VIII

«Морфологическое» рассмотрение истории и культуры — нечто совершенно противоположное. Оно стремится постигнуть «душу», которая возникает, пробуждается, теряет свои силы и стареет в различных больших исторических телах, проявляя эманации культуры как символы своего существования и судьбы. Религии, системы идей, художественные произведения являются совершенно неповторимыми, несравнимыми, не стремящимися к общей цели человечества, просто ставшими «образом» формы выражения души различных больших исторических тел на различных ступенях их расцвета и старения.

История — не внутренне связанный процесс с внутренним единством, а область морфологического возникновения, роста и гибели этих больших тел. У каждого из них собственный закон, собственная сущность и собственный тип борющейся за свое выражение души. Все они проходят «гомологические» ступени развития и обладают «гомологическим» стремлением выражения, — поскольку все они однажды бывают молодыми, вырастают, переживают расцвет и стареют и все стремятся отразить тотальность своего душевного содержания в формах своего выражения. Каждая отдельная сторона их выражения, причем не только сторона культуры в нашем понимании, но и цивилизации, столь же неповторимо исключительна, и несравнима, как сама их душа, чистое выражение их сущности. По этому представлению существуют не только фаустовско-западные, аполлонически-античные и арабо-магические искусства, религия, метафизика, но и наука и математика; в каждом случае это особенным образом сформированный непередаваемый тип познания, в нашем понимании, принадлежащий каждому историческому телу, по своей сущности не передаваемый космос цивилизации, а не универсальный, обладающий общезначимостью и необходимостью. Все части космоса цивилизации вообще рассматриваются не как цивилизационные, а как «культурные», т. е. как формы душевного выражения; таким образом, здесь, как и в противоположном направлении, эволюционном, цивилизация и культура смешиваются. Разделяются они лишь постольку, поскольку цивилизационное формирование рассматривается и определяется как сознательная рациональная, «конечная форма» «мирового города» в историческом процессе каждого большого тела: следовательно, на определенной «гомологической» ступени старения культура должна повсюду переходить в цивилизацию — в «рациональную старческую немощь». Тем самым сущность цивилизации как рационального формирования жизни и сознательного прояснения существования до известной степени усматривается и познается. Однако сам процесс цивилизации как единый процесс, пронизывающий судьбу человечества, существующий всегда с самого начала исторического развития и проникающий в своеобразном, идущем по ступеням развитии все исторические тела, не познается. При этом несомненно правильно видится растущее значение цивилизационного формирования, следующего из просветления сознания. Только это просветление сознания не ставится в соответствующую связь, а именно в связь с постоянным повторением и развитием начавшегося или достигнутого в других телах общего просветления сознания человечества, объективный космос цивилизации которого должен представлять собой очевидную и неоспоримую целостность, не сломленную даже во времена меньшей общей связи, и для этого воззрения. Те факты исторического процесса, которые в сущности обладают собственной закономерностью, реальность и формы выражения общественного процесса различных исторических тел так же произвольно толкуются, минуя каузальность, как символы выражения душевной воли. Короче говоря, в «морфологически» созерцаемое движение культуры втягивается не только процесс цивилизации, но и общественный процесс, чтобы достигнуть каждом случае самостоятельного роста, старения и судьбы различных больших исторических тел. И из этого возникает картина, имеющая ряд смешных сторон. Так, смешно, например, предсказывать будущее старение западной культуры, предоставляя ей отсрочку на сто лет до той или иной гомологической ступени. И это в момент, когда западная культура вследствие ее переплетенности с общей судьбой человечества (мировая война!) пребывает в огромном процессе преобразования, который ведет ее то ли к распаду ее прежнего исторического тела и ее «души», то ли к метаморфозе или транспонированию в другие возникающие тела, то ли к ее полной, быть может, очень скорой «физической» гибели, — во всяком случае к совершенно неведомой, абсолютно необозримой судьбе. Такая ошибка и в этом воззрении следует из неумения разделять общественный процесс, процесс цивилизации и движение культуры и из попытки по каким-либо образом схваченной душевности различных исторических тел понять и определить их судьбу, не видя и не исследуя реальные свойства общественного процесса и процесса цивилизации и их закономерности.

«Морфологическое» рассмотрение истории и культуры — нечто совершенно противоположное. Оно стремится постигнуть «душу», которая возникает, пробуждается, теряет свои силы и стареет в различных больших исторических телах, проявляя эманации культуры как символы своего существования и судьбы. Религии, системы идей, художественные произведения являются совершенно неповторимыми, несравнимыми, не стремящимися к общей цели человечества, просто ставшими «образом» формы выражения души различных больших исторических тел на различных ступенях их расцвета и старения.

История — не внутренне связанный процесс с внутренним единством, а область морфологического возникновения, роста и гибели этих больших тел. У каждого из них собственный закон, собственная сущность и собственный тип борющейся за свое выражение души. Все они проходят «гомологические» ступени развития и обладают «гомологическим» стремлением выражения, — поскольку все они однажды бывают молодыми, вырастают, переживают расцвет и стареют и все стремятся отразить тотальность своего душевного содержания в формах своего выражения. Каждая отдельная сторона их выражения, причем не только сторона культуры в нашем понимании, но и цивилизации, столь же неповторимо исключительна, и несравнима, как сама их душа, чистое выражение их сущности. По этому представлению существуют не только фаустовско-западные, аполлонически-античные и арабо-магические искусства, религия, метафизика, но и наука и математика; в каждом случае это особенным образом сформированный непередаваемый тип познания, в нашем понимании, принадлежащий каждому историческому телу, по своей сущности не передаваемый космос цивилизации, а не универсальный, обладающий общезначимостью и необходимостью. Все части космоса цивилизации вообще рассматриваются не как цивилизационные, а как «культурные», т. е. как формы душевного выражения; таким образом, здесь, как и в противоположном направлении, эволюционном, цивилизация и культура смешиваются. Разделяются они лишь постольку, поскольку цивилизационное формирование рассматривается и определяется как сознательная рациональная, «конечная форма» «мирового города» в историческом процессе каждого большого тела: следовательно, на определенной «гомологической» ступени старения культура должна повсюду переходить в цивилизацию — в «рациональную старческую немощь». Тем самым сущность цивилизации как рационального формирования жизни и сознательного прояснения существования до известной степени усматривается и познается. Однако сам процесс цивилизации как единый процесс, пронизывающий судьбу человечества, существующий всегда с самого начала исторического развития и проникающий в своеобразном, идущем по ступеням развитии все исторические тела, не познается. При этом несомненно правильно видится растущее значение цивилизационного формирования, следующего из просветления сознания. Только это просветление сознания не ставится в соответствующую связь, а именно в связь с постоянным повторением и развитием начавшегося или достигнутого в других телах общего просветления сознания человечества, объективный космос цивилизации которого должен представлять собой очевидную и неоспоримую целостность, не сломленную даже во времена меньшей общей связи, и для этого воззрения. Те факты исторического процесса, которые в сущности обладают собственной закономерностью, реальность и формы выражения общественного процесса различных исторических тел так же произвольно толкуются, минуя каузальность, как символы выражения душевной воли. Короче говоря, в «морфологически» созерцаемое движение культуры втягивается не только процесс цивилизации, но и общественный процесс, чтобы достигнуть каждом случае самостоятельного роста, старения и судьбы различных больших исторических тел. И из этого возникает картина, имеющая ряд смешных сторон. Так, смешно, например, предсказывать будущее старение западной культуры, предоставляя ей отсрочку на сто лет до той или иной гомологической ступени. И это в момент, когда западная культура вследствие ее переплетенности с общей судьбой человечества (мировая война!) пребывает в огромном процессе преобразования, который ведет ее то ли к распаду ее прежнего исторического тела и ее «души», то ли к метаморфозе или транспонированию в другие возникающие тела, то ли к ее полной, быть может, очень скорой «физической» гибели, — во всяком случае к совершенно неведомой, абсолютно необозримой судьбе. Такая ошибка и в этом воззрении следует из неумения разделять общественный процесс, процесс цивилизации и движение культуры и из попытки по каким-либо образом схваченной душевности различных исторических тел понять и определить их судьбу, не видя и не исследуя реальные свойства общественного процесса и процесса цивилизации и их закономерности.