Глава IV

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 

 

О мире, что он и мир временный и в ту же пору сотворен не по вновь принятому божественному решению, так как Бог после пожелал того, что прежде не желал Из всего видимого величайшее есть мир; из всего невидимого величайшее Бог. Что существует мир, это видим, что есть Бог, этому мы верим. А что Бог сотворил мир -- мы никому не можем без колебания верить, кроме самого же Бога. Но где же слышали Его? Пока нигде лучше, как только в священном Писании, в котором пророк Его сказал: в н а ч а л е  с о т в о р и  Б о г  н е б о  и  з е м л ю (Быт. 1,1). Но разве пророк был при том, как Бог творил небо и землю? Пророка при том не было, но была Премудрость Божия, чрез которую все сотворено, которая затем вселяется в святые души, наставляет друзей Божиих и пророков (Пр. Сол. 7, 27), и внутренним образом, без словесного звука, повествует им о делах своих. Говорят им так же и Ангелы Божии, видящие выну лице Отца (Мф. 18, 10) и возвещающие, кому надлежит, волю Его. Из числа их был и тот пророк, который сказал и написал: Вначале сотвори Бог нб. Пророк этот был до такой степени надежным свидетелем для того, чтобы верить чрез него Богу, что тем же Духом Божиим, от которого по откровению узнал упомянутое, задолго предсказал и самую будущую веру нашу. Но почему же Богу вечному пришла в данное время мысль сотворить небо и землю, которых Он прежде не творил? Если говорящие так желают представить мир вечным, без всякого начала, и не сотворенным от Бога, то они далеко уклонились от истины и безумствуют в смертной болезни нечестия. Ибо, помимо пророческих слов, сам мир некоторым образом молчаливо, своею, в высшей степени стройною подвижностью и изменяемостью и прекраснейшим видом всего видимого, вещает как о том, что он сотворен, так и о том, что мог быть сотворенным; только не изреченно и невидимо великим и неизреченно и невидимо прекрасным Богом. Те же, которые хотя и признают, что мир сотворен Богом, однако же не хотят представлять его временным, а только -- имеющим начало его произведшее; так что он был сотворен некоторым, едва понятным, образом от вечности, -- те, -- хотя и высказывают нечто, чем думают якобы защитить Бога от упрека в случайной нечаянности: дабы-де не подумал кто, будто Ему внезапно пришло на мысль сотворить мир, о котором Он прежде не думал, и будто Он принял новое решение, тогда как Сам ни в чем неизменяем, -- как могут оправдать свое основное положение в применении к другим вещам, я не понимаю. Особенно это -- в применении к душе. Если они утверждают, что душа совечна Богу, то они никоим образом не могут объяснить, откуда произошло новое для нее несчастие, которого она никогда прежде от вечности не знала. Если же они скажут, что ее счастье и несчастие чередовались от вечности, то неизбежно должны сказать, что и сама она от вечности подвержена переменам. Отсюда у них вытекает та нелепость, что душа даже и тогда, когда называется блаженною, нисколько не блаженна, если предвидит предстоящее ей несчастие и позор; а если не предвидит, что будет подлежащею позору и несчастною, и полагает, что будет вечно блаженною: то она блаженна вследствие ложного представления. Глупее этого ничего не может быть сказано. Но если они полагают, что хотя несчастие души вместе с ее блаженством и чередовалось в течение прежних безграничных веков, но что теперь, будучи раз освобожденною, душа не подпадает более несчастию: в таком случае они должны согласиться, что прежде она никогда не была поистине блаженною, а теперь начала быть блаженною некоторым новым неложным блаженством, и следовательно признать, что с нею совершилось нечто новое, и притом нечто величайшее и прекраснейшее, чего никогда прежде от вечности с нею не было. При этом, если они станут отрицать, что это новое состояние души имеет свое основание в вечном совете Бога: то они вместе с тем будут отрицать и то, что Он виновник ее блаженства; что свойственно богопротивному нечестию. Если же скажут, что Бог принял новое решение, чтобы душа на будущее время была вечно блаженною; то как они докажут, что Он чужд изменяемости, которой они также не желают допустить? Далее, если они признают, что хотя душа и сотворена во времени, но не перестанет существовать ни в какой момент времени, подобно тому, как число имеет начало, но не имеет конца; и что вследствие этого, раз испытав несчастие, она, будучи освобождена от него, никогда потом не будет несчастною: то они, конечно, не усомнятся, что это возможно только при неизменяемости совета Божия. В таком случае пусть верят, что и мир мог быть сотворенным во времени, но что и Бог, творя мир, тем не менее не изменил от того своего вечного совета и воли.  

 

 

О мире, что он и мир временный и в ту же пору сотворен не по вновь принятому божественному решению, так как Бог после пожелал того, что прежде не желал Из всего видимого величайшее есть мир; из всего невидимого величайшее Бог. Что существует мир, это видим, что есть Бог, этому мы верим. А что Бог сотворил мир -- мы никому не можем без колебания верить, кроме самого же Бога. Но где же слышали Его? Пока нигде лучше, как только в священном Писании, в котором пророк Его сказал: в н а ч а л е  с о т в о р и  Б о г  н е б о  и  з е м л ю (Быт. 1,1). Но разве пророк был при том, как Бог творил небо и землю? Пророка при том не было, но была Премудрость Божия, чрез которую все сотворено, которая затем вселяется в святые души, наставляет друзей Божиих и пророков (Пр. Сол. 7, 27), и внутренним образом, без словесного звука, повествует им о делах своих. Говорят им так же и Ангелы Божии, видящие выну лице Отца (Мф. 18, 10) и возвещающие, кому надлежит, волю Его. Из числа их был и тот пророк, который сказал и написал: Вначале сотвори Бог нб. Пророк этот был до такой степени надежным свидетелем для того, чтобы верить чрез него Богу, что тем же Духом Божиим, от которого по откровению узнал упомянутое, задолго предсказал и самую будущую веру нашу. Но почему же Богу вечному пришла в данное время мысль сотворить небо и землю, которых Он прежде не творил? Если говорящие так желают представить мир вечным, без всякого начала, и не сотворенным от Бога, то они далеко уклонились от истины и безумствуют в смертной болезни нечестия. Ибо, помимо пророческих слов, сам мир некоторым образом молчаливо, своею, в высшей степени стройною подвижностью и изменяемостью и прекраснейшим видом всего видимого, вещает как о том, что он сотворен, так и о том, что мог быть сотворенным; только не изреченно и невидимо великим и неизреченно и невидимо прекрасным Богом. Те же, которые хотя и признают, что мир сотворен Богом, однако же не хотят представлять его временным, а только -- имеющим начало его произведшее; так что он был сотворен некоторым, едва понятным, образом от вечности, -- те, -- хотя и высказывают нечто, чем думают якобы защитить Бога от упрека в случайной нечаянности: дабы-де не подумал кто, будто Ему внезапно пришло на мысль сотворить мир, о котором Он прежде не думал, и будто Он принял новое решение, тогда как Сам ни в чем неизменяем, -- как могут оправдать свое основное положение в применении к другим вещам, я не понимаю. Особенно это -- в применении к душе. Если они утверждают, что душа совечна Богу, то они никоим образом не могут объяснить, откуда произошло новое для нее несчастие, которого она никогда прежде от вечности не знала. Если же они скажут, что ее счастье и несчастие чередовались от вечности, то неизбежно должны сказать, что и сама она от вечности подвержена переменам. Отсюда у них вытекает та нелепость, что душа даже и тогда, когда называется блаженною, нисколько не блаженна, если предвидит предстоящее ей несчастие и позор; а если не предвидит, что будет подлежащею позору и несчастною, и полагает, что будет вечно блаженною: то она блаженна вследствие ложного представления. Глупее этого ничего не может быть сказано. Но если они полагают, что хотя несчастие души вместе с ее блаженством и чередовалось в течение прежних безграничных веков, но что теперь, будучи раз освобожденною, душа не подпадает более несчастию: в таком случае они должны согласиться, что прежде она никогда не была поистине блаженною, а теперь начала быть блаженною некоторым новым неложным блаженством, и следовательно признать, что с нею совершилось нечто новое, и притом нечто величайшее и прекраснейшее, чего никогда прежде от вечности с нею не было. При этом, если они станут отрицать, что это новое состояние души имеет свое основание в вечном совете Бога: то они вместе с тем будут отрицать и то, что Он виновник ее блаженства; что свойственно богопротивному нечестию. Если же скажут, что Бог принял новое решение, чтобы душа на будущее время была вечно блаженною; то как они докажут, что Он чужд изменяемости, которой они также не желают допустить? Далее, если они признают, что хотя душа и сотворена во времени, но не перестанет существовать ни в какой момент времени, подобно тому, как число имеет начало, но не имеет конца; и что вследствие этого, раз испытав несчастие, она, будучи освобождена от него, никогда потом не будет несчастною: то они, конечно, не усомнятся, что это возможно только при неизменяемости совета Божия. В таком случае пусть верят, что и мир мог быть сотворенным во времени, но что и Бог, творя мир, тем не менее не изменил от того своего вечного совета и воли.