IX
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20
Тем не менее не вызывает сомнения, что наше понимание понятия культуры родственно морфологической точке зрения. Для нас все эманации культуры, также лишь символы, неповторимые, не движущиеся к общей цели развития, несравнимые друг с другом и исключительные образы выражения душевного, «души» каждого исторического тела, которая бросает их в мир. Правда, символы, получающие свою форму и в значительной степени содержание своего выражения и от сложившейся в своем синтезе жизненной субстанции, общественной и цивилизационной материальности, в которой эта «душа» пребывает в различных исторических телах в различное время, — которую она стремится превратить посредством символизации, посредством придания им формы культуры в свое «тело». Общественный и цивилизационный материал окружает душу различных исторических тел самим по себе чуждым душе материалом, материальным слоем, которому она в каждое мгновение истории пытается придать свой «лик», или, если это не удается, с которым она, отвращаясь от жизни (великие отрицающие жизнь религии), прощается. Или если предпочтительнее другая картина, — некий материал, материал жизни, проникает по собственным неотвратимым законам в душу и требует от нее, чтобы она воспламенила его и придала ему культурный образ. Это — задача культуры каждого времени и сущность движения его культуры, которое, мы вновь повторяем это, зависит главным образом не от «самораскрытия души исторических тел», а от совсем иных факторов. И по этому воззрению может происходить самораскрытие души различных исторических тел, рост, расцвет и старение. Однако все это нельзя рассматривать как происходящее само по себе, беспричинное. Оно зависит от созданного процессом цивилизации последовательного озарения человечества субъективной стороной процесса цивилизации, прояснения сознания жизненной субстанции различных народов, от в ходе их следующего друг за другом вхождения в него. Это вхождение в процесс цивилизации предоставляет народам различных исторических тел периоды молодости, непроясненности, неведения очень различного характера и различной длительности в зависимости от типа, места и времени их вхождения в этот космос. Оно устанавливает для них периоды их душевного пробуждения при совершенно различных условиях в окружении совершенно различных предоставленных уже космосом цивилизации психических и физических объектов. Оно совершенно различным образом ведет их в периоды расцвета сознательного продуктивно формирующего душевного господства над существованием и совсем не везде к одинаковому или вообще каким-либо образом определяемому старению. Напротив: так же, как этот процесс развития сознания и душевного роста обусловлен характером, местом и временем вхождения в общечеловеческий космос цивилизации, как он получает в зависимости от этого темп своего развития, возникновение его начальных и средних ступеней, он и в своем дальнейшем развитии (как покажет наше культурно-социологическое исследование различных исторических тел) одновременно обусловлен также совершенно различным продвижением и совершенно различной структурой общественного процесса; тем, остаются ли сначала в данном историческом теле полностью или частично не обладающие сознанием слои, которые поднимаются лишь в процессе роста и в них вновь совершается развитие сознания (как последовательно поднимавшиеся на Западе слои клириков, рыцарей, бюргеров, рабочих и т. д.); наступает ли одновременное общее прояснение вообще принимаемого во внимание населения, как в классической древности (одноступенное развитие!); или фиксированное общественное и духовное членение стоящих друг над другом слоев следует из динамики общественного, цивилизационного и культурного процессов, как в Индии и т. д. Душевный процесс просветления, роста и старения со всеми проявлениями его культуры и возможностями находится, следовательно, для нашего исследования как и все остальное, в рамках упомянутой обоюдной динамики общественного, цивилизационного и культурного процессов. Поэтому в различных исторических телах точки его отправления совершенно разные. (Арабская историческая сфера началась вследствие типа своего вхождения в космос цивилизации на совсем другой ступени сознания, чем античная, и у нее никогда не было своей мифологии). Этот процесс обладает также совершенно различными возможностями развития (одноступенность, многоступенность развития и т. д.). И вследствие различной переплетенности исторических тел он входит в общий исторический процесс (более или менее изолированное существование, как в Китае и Индии, или связь с различными телами и в конце концов, быть может, мировая экспансия, как в античности, у арабов и сегодняшнего Запада) в совершенно различном, абсолютно не допускающем схематизации конечном состоянии. Все это, следовательно, «судьбу» культур, как и фазы и формы выражения «движения» культуры в различных телах, следует объяснять в рамках рассмотрения, никогда не теряющего из поля зрения общий процесс исторического развития человечества, посредством толкования, которое, как теперь следует без дальнейших объяснений понять, должно происходить в трех плоскостях и тщательно разделяться на три части.
Такое толкование должно, во-первых, просто принимать нечто, не пытаясь как-то расчленить или объяснить его; а именно специфичностьдушевного, «живущего» во всех больших исторических телах и все время стремящегося к выражению в рамках их общей судьбы. Это душевное в его специфике может быть постигнуто только «вчувствованием» в области культуры тем, кто способен к такому вчувствованию, может быть схвачено, постигнуто в своей сущности, истолковано и выявлено как специфическое «ядро» данной культуры в каждой объективации. Для социолога, во всяком случае применительно к здесь преследуемым целям, это — нечто, чего ему касаться не следует, толкование и передачу чего он предоставляет более тонким исследователям; так же как толкование и передачу глубочайшего смысла и сущности всех великих объективации культуры вообще.
Для него важно второе, совершенно противоположное, а именно «движение на поверхности», которое это «ядро» создает в своей борьбе с внешним жизненным материалом. В этом движении на поверхности социолог должен констатировать типическое и повторяющееся, следование эманации друг за другом, распад сторон и форм выражений, типичную периодичность, характер и форму стадий, следовательно, «ритм движения культуры»; причем, конечно, по возможности во всех допускающих анализ телах истории и культуры. В своем анализе он должен всегда задаваться вопросом, в какой степени констатируемая типика связана с развитием материального и интеллектуально-цивилизационного слоев, окружающих душевное «ядро», с общественным процессом и процессом цивилизации, т. е. следует из ситуаций, из характера жизненного синтеза, в который они вводят душевное ядро. Социолог должен индуктивно представить здесь, руководствуясь данной нами динамикой различных сфер, общую формальную типику движения культуры в качестве социологически объясненного поверхностного движения в развитии культуры.
Затем он может попытаться, в-третьих, проникнуть глубже и задать вопрос о подлинной судьбе «душевного ядра» в этом движении. Он может проследить душевное ядро различных исторических тел в его развитии внутри общественного процесса и процесса цивилизации. Может рассмотреть содержательные «повороты», в которых оно «борется» со своей «судьбой», предопределенной ему в общественном процессе и процессе цивилизации. Социолог может, пожалуй, пролить свет на то, как в этой борьбе и этих «поворотах» появляются великие люди, возникают великие «эпохи», течения культуры и течения, идущие в противоположном направлении, становятся отчетливыми великие вещные линии истории культуры. Быть может! Социологу следует по крайней мере сделать такую попытку. Этим он наполнит формальную социологическую поверхностную типику движения культуры социологически объясненным вещным содержанием и одновременно проложит мост к толкованию содержат/и и понимающему схватыванию сущности великих объективации культуры и тех явлений, толковать которые в их глубочайшем смысле не есть, как было сказано, его задача. Однако он может таким образом по-своему создать для их понимающего схватывания среду, создать социологическую решетку и чаши, в которых будут лежать золотые шары истории культуры; в них они могут быть лучше увидены и, быть может, в своей сущности легче поняты, чем посредством «вчувствования» в них «в пустом пространстве». Этим он уже почти выйдет за пределы чисто социологического исследования. Однако, если он достигнет этого, он, в свою очередь, поможет нам найти то, к чему мы главным образом стремимся в познающем понимании культур: их душевное возрождение в нас.
К этой задаче автор попытается подойти в дальнейших работах с помощью тех ограниченных средств, которыми он располагает, не будучи честолюбиво уверен в том, что ему удастся дать в каком-либо решающем пункте окончательный результат.
Примечания
1 Как, например, Шпенглер в своей книге «Закат Европы».
2 Труды Второго конгресса социологов, октябрь 1912.
3 Следует заметить, что это понятие не введено Шпенглером, а высказанно или невысказанно лежит в основе всей новейшей историографии. Так же, как «молодость» и «старение» тел уже с давних пор являются само собой разумеющейся составной частью этого воззрения.
4 Несмотря на блестящие работы прежде всего Якоба Буркхардта и некоторых других.
5Более широкие исследования, такие, например, как работы Макса Вебера и Трёльча в области истории религии и в известной степени «спонтанные» подходы, обнаруживаемые в множестве новых исследований различных областей культуры, не остаются здесь вне внимания.
6 Ясно, что здесь речь идет об основных вопросах материалистического понимания истории. Однако постановка вызывающих там «интерес» вопросов не ведет к объяснению решающих категорий этого воззрения.
7 Сколь ни много точек соприкосновения в сказанном здесь с рассуждениями Макса Вебера в его статьях по социологии религии, его точка зрения все-таки иная: показать здесь отличие ее от нашей, к сожалению, невозможно.
8 Это сказано без того, чтобы мнения Бергсона этиологически или гносеологически принимались или отвергались в рамках их философской постановки вопроса.
9 Протест Гегеля против переоценки рассудка ничего не меняет в его фактической связи с этой установкой вследствие его понятия о господствующем над всем разуме.
Перевод с немецкого языка выполнен М.И. Левиной по изданию: Weber А. PrinzipielleszurKultursoziologie. (Gesellschaftsprozess, Zivilisationsprozess mid Kulturbewegimg)//Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Tubingen, 1920. Bd. 47, Heft 1. S. 1-49.
На русский язык переводится впервые.
Третий или четвертый человек. О смысле исторического существования. Перевод М. И. Левиной.
Тем не менее не вызывает сомнения, что наше понимание понятия культуры родственно морфологической точке зрения. Для нас все эманации культуры, также лишь символы, неповторимые, не движущиеся к общей цели развития, несравнимые друг с другом и исключительные образы выражения душевного, «души» каждого исторического тела, которая бросает их в мир. Правда, символы, получающие свою форму и в значительной степени содержание своего выражения и от сложившейся в своем синтезе жизненной субстанции, общественной и цивилизационной материальности, в которой эта «душа» пребывает в различных исторических телах в различное время, — которую она стремится превратить посредством символизации, посредством придания им формы культуры в свое «тело». Общественный и цивилизационный материал окружает душу различных исторических тел самим по себе чуждым душе материалом, материальным слоем, которому она в каждое мгновение истории пытается придать свой «лик», или, если это не удается, с которым она, отвращаясь от жизни (великие отрицающие жизнь религии), прощается. Или если предпочтительнее другая картина, — некий материал, материал жизни, проникает по собственным неотвратимым законам в душу и требует от нее, чтобы она воспламенила его и придала ему культурный образ. Это — задача культуры каждого времени и сущность движения его культуры, которое, мы вновь повторяем это, зависит главным образом не от «самораскрытия души исторических тел», а от совсем иных факторов. И по этому воззрению может происходить самораскрытие души различных исторических тел, рост, расцвет и старение. Однако все это нельзя рассматривать как происходящее само по себе, беспричинное. Оно зависит от созданного процессом цивилизации последовательного озарения человечества субъективной стороной процесса цивилизации, прояснения сознания жизненной субстанции различных народов, от в ходе их следующего друг за другом вхождения в него. Это вхождение в процесс цивилизации предоставляет народам различных исторических тел периоды молодости, непроясненности, неведения очень различного характера и различной длительности в зависимости от типа, места и времени их вхождения в этот космос. Оно устанавливает для них периоды их душевного пробуждения при совершенно различных условиях в окружении совершенно различных предоставленных уже космосом цивилизации психических и физических объектов. Оно совершенно различным образом ведет их в периоды расцвета сознательного продуктивно формирующего душевного господства над существованием и совсем не везде к одинаковому или вообще каким-либо образом определяемому старению. Напротив: так же, как этот процесс развития сознания и душевного роста обусловлен характером, местом и временем вхождения в общечеловеческий космос цивилизации, как он получает в зависимости от этого темп своего развития, возникновение его начальных и средних ступеней, он и в своем дальнейшем развитии (как покажет наше культурно-социологическое исследование различных исторических тел) одновременно обусловлен также совершенно различным продвижением и совершенно различной структурой общественного процесса; тем, остаются ли сначала в данном историческом теле полностью или частично не обладающие сознанием слои, которые поднимаются лишь в процессе роста и в них вновь совершается развитие сознания (как последовательно поднимавшиеся на Западе слои клириков, рыцарей, бюргеров, рабочих и т. д.); наступает ли одновременное общее прояснение вообще принимаемого во внимание населения, как в классической древности (одноступенное развитие!); или фиксированное общественное и духовное членение стоящих друг над другом слоев следует из динамики общественного, цивилизационного и культурного процессов, как в Индии и т. д. Душевный процесс просветления, роста и старения со всеми проявлениями его культуры и возможностями находится, следовательно, для нашего исследования как и все остальное, в рамках упомянутой обоюдной динамики общественного, цивилизационного и культурного процессов. Поэтому в различных исторических телах точки его отправления совершенно разные. (Арабская историческая сфера началась вследствие типа своего вхождения в космос цивилизации на совсем другой ступени сознания, чем античная, и у нее никогда не было своей мифологии). Этот процесс обладает также совершенно различными возможностями развития (одноступенность, многоступенность развития и т. д.). И вследствие различной переплетенности исторических тел он входит в общий исторический процесс (более или менее изолированное существование, как в Китае и Индии, или связь с различными телами и в конце концов, быть может, мировая экспансия, как в античности, у арабов и сегодняшнего Запада) в совершенно различном, абсолютно не допускающем схематизации конечном состоянии. Все это, следовательно, «судьбу» культур, как и фазы и формы выражения «движения» культуры в различных телах, следует объяснять в рамках рассмотрения, никогда не теряющего из поля зрения общий процесс исторического развития человечества, посредством толкования, которое, как теперь следует без дальнейших объяснений понять, должно происходить в трех плоскостях и тщательно разделяться на три части.
Такое толкование должно, во-первых, просто принимать нечто, не пытаясь как-то расчленить или объяснить его; а именно специфичностьдушевного, «живущего» во всех больших исторических телах и все время стремящегося к выражению в рамках их общей судьбы. Это душевное в его специфике может быть постигнуто только «вчувствованием» в области культуры тем, кто способен к такому вчувствованию, может быть схвачено, постигнуто в своей сущности, истолковано и выявлено как специфическое «ядро» данной культуры в каждой объективации. Для социолога, во всяком случае применительно к здесь преследуемым целям, это — нечто, чего ему касаться не следует, толкование и передачу чего он предоставляет более тонким исследователям; так же как толкование и передачу глубочайшего смысла и сущности всех великих объективации культуры вообще.
Для него важно второе, совершенно противоположное, а именно «движение на поверхности», которое это «ядро» создает в своей борьбе с внешним жизненным материалом. В этом движении на поверхности социолог должен констатировать типическое и повторяющееся, следование эманации друг за другом, распад сторон и форм выражений, типичную периодичность, характер и форму стадий, следовательно, «ритм движения культуры»; причем, конечно, по возможности во всех допускающих анализ телах истории и культуры. В своем анализе он должен всегда задаваться вопросом, в какой степени констатируемая типика связана с развитием материального и интеллектуально-цивилизационного слоев, окружающих душевное «ядро», с общественным процессом и процессом цивилизации, т. е. следует из ситуаций, из характера жизненного синтеза, в который они вводят душевное ядро. Социолог должен индуктивно представить здесь, руководствуясь данной нами динамикой различных сфер, общую формальную типику движения культуры в качестве социологически объясненного поверхностного движения в развитии культуры.
Затем он может попытаться, в-третьих, проникнуть глубже и задать вопрос о подлинной судьбе «душевного ядра» в этом движении. Он может проследить душевное ядро различных исторических тел в его развитии внутри общественного процесса и процесса цивилизации. Может рассмотреть содержательные «повороты», в которых оно «борется» со своей «судьбой», предопределенной ему в общественном процессе и процессе цивилизации. Социолог может, пожалуй, пролить свет на то, как в этой борьбе и этих «поворотах» появляются великие люди, возникают великие «эпохи», течения культуры и течения, идущие в противоположном направлении, становятся отчетливыми великие вещные линии истории культуры. Быть может! Социологу следует по крайней мере сделать такую попытку. Этим он наполнит формальную социологическую поверхностную типику движения культуры социологически объясненным вещным содержанием и одновременно проложит мост к толкованию содержат/и и понимающему схватыванию сущности великих объективации культуры и тех явлений, толковать которые в их глубочайшем смысле не есть, как было сказано, его задача. Однако он может таким образом по-своему создать для их понимающего схватывания среду, создать социологическую решетку и чаши, в которых будут лежать золотые шары истории культуры; в них они могут быть лучше увидены и, быть может, в своей сущности легче поняты, чем посредством «вчувствования» в них «в пустом пространстве». Этим он уже почти выйдет за пределы чисто социологического исследования. Однако, если он достигнет этого, он, в свою очередь, поможет нам найти то, к чему мы главным образом стремимся в познающем понимании культур: их душевное возрождение в нас.
К этой задаче автор попытается подойти в дальнейших работах с помощью тех ограниченных средств, которыми он располагает, не будучи честолюбиво уверен в том, что ему удастся дать в каком-либо решающем пункте окончательный результат.
Примечания
1 Как, например, Шпенглер в своей книге «Закат Европы».
2 Труды Второго конгресса социологов, октябрь 1912.
3 Следует заметить, что это понятие не введено Шпенглером, а высказанно или невысказанно лежит в основе всей новейшей историографии. Так же, как «молодость» и «старение» тел уже с давних пор являются само собой разумеющейся составной частью этого воззрения.
4 Несмотря на блестящие работы прежде всего Якоба Буркхардта и некоторых других.
5Более широкие исследования, такие, например, как работы Макса Вебера и Трёльча в области истории религии и в известной степени «спонтанные» подходы, обнаруживаемые в множестве новых исследований различных областей культуры, не остаются здесь вне внимания.
6 Ясно, что здесь речь идет об основных вопросах материалистического понимания истории. Однако постановка вызывающих там «интерес» вопросов не ведет к объяснению решающих категорий этого воззрения.
7 Сколь ни много точек соприкосновения в сказанном здесь с рассуждениями Макса Вебера в его статьях по социологии религии, его точка зрения все-таки иная: показать здесь отличие ее от нашей, к сожалению, невозможно.
8 Это сказано без того, чтобы мнения Бергсона этиологически или гносеологически принимались или отвергались в рамках их философской постановки вопроса.
9 Протест Гегеля против переоценки рассудка ничего не меняет в его фактической связи с этой установкой вследствие его понятия о господствующем над всем разуме.
Перевод с немецкого языка выполнен М.И. Левиной по изданию: Weber А. PrinzipielleszurKultursoziologie. (Gesellschaftsprozess, Zivilisationsprozess mid Kulturbewegimg)//Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Tubingen, 1920. Bd. 47, Heft 1. S. 1-49.
На русский язык переводится впервые.
Третий или четвертый человек. О смысле исторического существования. Перевод М. И. Левиной.