_ 2. Национальность и государственный язык

Основные принципы духовно-нравственного благоустройства. Основным принципом духовно-нравственного благоустройства необходимо признать принцип национальности. Духовно-нравственная деятельность должна быть национальной. Без собственной науки, без собственного эстетического развития, без самостоятельного религиозного воспитания - страна не может быть самостоятельной. Она без головы и без свободы. Без национальной духовной деятельности страна не может быть самостоятельным членом в семье других народов, как не может быть самостоятельным человек, не имеющий своей воли, своего ума, своей совести, но живущий чужой волей, чужим умом и совестью других. Для уяснения принципа национальности в духовно-нравственном благоустройстве достаточно обратить внимание на национальный характер науки.

Вне национальности наука не может развиваться, и национальность представляет собой необходимое условие для самостоятельного научного развития.

Нет никакого сомнения, что каждый из нас - человек, но это еще не равносильно признать, что между людьми нет никаких различий, что каждый из нас только экземпляр породы, подобно, наприм., отдельным экземплярам печатного сочинения. Присущие нам общечеловеческие свойства не исключают личной физиономии каждого. Общее не противоречит индивидуальному, но выражается в нем, получает известный, строго определенный образ, данную физиономию как внешнюю, так и внутреннюю. При этом индивидуальность представляет собой необходимое условие развития идеи общечеловеческого. Без индивидуальности люди были бы только экземплярами породы, каждый повторял бы собой другого и развитие было бы немыслимо. В песчаной пустыне каждая частица повторяет другую и там, именно, поэтому нет жизни. Вне индивидуальности - царство смерти, а не общественной жизни. Различия вызывают обмен, а вместе с ним и развитие общего однообразного, присущего каждому. Индивидуальность является необходимым условием развития общечеловеческого. Обще человек воплощается в личности, получает кровь и плоть и, благодаря этому, получает силу для дальнейшего развития. Тоже самое и с наукой. Наука одна, и не может быть двух истин для различных народов, но это единство науки не исключает ее индивидуальности или национального характера. Каждый народ имеет свою внешнюю физиономию и в этом отношении нет споров. Но каждый народ имеет и свою внутреннюю физиономию, как способность к одним впечатлениям, наклонность к известным приемам мышления и чувства. Наука должна сродниться с народом, воплотиться в нем, так как только в этом случае она может акклиматизироваться и самостоятельно развиваться, без необходимости обращаться каждый раз к привозу семян извне. Только в этом случае она может созревать внутри страны, давая семена для дальнейшего развития духовного богатства. Индивидуализируясь в национальном духе, наука действительно укореняется в стране, становится самостоятельным элементом развития, влияя в свой очередь на национальное развитие.

Относительно индивидуализации формы науки сомнений мало, и эту индивидуализацию приводят в доказательство необходимости признания литературной собственности. Так Фихте говорит, что мысль, изложенная в книге, представляет собой достояние общее, но "форма мыслей, связь идей и знаков, в коих она выражена, не может подлежать ничьему освоению вследствие невозможности последнего". У каждого своя особая способность составлять себе понятия и взаимно их связывать; всякая мысль воспринимается нами по аналогии с нашей манерой мыслить и только такая переработка делает чужие мысли нашими. А так как чистые идеи без чувственных образов не мыслимы, и тем более не могут быть изображаемы пред другими, то само собой разумеется, что всякий писатель дает своим мыслям известную форму и не может им дать другой формы, кроме своей". (И. Б. Табашников. Лит., музык. и худож. собственность, стр. 32-33). Вполне верно, что только этим путем возможно сделать чужие мысли нашими и воспринятое знание не будет внешним балластом, но может дальше развиться. Но если для развития науки с точки зрения формы необходима такая индивидуализация науки, то eo ipso необходима и национализация ее, так как последняя представляет собой лишь совокупность особенностей личностей данной страны. И то, что верно относительно формы восприятия, также верно относительно внутренней его стороны, по связи этих сторон между собой. Духовные способности народов не тождественны, и научная идея, входя в сознание сквозь призму этих способностей, роднится с национальными особенностями и с внутренней стороны. Этим путем она приобретает действительную почву, перестает быть чужой, становясь самостоятельной и получая право гражданство внутри страны. У одних народов преобладает экспериментальность и образность, у других философская, отвлеченная систематизация, у третьих практическое направление и т. п.

Все это имеет своим последствием то, что готовые научные данные, перенесенные из одной страны в другую, не могут оказывать надлежащего воздействия, как не соответствующие национальному характеру. На этом же оснований иностранцы-преподаватели никогда не могут иметь такого влияния на учеников, как свои родные учителя. У нас было много ученых иностранцев-профессоров, но ни один из них, не смотря на свою ученость, не мог иметь такого влияния на общество, какое имели, напр., Грановский, Соловьев, Бутлеров. Наконец существуют науки, так называемые прикладные, которые безусловно должны быть национальными, иначе не имеют никакого смысла для своего существования. Такова, напр., агрономия. Немецкие системы хозяйства, будучи прекрасными у себя дома, разоряют наших хозяев, как и на оборот. То, что имеет несомненно полезное значение в одной местности, может быт вредным в другой.

Вторым, не менее важным принципом в духовно-нравственном благоустройстве необходимо признать государственный язык.

Развитие и китайская обособленность - понятия противоположные. Нет развития там, где нет сношений между людьми, где каждый живет замкнутой жизнью, не имея возможности входить в сношения с другими. По прекрасному замечанию Кэрри, изолируйте человека, отнимите у него всякую возможность единения с другими людьми и он перестанет быть человеком, потеряет те свойства, которыми он отличается от других животных. Эта истина как бы инстинктивно чувствовалась человечеством и история представляет нам систематический ряд постоянных стремлений к уничтожению препятствий, мешающих между человеческим сношениям. Изобретение денег представляет собой наиболее грандиозный шаг в этом поступательном движении человечества к развитию сношений.

До появления денег обмен был в высшей степени затруднителен, во многих случаях почти невозможен, разделение труда почти не существовало и каждый своим собственным хозяйством должен был удовлетворять свои потребности. Камерон, в недавно изданной им книге, рассказывает следующий случай, наглядно указывающий те затруднения, с которыми приходилось иметь дело при натуральном обмене: "Мне пришлось платить наемную плату за лодку на рынке в Кавеле, на берегу Танганааки. Агент Саида требовал уплаты слоновой костью, которой, однако, у меня не было; тогда я узнал, что Магомет Инб-Салиб располагал слоновой костью и желал иметь сукно; однако это известие принесло мне еще не много пользы, пока, наконец, я не услышал, что Магомет Инб-Гариб имел сукно и желал иметь проволоку. Эта последняя у меня, по счастью, была и таким образом я дал Магомету Инб-Гарибу требуемое количество медной проволоки, он передал Магомету ИнбСалибу сукно, а этот последний дал агентам Саида требуемую слоновую кость; тогда только я получил право от последнего воспользоваться его лодкою".

С появлением денег все подобного рода затруднения к меновым сношениям упраздняются, издержки производства сношений уменьшаются, обмен становится легче и удобнее. Дальнейший успех в этом стремлении к облегчению сношений состоял в принятии однообразия в монетной системе, однообразия в мерах длины, веса, объема и т. п. С каждым шагом в этом направлении развивается между людьми общественность, увеличивается сумма сношений и возвышается уровень цивилизации. Всякому должно быть очевидно на сколько в развитии человеческой культуры важны эти мирные победы над препятствиями к установлению правильности и удобства в сношениях между людьми. Без этих побед современная цивилизация не существовала бы.

Но этого рода победами не ограничивается дело. Еще и в настоящее время ведется борьба с многочисленными препятствиями к развитию между человеческих сношений, причем борьба оказывается наиболее тяжелой тогда, когда приходится иметь дело с такими препятствиями, с которыми часть населения свыклась и не желает отказаться от своих привычек, чуждается уступок. К последней категории явлений борьбы относится вопрос о государственном языке. - В настоящее время насчитывают до 1000 языков на земном шаре, На низших ступенях развития их было бесконечно больше. В это время, можно сказать, каждая деревня, каждый род имел свой язык и не понимал соседей. Нечто подобное сохранилось в некоторых местностях и теперь. По Гордону, в окрестности Манипуры в Бирме 12 наречий, из которых каждое непонятно соседям, не смотря на то, что одним наречием говорят не более 30 - 40 семейств. По Мессершмидту, сибирские остяки с чрезвычайным трудом объясняются между собой, когда встречаются два человека из различных деревень, отстоящих одна от другой на расстоянии сотни верст. Всякому должно быть ясно, что при таком многоязычии общего дела не может быть по той простой причине, что люди не понимают друг друга. Для дела цивилизации необходимо было подавление одних языков и наречий другими, необходима была выработка общего языка. Общий язык для развития цивилизации не менее необходим, чем переход от натурального обмена к денежному.

Многоязычие, господствовавшее на низших ступенях общественности, в сущности, было таким же препятствием к развитию, как и натуральный обмен. Победы над одним препятствием к сношениям было недостаточно, необходимо было уничтожение и другого препятствия. И вот мы видим, что во всех образованных странах вырабатывается общий литературный язык, благодаря которому отдельные племена входят между собой в непосредственное общение, образуя великие культурные нации. Всем известно, какая крупная сила заключается в литературном немецком языке, сглаживающем не только такие различия, какие существуют между hochdeutsch и plattdeutsch, но и бесчисленное множество более мелких различий, которые без общего литературного языка тормозили бы дело развития германского народа. Без общего литературного языка не было бы в Германии и того национального объединения, на котором основывается политическое могущество этой страны.

Такой общий язык выработан и в других странах. Он существует в Италии и Франции рядом с множеством местных наречий, благодаря чему, последние перестают быть китайской стеной, отделяющей одну часть населения от другой и обрекающей их на неподвижность и застой. - Местные наречия и языки не всегда охотно отказываются от своей самостоятельности в пользу общего литературного языка. Некоторые из таких языков уже могут иметь свою литературу, население ими может дорожить не только как своим домашним языком, но и как языком церкви и литературы. Понятно, такие языки, полные жизненной силы, не могут быть обречены на смерть. Да и нет в этом надобности. Дело в том, что в этом случае получается полная возможность удовлетворения требований единства с требованиями разнообразия, требований облегчения сношений при посредстве общего языка с симпатиями к местным языкам.

Там, где оканчивается задача общего литературного языка, должен получить надлежащее значение государственный язык, как язык большинства населения, с которым должно быть знакомо меньшинство. Если в стране 75% населения тяготеет к общему литературному языку, то остальные племена заинтересованы в том, чтобы именно этот общий литературный язык большинства был языком государственным. Представим себе, что таких племен в стране несколько; каждое из них, не желая быть отделенным от другого, должно знать язык остальных. Не очевидно ли, что достигнуть этого крайне трудно и при таких обстоятельствах сношения между этими племенами будут в высшей степени затруднительны, причем препятствие будет тем больше, чем более в стране языков. Государственный язык в этих обстоятельствах и представляет собой необходимое условие для уничтожения замкнутости, для уничтожения китайской стены, отделяющей одну часть населения от другой. Этот язык не требует уничтожения местных языков; иногда он ими питается, как питаются большие реки мелкими ручьями и речками. Наш литературный и государственный язык создан лучшими силами всех славян, входящих в состав России: в создании его участвовали представители почти всех крупных народностей России. Каждый из них вносил в общую сокровищницу свои особенности, обогащая и развивая ее. И в будущем развитие русского языка будет идти тем же путем. Вот почему у нас идея государственного языка вовсе не является принципом подавления и поглощения тех языков, которые получили известное значение.

У нас эта идея, являясь необходимым условием единства и органической связи всего населения, в то же время не препятствует и росту местных языков. Было бы безумием искусственно вызывать к жизни неразвитое наречие и создавать искусственную литературу. "Как было бы жалко и ничтожно человечество, говорит один из наших филологов, если бы все умершие и умирающие наречия сохранились в виде отдельных письменных языков с отдельными литературами! Безумны должны быть попытки уничтожить единство там, где оно установилось. Такая работа столь безумна, столь варварска и трудна, что может быть предпринята только или по необдуманности, или из вражды к народу, или из личных целей, а потому и встречается чрезвычайно редко - это попытка дать истории ретроградный ход". Но в тех случаях, когда язык уже имеет свою литературу, когда им население дорожит, как своим родным языком, нет никакой надобности в подавлении его. Государственный язык, приобщая это население к великому народному организму, не только может существовать рядом с местным литературным языком, но и получает от последнего материал для своего собственного развития. Только непонимание и политическая вражда могут придавать иное значение у нас идее государственного языка.

Наше законодательство признает русский язык государственным. Хотя об этом нет общих постановлений, но из отдельных постановлений несомненно, что в нашем законодательстве более или менее последовательно проводится идея государственного языка. Укажем на некоторые из таких постановлении. По Высочайше утвержденному 25 мая 1874 года положению о начальных народных училищах, преподавание в этих училищах производится исключительно на русском языке (ст. 4), По Высочайшему повелению 2 янв. 1850г., языком официальных сношений в Прибалтийском крае признан русский язык (П. С. Зак. за 1850 г. N 23 - 976). 14 сент. 1885 г. введены в этом крае правила о производстве дел и ведении переписки присутственными местами и должностными лицами на русском языке. 9 ноября 1889г. сделано обязательным употребление исключительно русского языка, как во внутреннем делопроизводстве местных городских общественных управлений, так и в суждениях местных городских дум (Пр. Вестник, 1889 г. N 259).

С 1864 г. русский государственный язык постепенно введен в губерниях Царства Польского. Это подтверждено и дальнейшее развито правилами "о производстве дел и ведении переписки на русском языке присутственными местами и должностными лицами Лифляндской, Эстляндской и Курляндской губерний", утвержденными 14 сент. 1885 г. По уставу о промышленности фабричной и заводской, буквы на товарных клеймах должны быть непременно русские, хотя не возбраняется клеймить и другими буквами с тем, однако, чтобы, сверх того, было и клеймо русское (т. ХII. Уст. о пром. фабр. ст. 64). Когда испрашивается в департаменте мануфактур и торговли привилегия, то описание изобретения, открытия и пр. должно быть сделано на русском языке. Если прошение написано на иностранном языке, то должен быть сделан перевод на русский. В случае непредставления перевода просителем или поверенным его в течении трех месяцев после представления описания на иностранном языке, дело о выдаче привилегии прекращается. Представление описания на каком-либо иностранном языке, без перевода на русский, допускается только для заявления права собственности просителя на его открытие, а не для выдачи привилегии; самая же выдача может последовать не прежде, как по получении описания или перевода на русском языке.