Глава XVII

В чем небесное общество соблюдает мир с земным градом, и в чем разногласит с ним Но дом людей, не живущих верою, домогается от вещей и выгод временной жизни мира земного. Дом же людей верою живущих ожидает того, что обещано в будущем, как вечное, а вещами земными и временными пользуется, как странствующий, не для того, чтобы увлекаться ими и забывать свои стремления к богу, а для того, чтобы находить в них поддержку для более легкого перенесения тягостей тленного тела, которое обременяет душу (Прем. IX, 15). Таким образом и те и другие люди, и тот и другой дом, одинаково пользуются вещами, необходимыи для этой смертной жизни; но цель пользования у каждого своя собственная, и весьма различная. Также точно и земной град, который верою не живет, стремится к миру земному, и к нему направляет согластие в управлении и в повиновении граждан, чтобы относительно вещей, касающихся смертной жизни, у них был до известной степени одинаковый образ мыслей и желаний. Град же небесный, или, вернее, та часть его, которая странствует в этой смертности и живет верою, поставлен в необходимость довольствоваться и таким миром, пока минуется самая смертность, для которой он нужен. Поэтому, пока он проводит как бы пленническую жизнь своего странствования в областях земного града, хотя, получив уже обетование искупления и в виде залога его дар духовный, он не колеблется повиноваться законам земного града, которыми управляется то, что служит для поддержания смертной жизни, чтобы, поколику обща сама смертность, в вещах, к ней относящихся, сохранялось согласие между тем и другим градом. Но град земной имел некиих своих, божественным учением не одобряемых, мудрецов, которые, будучи надоумлены или обмануты демонами, полагали, что к миру человеческому следует приурочить многих богов, к различным образом должностям которых относятся различные подведомые предметы: одному подведомо тело, другому душа; и в самом теле одному -- голова, другому шея, и прочее особое особому; также точно в душе одному ум, другому наука, иному гнев, иному пожелание; и в самых делах житейских одному скот, другому пшеница, третьему вино, тому масло, этому леса, иному монета, иному судоходство, иному войны и победы, иному супружества, иному роды и плодовитость, иным другое прочее. Град же небесный знал, что следует почитать только единого Бога, и с истинным благочестием полагал, что только Ему следует служить тем служением, которое по-гречески называется {греч.} и обязательно лишь в отношении к Богу. От этого произошло, что он не мог иметь с градом земным общих религиозных законов, и был поставлен в необходимость из-за них разногласить с последним, был в тягость людям противоположного образа мыслей, подвергаться их гневу, ненависти и преследованиям, пока наконец страхом своего многолюдства и всегдашнею божественною помощью не обуздал дерзости своих врагов./ Итак, этот небесный Град, пока находится в земном странствовании призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, не придавая значения тому, что есть различного в правах, законах и учреждениях, которыми мир земной устанавливается или поддерживается; ничего из последнего не отменяя и не разрушая, а, напротив, сохраняя и соблюдая все, что, хотя у разных народов и различно, но направляется к одной и той же цели земного мира, если только не препятствует религии, которая учит почитанию единого высочайшего и истинного Бога. Пользуется, таким образом и Град небесный в этом земном странствовании своим миром земным, и в предметах, относящихся к смертной человеческой природе, насколько то совместимо с благочестием и религиею, сохраняет и поддерживает единство образа человеческих мыслей и желаний, направляет этот земной мир к миру небесному. Последний мир действительно такого свойства, что единственно должен считаться и называться миром собственно разумной твари. Это - самое упорядоченное и самое единодушное общение в наслаждении Богом, и взаимно -- в Боге. Когда этот мир наступит, будет жизнь не смертная, а прямо и несомненно живучая; и тело не душевное, которое, пока тленно, отягощает душу, а духовное, без ощущения неудовлетворенности в чем либо во всех отношениях подчиненное воле. Пока странствует, он имеет этот мир в вере и по этой вере живет праведно, когда направляет к достижению оного мира все доброе, что совершает для Бога и ближнего, так как жизнь Града во всяком случае есть жизнь общительная. <..>  

В чем небесное общество соблюдает мир с земным градом, и в чем разногласит с ним Но дом людей, не живущих верою, домогается от вещей и выгод временной жизни мира земного. Дом же людей верою живущих ожидает того, что обещано в будущем, как вечное, а вещами земными и временными пользуется, как странствующий, не для того, чтобы увлекаться ими и забывать свои стремления к богу, а для того, чтобы находить в них поддержку для более легкого перенесения тягостей тленного тела, которое обременяет душу (Прем. IX, 15). Таким образом и те и другие люди, и тот и другой дом, одинаково пользуются вещами, необходимыи для этой смертной жизни; но цель пользования у каждого своя собственная, и весьма различная. Также точно и земной град, который верою не живет, стремится к миру земному, и к нему направляет согластие в управлении и в повиновении граждан, чтобы относительно вещей, касающихся смертной жизни, у них был до известной степени одинаковый образ мыслей и желаний. Град же небесный, или, вернее, та часть его, которая странствует в этой смертности и живет верою, поставлен в необходимость довольствоваться и таким миром, пока минуется самая смертность, для которой он нужен. Поэтому, пока он проводит как бы пленническую жизнь своего странствования в областях земного града, хотя, получив уже обетование искупления и в виде залога его дар духовный, он не колеблется повиноваться законам земного града, которыми управляется то, что служит для поддержания смертной жизни, чтобы, поколику обща сама смертность, в вещах, к ней относящихся, сохранялось согласие между тем и другим градом. Но град земной имел некиих своих, божественным учением не одобряемых, мудрецов, которые, будучи надоумлены или обмануты демонами, полагали, что к миру человеческому следует приурочить многих богов, к различным образом должностям которых относятся различные подведомые предметы: одному подведомо тело, другому душа; и в самом теле одному -- голова, другому шея, и прочее особое особому; также точно в душе одному ум, другому наука, иному гнев, иному пожелание; и в самых делах житейских одному скот, другому пшеница, третьему вино, тому масло, этому леса, иному монета, иному судоходство, иному войны и победы, иному супружества, иному роды и плодовитость, иным другое прочее. Град же небесный знал, что следует почитать только единого Бога, и с истинным благочестием полагал, что только Ему следует служить тем служением, которое по-гречески называется {греч.} и обязательно лишь в отношении к Богу. От этого произошло, что он не мог иметь с градом земным общих религиозных законов, и был поставлен в необходимость из-за них разногласить с последним, был в тягость людям противоположного образа мыслей, подвергаться их гневу, ненависти и преследованиям, пока наконец страхом своего многолюдства и всегдашнею божественною помощью не обуздал дерзости своих врагов./ Итак, этот небесный Град, пока находится в земном странствовании призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, не придавая значения тому, что есть различного в правах, законах и учреждениях, которыми мир земной устанавливается или поддерживается; ничего из последнего не отменяя и не разрушая, а, напротив, сохраняя и соблюдая все, что, хотя у разных народов и различно, но направляется к одной и той же цели земного мира, если только не препятствует религии, которая учит почитанию единого высочайшего и истинного Бога. Пользуется, таким образом и Град небесный в этом земном странствовании своим миром земным, и в предметах, относящихся к смертной человеческой природе, насколько то совместимо с благочестием и религиею, сохраняет и поддерживает единство образа человеческих мыслей и желаний, направляет этот земной мир к миру небесному. Последний мир действительно такого свойства, что единственно должен считаться и называться миром собственно разумной твари. Это - самое упорядоченное и самое единодушное общение в наслаждении Богом, и взаимно -- в Боге. Когда этот мир наступит, будет жизнь не смертная, а прямо и несомненно живучая; и тело не душевное, которое, пока тленно, отягощает душу, а духовное, без ощущения неудовлетворенности в чем либо во всех отношениях подчиненное воле. Пока странствует, он имеет этот мир в вере и по этой вере живет праведно, когда направляет к достижению оного мира все доброе, что совершает для Бога и ближнего, так как жизнь Града во всяком случае есть жизнь общительная. <..>