2              «Сборник    постановлений  Пленума  Верховного    Суда  СССР,

1024—1970», М, 1970, стр 297

85

тивными и субъективными признаками преступле­ния1.

В юридической литературе имеются определенные тенденции к более широкому пониманию вины в совет­ском уголовном праве. В частности, К- Ф. Тихонов счи­тает, что для признания лица виновным в совершении умышленного преступления установление предвидения и желания или сознательного допущения определенно­го результата еще недостаточно. Необходимо устано­вить факт отрицательного отношения к интересам со­циалистического общества, что придает, по его мнению, вине   социальное   содержание2.

Критикуя эту точку зрения, И. Г. Филановский пра­вильно отметил, что социальное содержание вины зак­лючается в осознании субъектом общественной опасности деяния. Отношение лица к интересам общества при решении вопроса о наличии вины не имеет значения. В то же время сам И. Г. Филановский определяет ви­ну как «свободно избранное решение о совершении де­яния, образующее умышленное или неосторожное пре­ступление»3. В другой работе он отмечает, что следу­ет различать форму вины в составе преступления и фор­му вины в совершенном общественно опасном деянии. Определение формы вины в составе преступления озна-

1              В уголовном законодательстве большинства социалистических

стран введено понятие   так называемой «возрастной    вменяемости»,

обозначающее   способность несовершеннолетнего   на   основании до­

стигнутого уровня развития личности при   решении совершить   кон­

кретное преступление руководствоваться    действующими в    данной

области социальных отношений правилами общественной жизни (см,

например, абз 3 § 65 УК ГДР)

О соответствующем изменении действующего законодательства обоснованно ставится вопрос многими советскими криминалистами (см Г М Миньковский, Особенности расследования и судебно­го разбирательства дел о несовершеннолетних, М, 1959, О Фрайе­ров, Возрастной критерий уголовной ответственности, «Социалисти­ческая законность» 1968 г № 12; Л Н К р и в о ч е н к о, Об особен­ностях признания несовершеннолетних невменяемыми, «Тезисы док­ладов научной конференции Харьковского юридического института», 1968, стр 191, В Я Рыбальская, Законодательное регулирова­ние процесса по делам несовершеннолетних в УПК ГДР, в сб «Проб­лемы борьбы с преступностью», вып   1, Иркутск, 1970, стр   136)

2              См К Ф Тихонов, Субъективная сторона преступления, Са­

ратов, 1967, стр  68—75

3              И   Г   Филановский, Социально-психологическое    отноше­

ние субъекта к преступлению, Л , 1970, стр  120

чает в его трактовке выяснение мысли законодателя о том, какая форма вины свойственна данному составу преступления. Установление же формы вины в совер­шенном деянии — выяснение того психического процес­са, который имел место в сознании лица в момент со­вершения   преступления1.

На наш взгляд, вряд ли есть необходимость в под­разделении форм вины в указанном смысле, поскольку в конечном итоге речь идет об установлении в действи­ях лица конкретного состава преступления со всеми при­сущими ему признаками. Очевидно, это возможно лишь на основе установления всех обстоятельств совершенно­го преступления в их совокупности Характер вины в содеянном предопределяется содержанием и формой конкретного волевого акта, которые неотделимы друг от друга. Сознательное игнорирование интересов соци­алистического общества и сознание общественной опа­сности проступка не нуждаются в особом противопостав­лении. Это — совместимые понятия, характеризующие волевое отношение субъекта к предъявляемым требова­ниям. Нарушение предъявляемых требований, их несоб­людение, игнорирование относится к любому деянию, совершенному умышленно или по неосторожности. Со­циальная сущность преступления выражается в общест­венной опасности всего содеянного, а не отдельного ком­понента субъективной стороны состава преступления — вины

Являются необоснованными и попытки конструиро­вания вины в виде внесения в это понятие указания на «свободу избрания решения», которое, хотя и важно для раскрытия психологического содержания преступления как волевого акта, никакого уголовно-правового значе­ния не имеет, так как «характеристика преступления как волевого поведения человека — действия или бездейст­вия — еще не решает вопроса о наличии или отсутствии вины и ее формах»2.

Требование сознания социальной значимости поступ­ка позволяет с более правильных позиций рассматри-

1              См   И   Г. Ф и л а н о в с к и й, Составы преступлений с простой

и сложной формой вины, «Советская юстиция» 1967 г  № 4, стр   16

2              А  А   Пионтковский, Учение о преступлении по советско­

му уголовному праву, М, 1961, стр   171.

87

вать подлинное содержание психического отношения ли­ца к совершаемому преступлению и вредности содеян­ного, поэтому представляется целесообразным включить указанный компонент в понятие субъекта преступления наряду с возрастом и вменяемостью. Это позволит из­бежать ошибок при рассмотрении вопросов об уголовной ответственности несовершеннолетних, нередко не созна­ющих подлинной значимости совершаемого и действую­щих   по   существу   невиновно.

Социально-психологическое содержание совершае­мых преступлений с наибольшей полнотой раскрывается в мотиве и цели содеянного. Именно эти признаки рас­крывают механизм возникновения умысла или неосто­рожности, что позволяет также ставить вопрос о само­стоятельном правовом значении их в рамках любого конкретного  состава  преступления.