КОНСТИТУЦИОННЫЕ НОРМЫ В СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ

Конституционный /контроль за законностью и применение судами конституционных норм

1. Весьма важна роль судебной практики в области конституционного права. В отличие от других отраслей права для конституционного права само применение конституционных норм в судебной деятельности имеет принципиальное значение. Во-первых, такое применение характеризует Конституцию как непосредственно дейст­вующее право. Во-вторых, обеспечивает судебной защи­той конституционные субъективные права граждан и организаций. В-третьих, применение конституционных норм в судебной практике —это один из важных кон­кретных путей повышения роли Конституции в повсе­дневной социально-экономической и политической жизни советского общества.

Как известно, за голы, прошедшие со времени при­нятия Конституции СССР 1936 года, в развитии совет­ского общества, в мировом развитии, в расстановке классовых сил на международной арене произошли принципиальные изменения. «Есть основания счи­тать,— отметил Л. И. Брежнев в докладе «О пятиде­сятилетии Союза Советских Социалистических Респуб­лик»,— что все эти изменения в жизни нашей Родины и задачи, вставшие перед нашим обществом в новых усло­виях, должны найти свое отражение в Конституции Сою­за Советских Социалистических Республик»1.

Непосредственное применение конституционных норм судебными органами -СССР ставит перед теорией права весьма сложные вопросы.

Однако необходимо подчеркнуть, что сам вывод о конституционном праве как о непосредственно действую­щем праве, в том числе и о   возможности   применения

1 «Коммунист» 1972 г. № 18, стр. 40.

норм Конституции судебными органами СССР, получил определенное признание в юридической литературе.

Так, С. С. Алексеев отмечает, что неверно сводить по­ложения Конституции к программным требованиям или же к такого рода общим нормам, которые действуют только или преимущественно через конкретные норма­тивные положения, содержащиеся в иных отраслях пра< ва. Он пишет, что «конституционные нормы (за некото­рыми исключениями, установленными Конституцией) могут и должны быть предметом непосредственного су­дебного применения»1.

Две формы реализации конституционных норм выде­ляет И. Е. Фарбер. Такая реализация происходит «пу­тем применения норм Конституции совместно с нормами отраслевого законодательства и путем самостоятельного применения конституционных норм органами государст­ва и общественными организациями. Первая из назван­ных форм находит широкое применение на практике. Что касается самостоятельного применения норм Конститу­ции, то эти случаи довольно редки»2.

Применительно к конституциям социалистических стран, в литературе было отмечено следующее положе­ние: «Конституционные принципы и иные предписания сохраняют свойства норм прямого действия, непосредст­венных регуляторов общественных отношений даже в тех случаях, когда в действующем законодательстве во­обще отсутствуют правила, определяющие порядок их применения. Сам по себе факт отсутствия таких правил не может препятствовать субъектам права (органам го­сударства, социалистическим организациям, гражданам) ссылаться в обоснование своих притязаний на соответст­вующие положения Конституции, а компетентным госу­дарственным органам издавать необходимые индивиду­альные правовые акты непосредственно во исполнение конституционных предписаний»3.

1              С.  С. Алексеев,   Социальная ценность  права в советском

обществе, «Юридическая литература», 1971, стр. 190.

2              «XXIV съезд КПСС и вопросы теории государства и права»,

М., 1972, стр. 161.

3              И. Н. Кузнецов,  Роль конституционного законодательства

европейских социалистических стран в утверждении режима социа­

листической законности, «Ученые записки   ВНИИСЗ» 1971 г. № 25,

стр. 55.

100

КХ П. Еременко рассматривает непосредственно-регу­лятивное свойство Конституции как важный элемент кон­ституционной законности в Советском государстве1.

2. Применение судебными органами конституцион­ных положений, закрепивших социально-экономические и политические основы социалистического строя, основ­ные права и обязанности советских граждан, возможно лишь в том случае, если эти положения обладают всеми свойствами правовых норм. Вот почему, с нашей точки зрения, рассмотрение вопроса о нормативности консти­туционных положений является первоочередным.

Воздействие на общественные отношения при помощи общих и обязательных правил поведения представляет собой качественно новый этап в управлении социально-экономическими и политическими процессами, важней­ший способ нормативного руководства обществом. Глу­боко правы те авторы, которые в выработке самого этого способа видят большое завоевание человеческой куль­туры, а нормативность считают одним из главных со­циальных свойств права2.

Однако нормативность права следует усматривать не только в том, что право создает, по выражению С. С. Алексеева, «единую непрерывно действующую си­стему типовых масштабов поведения людей», но и в том,

1 См. Ю. П. Еременко, Личность и конституционная закон­ность в Советском государстве, Труды ВШ МВД СССР, вып. 6. Волгоград, 1972, стр. 39—50; но, к сожалению, несмотря на то, что проблема непосредственного, в том числе и судебного, применения конституционных норм является одной из самых узловых в теории конституционного права (см. об этом, например, Г. В. Б а р а б а-шев, Принципы социалистических конституций, «Советское государ­ство и право» 1968 г. № 3, стр. 152), не все авторы, анализирующие природу конституционных норм, уделяют внимание этому вопросу. Так, обошли молчанием проблему непосредственного действия кон­ституционных норм, а также судебной защиты конституционных и субъективных прав от нарушений авторы двух последних, в целом весьма интересных, работ по конституционно-правовой проблема­тике— Л. Д. Воеводин и Н. И. Матузов (см. Л. Д. Воеводин, Конституционные права и обязанности советских граждан, изд-во МГУ, 1972; Н. И. Матузов, Личность, права, демократия, Сара­тов, 1972).

2 См., например, «Общая теория советского права» под ред. С. Н. Братуся и И. С.Самощенко, «Юридическая литература», 1966, стр. 169—193; П. Е.Недбайло, Применение советских правовых норм, Госюриздат, 1960; А. В. Мицкевич, Акты высших органов Советского государства, «Юридическая литература», 1967, стр. 31; С С. Алексеев, указ. работа, стр. 15.

что данный масштаб (мера) становится в силу возмож­ности государственного принуждения обязательным для лиц и организаций. Нормативность права проявляется в диалектическом единстве таких свойств правил поведе­ния как обобщенность и обязательность.

Конституционные правовые предписания в высшей степени обладают такой нормативностью. Их обяза­тельность — неотъемлемый элемент высшей юридической силы Конституции. Обобщенность же конституционных норм находит свое выражение в высокой масштабности, направленной на урегулирование самых важных, основ­ных социально-экономических и политических общест­венных отношений, составляющих основы социалистиче­ского строя. Эти отношения наиболее массовые и соци­ально значимые. Поэтому-то нормы, опосредствующие их, обладают наивысшими юридической силой и сте­пенью обобщенности, всеми качествами непосредственно действующего права.

Разумеется, в Конституции СССР, равно как и в дру­гих социалистических конституциях, выражен ряд основ­ных принципов социалистического права. Но разделяет ли принципы права и нормы права непреодолимая стена?

Под правовыми принципами чаще всего понимают ведущие начала советской правовой системы, отражаю­щие основные социально-экономические закономерности социализма. Однако свое выражение эти принципы на­ходят в нормах различных отраслей права, объединяя их в стройную, единую социалистическую систему права. Наиболее полно правовые принципы воплощаются в нор­мах Конституции, Они усиливают ее нормативность, при­дают Конституции значение основного политико-право­вого и социально-экономического документа.

Что же касается механизма, обеспечивающего воз­можность непосредственного применения конституцион­ных норм, то в связи с этим надо отметить следующее.

Развитое В. И. Лениным учение о сущности социали­стической конституции исходит из гармоничного единст­ва материальных и правовых гарантий, реализующих основные социально-экономические и политические пра­ва и свободы трудящихся. Советская власть, писал В. И. Ленин, обеспечила «для трудящихся классов, т. е. для громадного большинства населения, такую факти­ческую возможность пользоваться демократическими правами и свободами, которой никогда   не было, даже

102

приблизительно, в самых лучших и демократических буржуазных республиках»1. Однако это не исключает, а предполагает и создание широких юридических гаран­тий. Известно, что В. И. Ленин призывал научить тру­дящихся «вое в ат ь за свое право по всем прави­лам законной в РСФСР войны за права»2. Важ­нейшей составной частью системы юридических гарантий является организация и деятельность судебных учреж­дений. В юридической литературе отмечается, что кон­ституционные субъективные права граждан и организа­ций должны иметь повышенную судебную н адми­нистративную защиту3.

Социальный механизм правовых гарантий тесно свя­зан с самой сущностью нормативного способа управле­ния социально-экономическими и политическими процес­сами общественной жизни. Способ регулирования обще­ственных отношений при помощи масштабов (мер), об­щих правил поведения, как было уже выяснено, обус­ловливает и такое неотъемлемое свойство права, как конкретизация права. Конкретизация права предпола­гает и наличие механизма, обеспечивающего правильное соотношение общего и частного в правовом регулирова­нии. Одним из наиболее результативных социальных ме­ханизмов в этой сфере являются судебные   учреждения.

Конкретизация права — необходимый процесс, связанный с развитием конституционных норм. Эти нор-ivibi конкретизируются в предписаниях иных отраслей права. С одной стороны, это означает,    что   отдельные

1              В. И. Лени н,  Поди. собр. соч., т. 37, стр. 499.

2              В. И. Л ен и н,  Полн. собр. соч., т. 53, стр. 149.

3              См. И. Е. Ф а р б е р,   В. А. Ржевски и, Вопросы теории со­

ветского конституционного права, вып.  1, Саратов, 1967, стр. 53, 64;

И. Н. Кузнецов,  Тридцатилетие конституции победившего социа­

лизма,   «Ученые   записки    ВНИИСЗ»,   вып.   10,   М,   1967, стр.  187;

С. С.   Алексеев,   Социальная ценность социалистического права

как регулятора общественных отношений, «Советское государство и

право» 1968 г. № 3, стр. 20; Г. В. Барабашев, Принципы социа­

листических   конституций, .«Советское государство н  право»   1968 г.

№ 3, стр. 152,

На научной конференции государетвоведов социалистически* стран, состоявшейся в 1964 году в г. Сегеде (ВНР), проблема су­дебной защиты конституционных прав была названа одной из самых узловых в теории конституционного права (см. «Международная государственно-правовая конференция по вопросам развития социа­листических конституций»  (Acta juridica,   XVI, Budapest, far. 3—4).

103

элементы конституционных норм (главным образом санкции) получают свое развитие в правовых предписа­ниях других нормативных актов. Санкции норм Консти­туции мы обнаруживаем в правовых предписаниях уго­ловного, гражданского, трудового законодательства. И. Е. Фарбер и В. А. Ржевский верно отмечают, что «нормы государственного права имеют санкции в дру­гих отраслях права»1. В. Н. Иванов специально выделяет уголовно-правовые нормы, защищающие конституцион­ное право на труд, на образование (в Узбекской, Киргиз­ской, Таджикской и Туркменской республиках), равен­ство прав женщин с мужчиной (в семи союзных респуб­ликах), национальное равноправие (ст. 11 Закона об уго­ловной ответственности за государственные преступле­ния), свободу совести, избирательные права, право на объединение в общественные организации (норма о нака­зуемости «воспрепятствования законной деятельности профсоюзов»), право на неприкосновенность личности, неприкосновенность жилища и тайну переписки2.

Такой способ правового обеспечения конституцион­ных предписаний обусловлен тем, что конституционные нормы имеют высокую степень обобщенности. Поскольку возможные нарушения могут носить самый разнообраз­ный характер, необходимо создание разветвленной систе­мы санкций, которую и целесообразно закрепить в раз­личных отраслях права. Специфическая форма изложе­ния конституционных предписаний (замена повелитель­ной формы изложения описательной) также делает из­лишним указание в конституционных нормах на кон­кретные виды санкций.

Характерно, что там, где законодатель счел необхо­димым в самой Конституции предусмотреть возможность государственного принуждения, он сделал это в самой общей форме. В ст. 123 Конституции СССР, например, сказано, что какое бы то ни было прямое или косвенное ограничение прав или, наоборот, установление прямых или косвенных преимуществ граждан   ё зависимости от

их расовой или национальной принадлежности, равно как всякая проповедь расовой или национальной исклю­чительности, ненависти и пренебрежения, караются за­коном. Конкретную же санкцию мы находим в ст. 11 Закона об уголовной ответственности за государствен­ные преступления.

И вместе с тем отнюдь не конкретизация превра­щает конституционные предписания в нормы права. Конкретизация конституционных норм, как и других норм права,— лишь составная часть механизма применения права. С нашей точки зрения, весьма важно, что про­цесс взаимопроникновения норм Конституции и норм иных отраслей права имеет еще и другую сторону. Выс­шая юридическая сила Конституции означает, что все нормативные акты и акты применения права в конечном счете должны соответствовать законам и Конституции страны1.

Это свойство конституционных норм можно рассмат­ривать и в качестве специфической санкции иных норм права, направленной на обеспечение законного порядка принятия и применения правовых актов. Ее именуют санкцией недействительности, ничтожности для противо­законных актов. О. Э. Лейст относит данный вид санк­ций к более общему типу, а именно к правовосстанови-тельным санкциям2. Как такие санкции действуют?

Конкретизация как свойство правовой системы с не­обходимостью приводит к созданию правового механиз­ма, проверяющего соответствие обычных норм права конституционным нормам. Эта проблема может быть ре­шена двояким путем: непосредственной, «по специально­му заданию» законодателя проверкой соответствия иных норм нормам Конституции (в таком случае говорят о конституционном надзоре, контроле), а также косвенно, когда конституционные нормы и иные нормы права сопо­ставляются в процессе применения права судебными органами. В процессе применения права используется в большинстве случаев определенная   совокупность норм,

J И. Е. Фарбер, В.А.Ржевский, указ. работа,стр. 37—38.

2 См. В. Н. Иванов, Уголовно-правовая охрана основных прав советских граждан, «Ученые записки ВНИИСЗ», вып. 10, М., 1967, стр. 212; его же, Защита основных прав граждан по УК союзных республик, «Советское государство и право»   1973 г. № 2.

104

1              См, И. С. С а м о щ е н к о, Основные черты нормативных актов

социалистического государства,    «Советское    государство и право»

1968 г. № 4, стр. 24.

2              См. О. Э,   Лейст,  Санкции в советском праве, Госюриздат,

1962, стр. 116.

105

обладающих различной юридической силой, разным соот­ношением своих элементов. Орган, применяющий эти нормы, проверяет их логическую взаимосвязь, согласо­ванность и т. п. (процесс толкования норм права). Выс­шим критерием здесь служат нормы Конституции.

О. Э. Лейст указывает на встречающиеся в судебной практике случаи, когда суд, разрешая дело, отказывает в применении локальных норм, актов органов управле­ния именно на основании ст. 112    Конституции    СССР, если данные нормы и иные акты признаются судом про­тиворечащими закону1. Эта статья обязывает судей про­верять соответствие различных норм права более общим нормам и в конечном счете   самой   Конституции. Воз­можность объявления судом, арбитражем определенных локальных норм права (положений о премировании, кон­кретных норм   уставов   сельскохозяйственных   артелей и т. п.) не соответствующими нормам высшей юридиче­ской силы и отказ в их применении    приобретают важ­ное значение в укреплении социалистической законности. По мнению О. Э. Лейста, отказ судебных органов в силу ст. 112 Конституции применять акты органов   управле­ния, противоречащие закону, по своему    практическому значению близок к осуществлению правовосстановитель-ной санкции2. Возможность таких   процессов в судебной деятельности в конечном счете обусловлена высшей юри­дической силой Конституции, ее   первичностью по отно­шению к остальным источникам права. Это обстоятель­ство предопределяет также и тесную связь двух процес­сов, вытекающих   из   нормативности    конституционных норм, а именно: конституционного надзора и непосредст­венного применения конституционных   норм  судебными органами.

3. Под конституционным надзором следует понимать деятельность специально созданных государственных органов (в частности, судов), направленную на проверку соответствия обыкновенных законов и иных нормативных актов конституционным нормам с целью отмены (при помощи специально разработанной процедуры) тех актов, которые противоречат Конституции. Непосредст­венное применение правовых норм    (в том числе судеб-

ными органами) обычно рассматривают как юридиче­ский способ властной организации исполнения закона государственными органами1. Акты применения права — это всегда индивидуальные юридические акты, влекущие возникновение, изменение или прекращение конкретных правовых отношений. Между конституционным надзо­ром и непосредственным судебным применением консти­туционных норм существует сложная взаимосвязь, рас* крывающая как сходство, так и различие указанных процессов.

Специальным органом конституционного надзора в свое время являлся Верховный Суд СССР. В соответст­вии со ст. ст. 43—48 Конституции СССР 1924 года Вер­ховному Суду СССР было предоставлено полномочие давать по требованию Президиума ЦИК заключения о законности с точки зрения Конституции СССР постанов­лений ЦИК и СНК союзных республик, а также СНК СССР, представлять в Президиум ЦИК Союза ССР за­ключения о приостановлении и отмене постановлений, действий и распоряжений центральных органов и от­дельных народных комиссариатов Союза ССР, кроме по­становлений Центрального Исполнительного Комитета и его Президиума, по мотивам несогласованности указан­ных актов с Конституцией как по предложению цент­ральных органов, так и по инициативе самого Верховного Суда2. Деятельность Верховного Суда СССР по осуще­ствлению функций конституционного надзора имела своей целью укрепление социалистической законности, приведение законодательства в единую согласованную правовую систему.

В настоящее время высший конституционный конт­роль осуществляет Президиум Верховного Совета СССР. В руководящей деятельности Коммунистической партии заключены основные политические гарантии согласован­ности важнейших нормативных актов и Конституции. Однако это не исключает и возможности создания спе­циальных органов, деятельность которых, строго регла­ментированная законом, была бы    направлена на про-

1              См. О. Э.  Лейст, указ. работа, стр.  130—131.

2              См. там   же,   стр. 131.

1106

1              См. «К итогам дискуссии о применении норм советского пра­

ва», «Советское государство и право» 1955 г. № 3.

2              СЗ СССР 1924 г. № 19, ст. 18 (II).

107

верку соответствия различных законодательных актов Конституции СССР1.

Для современного этапа хозяйственной реформы, процесса разработки правового обеспечения автоматизи­рованных систем управления разного уровня характерны бурное нормотворчество на местах, разработка различ­ных локальных норм, направленных на осуществление принципов материального стимулирования, установление прав и обязанностей должностных лиц и т. п. В развитие Положения о предприятии принимаются нормативные акты, непосредственно затрагивающие основные консти­туционные права (например, право на оплату труда в соответствии с его количеством и качеством, закреплен­ное ст. 118 Конституции СССР). Проверка специальным органом в необходимых случаях соответствия таких ло­кальных положений Конституции могла бы сыграть большую роль в укреплении законности в хозяйственной деятельности. В то же время функцией конституционного надзора целесообразно было бы признать и защиту основных прав предприятий и объединений в социально-экономической области.

Еще на одну область деятельности конституционно-надзорных органов в свое время указывали И. Михайлов и Г. Ясинский. Они отмечали явное несоответствие неко­торых положений уголовно-процессуального законода­тельства конституционной норме об обеспечении обви­няемому права на защиту. В соответствии с действую­щим уголовно-процессуальным законодательством по­мощь обвиняемому со стороны защитника ставится в зависимость от того, какой орган ведет расследование. В делах, по которым ведется предварительное следствие, защитник участвует, как правило, с момента объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия. Однако по делам о преступлениях, расследуемых органа­ми дознания, обвиняемый таким правом не пользуется. И. Михайлов и Г. Ясинский приходят к выводу, что в со­ответствии со ст. 111 Конституции СССР, гарантирую­щей обвиняемому обеспечение права на защиту, защита интересов обвиняемого должна осуществляться по всем

1 См. И. II. Кузнецов, указ. статья, стр. 190; А. Е. Лунев, Обеспечение законности в советском государственном управлении, Госюриздат, 1963, стр. 19; М. А. Ш а ф и р, Компетенция Союза ССР и союзных роспублик, автореферат докт. дисс, М.,  1969, стр. 36.

108

уголовным делам независимо бт органа, ведущего рас­следование1.

Как показывает социально-экономический и полити­ческий опыт, социалистическая демократия не исключает и создания специальной судебной системы для выполне­ния функций конституционного надзора. Следует иметь в виду, что конституционнный надзор в условиях социа­лизма по своей социальной сущности резко отличается от подобного механизма в капиталистических стра­нах.

Освещая практику деятельности Верховного суда США по конституционному надзору, Т. Н. Доброволь­ская отмечает, что Верховный суд США фактически при­своил себе право осуществлять конституционный надзор, нередко используя его для санкционирования прямых нарушений конституции в интересах монополистов2. Пра­во судебных органов США решать вопрос о соответствии того или иного закона требованиям конституции прямо не предусмотрено ни конституцией, ни иными законода­тельными актами. Оно обосновывается казуистическими толкованиями отдельных положений конституции3. Вопрос о конституционности законодательных актов, из­даваемых конгрессом и законодательными собраниями штатов, обычно ставится перед судом в связи с рассмат­риваемым конкретным делом лицами, заинтересованны­ми в исходе дела. Система судебных прецедентов пре­вращает такое решение в обязательное для всех дел с аналогичным фактическим составом. В основе деятель­ности судов США по конституционному надзору лежит доктрина так называемого судебного верховенства. Со­гласно этой доктрине суд объявляется хранителем кон­ституции, судебная власть получает приоритет над властью законодательной4.

1              См. И. Михайлов,    Г.    Ясинский,    Совершенствование

некоторых норм УПК союзных республик, «Социалистическая закон­

ность» 1968 г. № 1, стр. 27.

2              См, Т. Н. Добровольская,  указ. работа, стр. 22.

3              См. К. Ф. Г у цен ко,  Судебная система США и ее классовая

сущность, Госюриздат, 1961, стр. 49—50.

4              Как подчеркивает Т. Н. Добровольская, «фактически Верхов­

ный суд США, прикрываясь разговорами о необходимости соблюде­

ния конституции путем «проверки конституционности»,   вкладывает

в ее отдельные статьи и пункты тот смысл, который    выгоден пра­

вящим   кругам    в     данной   конкретной   политической    ситуации»

(Т. Н. Добровольская, указ. работа, стр. 22).

■    109

При социализме сущность конституционного надзора состоит в укреплении правопорядка, в защите социаль­но-экономических завоеваний трудящихся, в разверты­вании социалистической демократии. Конституционный надзор в социалистических странах есть один из спосо­бов укрепления конституционной законности.

Конституционный надзор, осуществляемый судебны­ми органами, очень близок к непосредственному судебно­му применению норм Конституции, причем особенно тогда, когда осуществляется оценка отдельных актов и действий с точки зрения их соответствия закрепленным в Конституции основным правам и свободам личности. В этих случаях для стабильности конституционного ре­шения имеет значение распространение уже принятых решений на аналогичные дела и нормативные акты. Эта сторона деятельности судов в области конституционного надзора уже непосредственно смыкается с судебным применением конституционных норм.

Судебная практика применения конституционных норм

Анализ судебной практики, основанной на приме­

нении норм Конституции СССР, свидетельствует о том,

что можно говорить, по существу, о трех формах такого

применения: обособленном от других    норм   самостоя­

тельном применении судебными органами норм Консти­

туции; применении норм Конституции   наряду с иными

нормами права; использовании   конституционных норм

для мотивировки судебных актов и для толкования иных

правовых норм.

За определенным исключением нормы   Конститу­

ции СССР, в особенности закрепляющие основные права

советских граждан, могут применяться судебными орга­

нами самостоятельно.   Аналогичное   положение сложи­

лось и в других социалистических странах. Как отмечает

С. Розмарин, характеризуя Конституцию   ПНР, «нормы

конституции, из которых возникают   основные   права и

свободы граждан, могут   и должны   применяться само­

стоятельно, без предварительного издания обыкновенно­

го закона, развивающего и конкретизирующего   нормы

конституции, если иное не вытекает из самой конститу-

(   по

ции»1. Что же это за исключения, о каких пределах са­мостоятельного применения норм Конституции идет речь?

Конституция как основной закон является важней­шей юридико-политической базой для применения и тол­кования уголовно-правовых норм. Однако конкретная уголовная ответственность должна основываться только на уголовном законодательстве. Вне этого предела кон­ституционные нормы могут и должны в необходимых случаях применяться самостоятельно, т.е. без обязатель­ного предварительного их развития и конкретизации в отраслевом законодательстве. В первую очередь это от­носится к основным социально-экономическим и поли­тическим правам и свободам. Отсутствие законов, кон­кретизирующих те или иные предписания Конституции, не означает, что такие предписания не следует применять в необходимых случаях2. Судебная практика показывает, что самостоятельное применение конституционных норм осуществляется тогда, когда суд сталкивается с необхо­димостью урегулировать общественные отношения, имею­щие наибольшую социальную значимость, а обыкновен­ные законы по данному вопросу ничего «не гласят».

Как уже отмечалось, Верховный Суд СССР в 1940 году применил ст. 131 Конституции СССР для регулиро­вания обязательств, возникающих из спасания социали­стического имущества. В 1949 году Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда СССР по иску Бычковой-Гончаренко к обществу «Динамо» о возмеще­нии вреда вновь применила эту конституционную норму. Коллегия указала: «Отсутствие в ГК нормы, регулирую­щей в подобных случаях взаимоотношения между пост­радавшим и организацией, в интересах которой он дей­ствовал, не может служить основанием к отказу в иске... Суду следовало исходить из начал, заложенных в Кон­ституции СССР, в частности из ст. 131 Конституции СССР, установившей обязанность граждан беречь соци-

1              S. Rozmaryn, Konstytucia jako ustawa zasadnicza, PRL, War-

zsawa,  1964, s. 320.

2              По замечанию С. Розмарина, «обыкновенный закон нужен не

для применения правовой нормы, определяющей   основные права и

свободы, а только для исключения из этого правила» (указ. рабо­

та, стр. 347).

Ш

алистическую собственность, и из общей политики Со­ветского правительства»1.

Судебная практика, конкретизируя конституционные нормы, таким образом сформулировала важное право-положение о том, что в соответствии с началами, про­возглашенными Конституцией СССР, и общей политикой Советского правительства суд может возложить на орга­низацию обязанность возместить гражданину вред, поне­сенный им при спасании общественной собственности. Как известно, Основы гражданского законодательства закрепили сложившуюся судебную практику.

Своеобразное применение в судебной практике полу­чил абз. 2 ст. 7 Конституции СССР. Как известно, су­дебные органы встречают большие трудности при реше­нии вопроса об отнесении того или иного «смешанного двора» к типу хозяйства рабочих и служащих или к типу колхозного двора. Правильное решение проблемы «смешанных дворов» имеет большое практическое зна­чение, ибо отнесение смешанной семьи к той или иной социальной категории, как известно, влечет существенно различные правовые последствия2.

В решении этого вопроса судебная практика, как правило, опирается на абз. 2 ст. 7 Конституции СССР. Конституция устанавливает, что основной доход колхоз­ный двор имеет от общественного колхозного хозяйства. Поэтому-то при решении вопроса суд основное внимание уделяет источникам дохода «смешанного двора». В юри­дической литературе справедливо критикуются взгляды тех, кто в решении проблемы «смешанного двора» пред­лагает опираться на формальные признаки — регистра­цию двора в сельском Совете, уплату сельхозналога и т. п.3. Применение конституционной нормы в этом слу­чае также оказывается возможным и необходимым по­тому, что правовое регулирование касается важнейших социально-экономических отношений.

1              «Судебная практика Верховного   Суда СССР»    1955 г. № 4,

ётр. 40.

2              См., например, «Судебная практика Верховного Суда СССР»

1955 г. № 4, стр. 40.

3              См. И. В. Павлов, Право личной собственности колхозного

двора, изд-во АН СССР, 1955, стр. 18;    В. Ф. Мае лов,    Вопросы

общей собственности    в   судебной   практике,    Госюриздат,    1963,

етр. 109—111.

Можно сделать вывод, что приведенные случаи ана­логии права связаны с различными формами непосредст­венного применения судом конституционных норм.

Кодификация многих отраслей права в 50—60 годах привела к тому, что непосредственное самостоятельное применение судами конституционных норм стало весьма редким. Однако сфера такого применения существует и ныне. Например, суд вправе непосредственно и само­стоятельно применить ст. 118 Конституции СССР для восстановления нарушенного права, если будет обнару­жена для этого недостаточность или неполнота норм те­кущего трудового законодательства. Эта область обще­ственных отношений, тесно связанная с товарно-денеж­ным механизмом распределения результатов труда, является объектом конституционного регулирования. Конституция не содержит никаких ограничений для не­посредственного применения судебными органами кон­ституционных норм, регулирующих такие отношения.

В ряде случаев и охрана права личной собственно­сти граждан может быть осуществлена путем непосред­ственного применения конституционной нормы. Такое применение имело место по конкретному делу Поляко­ва, когда Верховный Суд СССР сослался на ст. 10 Конституции СССР1.

По делу Мукановой Президиум Московского город­ского суда тоже сослался на ст, 10 Конституции СССР, гласящей, что право личной собственности гражданина на жилой дом охраняется законом. Муканова на праве личной собственности владела в Москве жилым домом, для проживания в котором она в 1968 году вернулась в Москву. Однако ей было отказано в прописке. Неза-, конный отказ в прописке лишил Муканову права поль­зования жилой площадью, принадлежащей ей на праве личной собственности, что повлекло за собой и незакон­ное привлечение ее к уголовной ответственности за на­рушение паспортного режима. Она была осуждена по ст. 198 УК РСФСР к 30 руб. штрафа за злостное нару­шение паспортных правил. Президиум Московского го­родского суда, прекращая дело по жалобе осужденной, указал, что в данном случае Муканова бьута незаконно

1 См. «Судебная практика 1944 г.», вып. IV, стр. 9; см. также О. С. Иоффе, Советское гражданское право, Общая часть, т. I, изд-во ЛГУ, 1958, стр. 333.

В. Заказ  4638

113

привлечена к уголовной ответственности, так как ст. 10 Конституции СССР предусматривает, что право личной собственности гражданина на жилой дом охраняется законом1.

Непосредственное применение конституционной нор­мы имеет место в судебной практике в связи с защитой основного права советского гражданина на бесплат­ность всех видов образования (ст. 121 Конституции СССР).

Так, Президиум Верховного Суда Коми АССР, от­казывая в иске Визигинскому автохозяйству к Лушко-ву о взыскании стоимости обучения с лиц, окончивших какие-либо учебные заведения или курсы и уклоняю­щихся от работы по месту распределения, опирался на ст. 121 Конституции СССР, согласно которой гражда­нин СССР имеет право на образование. Это право обес­печивается всеобщим восьмилетним образованием, все­мерным развитием вечернего, заочного и других форм обучения, бесплатностью всех видов образования. В на­шем законодательстве не предусмотрена, обязанность рабочих и служащих возмещать расходы, связанные с обучением на курсах, в случае невозвращения в от­командировавшие их на учебу предприятия и учреж­дения2.

Аналогичную позицию заняла и Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда СССР, указав в определении от 10 февраля 1965 г., что действующий закон не предусматривает обязанности рабочих и слу­жащих возмещать расходы, связанные с обучением на профессиональных курсах3.

3. В первой главе настоящей работы рассмотрен вопрос о пробелах в праве и способах их восполнения (преодоления). Если эти пробелы затрагивают регули­рование важнейших общественных отношений, судеб­ные органы опираются при решении конкретных дел на конституционные нормы, применяя их наряду с отрас­левыми нормами права.

Такая практика в регулировании уголовно-процес­суальных отношений, связанных   с обеспечением обви-

1              См.   «Бюллетень    Верховного   Суда     РСФСР»    1972 г. № 3,

стр. 16.

2              См. «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1965 г. № 3, стр. 14.

3              См.   «Бюллетень Верховного   Суда    РСФСР»    1965 г. № 10,

стр. 2—3.

114 \

няемому права на защиту, сложилась в 30—50-х годах. Поскольку вопросы участия защитника в уголовном процессе не были детально регламентированы в законо­дательстве, суды при решении их, вырабатывая право-положения, конкретизирующие общие нормы, неодно­кратно применяли ст. 111 Конституции СССР наряду с иными нормами уголовно-процессуального законода­тельства союзных республик.

Судебная практика знает целый ряд дел, когда вы­шестоящие суды, отменяя приговоры, ссылались на на­рушение права обвиняемого на защиту на том основа­нии, что защитник или обвиняемый были поставлены в условия, при которых конституционное право обвиняе­мого на защиту не было реально обеспечено1. Так, отме­нив определение областного суда по делу Гурова, Су­дебная коллегия Верховного Суда СССР указала, что суд грубо нарушил ст. 111 Конституции СССР и ст. 409 УПК РСФСР. Право на защиту—одно из основных демократических прав, характеризующих положение личности в условиях социализма. Применение судами в этой области конституционных норм соответствует со­циальной функции конституционного права, регулирую­щего важнейшие социально-экономические и политиче­ские общественные отношения.

Последующая кодификация уголовно-процессуально­го законодательства (в конце 50-х и начале 60-х годов) привела к изменению практики. В настоящее время в случае нарушения права обвиняемого на защиту суды применяют те нормы УПК, которые конкретно и де­тально регулируют различные стороны соответствую­щих уголовно-процессуальных отношений.

4. Иногда суды, применяя нормы отраслевого зако­нодательства, используют конституционные нормы для мотивировки и обоснования своих решений. Толкование норм обыкновенных законов применительно к конкрет­ным обстоятельствам дела также происходит нередко с учетом норм Конституции. В этих случаях суды сопо­ставляют с нормой Конституции различные юридиче­ские индивидуальные акты, приговоры и решения ни­жестоящих судебных органов, локальные правовые нор-

1 См. «Сборник постановлений Пленума и определений Коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса. 1946— 1962 гг.», Госюриздат, 1964, стр. 22, 25, 28, 29 и др.»

8*

JJ15

мы и т. п. Если вопрос общественно значим и актуален, такое толкование приводит к конкретизации общей нор­мы права, к выработке правоположения, которое начи­нает играть роль прецедента толкования в судебной практике.

Так, Судебная коллегия Верховного Суда Туркмен­ской ССР по делу, возбужденному по иску Кравченко к Джамбаеву и другим, о порядке пользования земель­ным участком, указала: «Ст. 6 Конституции СССР уста­навливает, что земля является государственной собст­венностью. Отдельным гражданам она предоставляется для определенных целей на праве пользования (в част­ности, для возведения жилых строений). В силу этого спор совладельцев о порядке пользования земельным участком решается судом». При отчуждении части домо­владения земельный участок, на котором расположено домовладение, остается в общем пользовании совладель­цев соответственно их долям1. Вывод суда о соразмерно­сти долей домовладения и землепользования вошел в качестве правоположения в судебную практику. В его выработке сыграла свою роль и норма Конституции, в самой общей форме опосредующая отношения собствен­ности на землю в СССР. Кроме того, ссылка на норму Конституции в данном случае способствовала обоснова­нию решения о подведомственности суду споров о зем­лепользовании.

В другом случае Президиум Верховного Суда РСФСР, отменяя определение Судебной коллегии Вер­ховного Суда РСФСР, в обоснование своего решения сослался на ст. 19 Конституции РСФСР.

Согласно ст. 19 Конституции РСФСР издание зако­нов, устанавливающих уголовную ответственность, вхо­дит в компетенцию высших органов государственной власти. Никакие иные акты, в том числе и правила вы­дачи напрокат предметов культурно-бытового и домаш­него обихода, спортивных принадлежностей, музыкаль­ных инструментов, такой ответственности устанавли­вать не могут. Поэтому, с точки зрения Президиума, является беспредметной ссылка Коллегии на то, что Правила выдачи напрокат, утвержденные исполкомом Ленгорсовета депутатов трудящихся, уголовной ответст-

веняости за невозврат взятой напрокат вещи не уста­навливают. Президиум, согласившись с Коллегией, что сам по себе невозврат вещи, взятой напрокат, еще не является преступлением, решил, однако, что продажа вещи, взятой напрокат,— это преступление — присвоение государственного имущества (во время рассмотрения дела действовал ныне отмененный Указ Президиума Вер­ховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общест­венного имущества»), И в этом случае судебный орган также использовал ссылку на Конституцию для обосно­вания и мотивировки своего решения1.

5. Анализ теоретических положений о применении судебными органами конституционных норм, в особенно­сти закрепляющих основные права советских граждан, и рассмотрение судебной практики показывают, что нет никаких теоретических или практических препятствий для непосредственного судебного применения конститу­ционных норм в необходимых случаях (за некоторыми исключениями,устанавливаемыми самой Конституцией).

Судебной практике уже известны случаи, хотя и ред­кого, но успешного применения судебными органами норм Конституции, и этот процесс, тесно связанный с дальнейшим развитием социалистической демократии, в современных условиях может и должен быть расширен. Это касается всех трех форм непосредственного приме­нения конституционных норм в судебной практике, но, разумеется, особенное значение имело бы развитие пер­вой формы. Для этого необходимо усовершенствовать механизм конституционного надзора в направлении про­верки соответствия локальных правовых норм нормам Конституции. Осуществление надзора за соблюдением основных прав и обязанностей предприятий и объедине­ний могло бы сыграть положительную роль в дальней­шем развитии демократического централизма в области экономики. Необходимо отметить, что непосредственное применение конституционных норм имеет место не толь­ко в судебной практике, но и в практике общего надзора прокуратуры.

Правильно отмечает Г. Мурашин, что «отсутствие норм, конкретизирующих конституционные права совет­ских граждан, не может быть основанием для отказа в

1 См.  «Бюллетень     Верховного   Суда    СССР»    1957 г.    № 4, стр. 46—47.

116

1 См. «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1961 г. М? 4, стр. 45.

117

защите конкретных действий, которые направлены на осуществление конституционного права. Органы проку­ратуры могут и должны более решительно опираться на положения советских конституций относительно прав и обязанностей советских граждан, учитывая их высшую юридическую силу»1.

В этом отношении весьма показательным является протест прокурора Дрогобычского района на решение общего собрания колхозников колхоза им. Энгельса от 3 апреля 1969 г., протокол № 20.

Этим решением ряд колхозников за нарушение трудо­вой дисциплины, выразившемся в невыходе на работы, лишены в 1969 году отпуска. «Указанное решение,— от­мечал прокурор района,— как незаконное — подлежит отмене по следующим основаниям: ст. 25 Устава колхоза им. Энгельса не предусматривает взыскание за наруше­ние трудовой дисциплины в виде лишения отпуска. В данном случае была нарушена ст. 119 Конституции СССР, предусматривающая право граждан на отдых».

Исполком Дрогобычского районного Совета депута­тов трудящихся своим решением от 4 ноября 1969 г. от­менил решение общего собрания колхозников, сослав­шись на нарушение им ст. 119 Конституции СССР2.

Развитие механизма непосредственного судебного применения конституционных норм способствовало бы дальнейшей реализации важнейших мероприятий Ком­мунистической партии в области совершенствования ле­нинских норм в государственной жизни, укрепления со­циалистической законности, охраны и защиты прав и законных интересов советских граждан.

1              Г. М у р а ш и н, Советский прокурорский надзор как гарантия

прав человека, «Социалистическая законность» 1969 г. № 2, стр. 10.

2              См. «Архив Дрогобычской райпрокуратуры за 1969 год».