ПРОЕКТЫ И ЛОВУШКИ ТОТАЛЬНОЙ ПРИВАТИЗАЦИИ

И здесь мы переходим к новой проблеме, касающейся угрозы устранения народа как самостоятельного субъекта истории и носителя суверенитета. Без всемерного ослабления и дробления такой исторической субстанции, как народ, невозможно добиться ни подчинения былых национальных элит глобальной финансовой власти, ни тотализировать отношения купли-продажи, подчинив им все сферы общественного бытия, все проявления человеческой активности.

Что же скрепляет эту субстанцию? Ее основанием служит: единство территории (месторазвития), истории, образующей источник коллективной культурной памяти, и ценностной нормативной системы, служащей ориентиром группового и индивидуального поведения. Все это выражает язык, непрерывно актуализирующий все три единства в сознании данного народа.

Прогрессистская мысль, придающая непомерное значение рационалистическим новациям, склонна модернизировать понятие «народ», приписывая ему абсолютную формационную изменчивость. На самом деле даже величайшие перевороты Нового времени, связанные с экономической и политической революциями модерна, не поколебали такую субстанцию, как народ. Ни система частной собственности, ни возникновение на месте этнических единств суперэтнических образований, называемых политическими нациями, не отменили закона трех единств, образующих коллективную идентичность народа.

В этом контексте мы можем по достоинству оценить вызов глобализации: впервые в истории на месте коллективной идентичности больших субъектов истории, какими являются народы, ожидается появление разрозненных социальных атомов — кочующих в поисках удачи «граждан мира». Они ни к чему не привязаны, для них не существует высших ценностей и коллективных святынь — есть только индивидуалистические интересы, побуждающие их то образовывать временные социальные связи, то рвать их — в зависимости от изменчивой конъюнктуры.

Речь идет о чем-то большем, чем классическая частная собственность. У общностей, называемых политическими нациями, наряду с институтом частной собственности, противопоставляющим людей друг другу, оставались другие институты, ответственные за единый, неделимый фонд народа.

Когда говорят о едином экономическом, политико-правовом, информационно-образовательном пространстве наций, имеют в виду некие недробимые универсалии, вместе образующие инфраструктуру национального развития и канву народной судьбы. Современная глобализация впервые в истории человечества посягает на эти основы коллективной судьбы и идентичности и предполагает тотальную приватизацию, исключающую саму постановку вопроса о национальной идее, национальных интересах, приоритетах, безопасности и т. п.

В то же время ни у кого в общем не остается сомнений в том, что перед лицом этого процесса приватизации «верхи» и «низы» общества заведомо неравны. Тотальными приватизаторами уже не только экономических, но и географических, социальных, культурных богатств выступают властные элиты; атомизация народа, превращаемого в диффузную, лишенную скрепляющих начал массу, необходима не для того, чтобы и он приобщился к захватывающей эпопее тотального разграбления, а для того, чтобы он не оказывал сопротивления.

Процедуры и критерии отличения неотчуждаемого национального достояния от того, что может подлежать приватизации и коммерциализации, объявляются недействующими! Нам важно при этом не упускать из виду то, что многим приватизаторам на местах до сих пор остается неясным. Тотальная американизация мира, сопутствующая становлению глобального открытого общества, означает, что национальные проекты тотальной приватизации — всего лишь временный, переходный этап. Властные элиты не-западного мира только для того делают нации частными собственниками материальных и нематериальных богатств, чтобы они в качестве ни перед кем не отчитывающихся собственников могли продать свою собственность действительному хозяину мира, у которого есть чем заплатить. Само собой разумеется, что купить по действительной цене все богатство планеты, помноженное на труд великого множества народов, США не могут. Следовательно, глобализация предполагает игру на понижение, включая два этапа.

На первом этапе алчные местные элиты за бесценок скупают все национальное достояние — не по действительной стоимости, а по «конвенциальной», связанной с круговой порукой компрадорской верхушки. Так, в России под флагом приватизации общенародная собственность стоимостью триллион долларов и неоцененные природные ресурсы были «проданы» частным лицам всего за 5 миллиардов долларов²⁰.

На втором этапе главный доллародержатель мира скупает у этих самых «верхов» раздробленное и обесцененное национальное богатство, назначая не столько рыночную, сколько политическую цену, связанную с гарантиями безопасности и другими тайными подстраховками.

Почему торг между нацией и властными приватизаторами проходит в неравных, «нерыночных» условиях, понятно: власть не может не конвертироваться в привилегии, и чем бесконтрольнее власть, тем необъятнее привилегии. Но последующий торг между новоиспеченными туземными собственниками и главным «покупателем» планетарных богатств проходит в столь же неравных условиях. Дело в том, что в процессе глобализации оказываются подорванными не только условия нормального существования народов, но и условия нормального существования и функционирования национальных элит. Вся инфраструктура власти, ее влияние, возможность принятия действительных, а не декоративных решений, ее информационное обеспечение, наделение престижем и другими знаками «приобщенности» сегодня вышли из-под национального контроля и регулируются центрами глобальной власти.

В этих условиях «товарный обмен» между указанными центрами и компрадорскими элитами на местах, не чувствующими настоящей поддержки снизу, заведомо не может протекать по законам нормального конкурентного рынка. Здесь одна сторона диктует свою цену и свои условия, другая вынуждена согласиться. Таким образом, то, что называют глобальным открытым (беспротекционистским) обществом, на деле оказывается экспроприаторской системой, обеспечивающей передачу незащищенного и обесцененного национального богатства в руки тех, кто контролирует не только долларовые потоки, но и всю современную инфраструктуру цивилизации.

Самое важное здесь состоит в том, чтобы понять неразрывную связь между туземными «реформами», отдающими все национальное достояние в руки властных приватизаторов, и глобальной «реформой», обеспечивающей последующую передачу этого достояния в руки действительных хозяев мира.

Механизм этой связи достаточно прозрачен. Чем беспардоннее национальная приватизацией чем менее легитимной выступает собственность новоиспеченных олигархов, тем меньше у них оснований доверять собственному населению и рассчитывать на его лояльность. Но страх перед собственным народом заставляет искать гарантий на стороне и всячески угождать тем, кто может предложить и гарантии безопасности, и признание — прием в элиту «граждан мира». Поэтому получается, что чем менее справедливо была оценена национальная собственность, захваченная приватизаторами у собственного народа, тем больше эта собственность обесценивается на глобальном рынке, где основным «покупателем» является победившая сверхдержава. Попросту говоря, краденое богатство, как правило, и сбывается по дешевке.

Не случайно сегодня в США и в других странах Запада поднялась такая кампания разоблачений «русской мафии». Американцам и их партнерам выгодно объявить приватизированное компрадорским альянсом в России богатство нелегитимным. Тем самым оно автоматически обесценивается на глобальном рынке. В этих условиях перед российскими приватизаторами стоит непростая задача: как, не посягая на итоги номенклатурно-криминальной приватизации, в то же время воспрепятствовать последующей передаче богатства держателям глобального мироустройства — хозяевам однополярного мира? Иными словами: можно ли закрепить итоги первого этапа приватизации — национального, избегнув второго этапа, когда экспроприированное у нации богатство, ставшее «трансфертным» — отчуждаемым и обмениваемым, — закономерно перетекает в руки самого богатого и влиятельного заказчика?

Решение такой задачи предполагает отказ от концепции глобального открытого общества и даже восстановление, в том или ином варианте, «железного занавеса».

Не эта ли тенденция сегодня, после декабрьских выборов 1999 года, ощущается в России? Новым правителям послеельцинской России предстоит разрешить противоречие, возникшее на предыдущем этапе. Более половины национальной собственности было приватизировано офицерским корпусом бывшего КГБ, не при этом на международной арене Россию представляли более или менее последовательные сторонники глобального открытого общества. По законам этого общества приватизированная собственность рано или поздно обречена попасть в руки хозяев однополярного мира — держателей всякого рода «цивилизованных гарантий», в которых наши нелегитимные приватизаторы, порвавшие с собственным народом, так нуждались.

Первые шаги, предназначенные блокировать этот процесс, российская элита уже предпринимает. Логика здесь простая: если большая часть приватизированной собственности принадлежит сотрудникам спецслужб, то, следовательно, и верховная политическая власть должна быть представлена, списочно и поименно, ими же. В этом и состоит «феномен Путина». Однако на самом деле самое трудное здесь еще впереди.

Чтобы более или менее надежно блокировать перелив приватизированной собственности в руки заокеанских хозяев мира, предстоит не только усилить позиции России в торгах с Америкой, но и укрепить позиции нелегитимных приватизаторов внутри страны, снабдив их каким-то новым алиби в глазах народа. Без опоры на народ как эффективно действующего коллективного субъекта нельзя создать сильное государство, а без сильного государства невозможно блокировать механизмы глобального открытого общества, предопределяющие перераспределение собственности в глобальном масштабе. Без опоры на народ наибольшие шансы войти в международную финансовую элиту имеют инородцы, которые в этом кругу лучше принимаются, как не заподозренные в патриотизме и «имперских комплексах». Но и они, как показывает пример Б. Березовского, не имея за собой такой «группы давления», каким является сильное и авторитетное государство, могут третироваться в качестве изгоев глобального сообщества. Следовательно, народу — персонажу, с которым либеральный бомонд, как казалось, навсегда расстался, — предстоит новое перерешение своей судьбы и новое осмысление своего статуса.

В долгосрочном плане настоящей проблемой американских «хозяев мира» являются не компрадорские элиты, несмотря на всю их непредсказуемость, а народы. И надо сказать, у американских «технологов» есть своя стратегия, связанная с превращением народов в рассеянную и податливую массу. Этой стратегией является бихевиоризм.

И здесь мы переходим к новой проблеме, касающейся угрозы устранения народа как самостоятельного субъекта истории и носителя суверенитета. Без всемерного ослабления и дробления такой исторической субстанции, как народ, невозможно добиться ни подчинения былых национальных элит глобальной финансовой власти, ни тотализировать отношения купли-продажи, подчинив им все сферы общественного бытия, все проявления человеческой активности.

Что же скрепляет эту субстанцию? Ее основанием служит: единство территории (месторазвития), истории, образующей источник коллективной культурной памяти, и ценностной нормативной системы, служащей ориентиром группового и индивидуального поведения. Все это выражает язык, непрерывно актуализирующий все три единства в сознании данного народа.

Прогрессистская мысль, придающая непомерное значение рационалистическим новациям, склонна модернизировать понятие «народ», приписывая ему абсолютную формационную изменчивость. На самом деле даже величайшие перевороты Нового времени, связанные с экономической и политической революциями модерна, не поколебали такую субстанцию, как народ. Ни система частной собственности, ни возникновение на месте этнических единств суперэтнических образований, называемых политическими нациями, не отменили закона трех единств, образующих коллективную идентичность народа.

В этом контексте мы можем по достоинству оценить вызов глобализации: впервые в истории на месте коллективной идентичности больших субъектов истории, какими являются народы, ожидается появление разрозненных социальных атомов — кочующих в поисках удачи «граждан мира». Они ни к чему не привязаны, для них не существует высших ценностей и коллективных святынь — есть только индивидуалистические интересы, побуждающие их то образовывать временные социальные связи, то рвать их — в зависимости от изменчивой конъюнктуры.

Речь идет о чем-то большем, чем классическая частная собственность. У общностей, называемых политическими нациями, наряду с институтом частной собственности, противопоставляющим людей друг другу, оставались другие институты, ответственные за единый, неделимый фонд народа.

Когда говорят о едином экономическом, политико-правовом, информационно-образовательном пространстве наций, имеют в виду некие недробимые универсалии, вместе образующие инфраструктуру национального развития и канву народной судьбы. Современная глобализация впервые в истории человечества посягает на эти основы коллективной судьбы и идентичности и предполагает тотальную приватизацию, исключающую саму постановку вопроса о национальной идее, национальных интересах, приоритетах, безопасности и т. п.

В то же время ни у кого в общем не остается сомнений в том, что перед лицом этого процесса приватизации «верхи» и «низы» общества заведомо неравны. Тотальными приватизаторами уже не только экономических, но и географических, социальных, культурных богатств выступают властные элиты; атомизация народа, превращаемого в диффузную, лишенную скрепляющих начал массу, необходима не для того, чтобы и он приобщился к захватывающей эпопее тотального разграбления, а для того, чтобы он не оказывал сопротивления.

Процедуры и критерии отличения неотчуждаемого национального достояния от того, что может подлежать приватизации и коммерциализации, объявляются недействующими! Нам важно при этом не упускать из виду то, что многим приватизаторам на местах до сих пор остается неясным. Тотальная американизация мира, сопутствующая становлению глобального открытого общества, означает, что национальные проекты тотальной приватизации — всего лишь временный, переходный этап. Властные элиты не-западного мира только для того делают нации частными собственниками материальных и нематериальных богатств, чтобы они в качестве ни перед кем не отчитывающихся собственников могли продать свою собственность действительному хозяину мира, у которого есть чем заплатить. Само собой разумеется, что купить по действительной цене все богатство планеты, помноженное на труд великого множества народов, США не могут. Следовательно, глобализация предполагает игру на понижение, включая два этапа.

На первом этапе алчные местные элиты за бесценок скупают все национальное достояние — не по действительной стоимости, а по «конвенциальной», связанной с круговой порукой компрадорской верхушки. Так, в России под флагом приватизации общенародная собственность стоимостью триллион долларов и неоцененные природные ресурсы были «проданы» частным лицам всего за 5 миллиардов долларов²⁰.

На втором этапе главный доллародержатель мира скупает у этих самых «верхов» раздробленное и обесцененное национальное богатство, назначая не столько рыночную, сколько политическую цену, связанную с гарантиями безопасности и другими тайными подстраховками.

Почему торг между нацией и властными приватизаторами проходит в неравных, «нерыночных» условиях, понятно: власть не может не конвертироваться в привилегии, и чем бесконтрольнее власть, тем необъятнее привилегии. Но последующий торг между новоиспеченными туземными собственниками и главным «покупателем» планетарных богатств проходит в столь же неравных условиях. Дело в том, что в процессе глобализации оказываются подорванными не только условия нормального существования народов, но и условия нормального существования и функционирования национальных элит. Вся инфраструктура власти, ее влияние, возможность принятия действительных, а не декоративных решений, ее информационное обеспечение, наделение престижем и другими знаками «приобщенности» сегодня вышли из-под национального контроля и регулируются центрами глобальной власти.

В этих условиях «товарный обмен» между указанными центрами и компрадорскими элитами на местах, не чувствующими настоящей поддержки снизу, заведомо не может протекать по законам нормального конкурентного рынка. Здесь одна сторона диктует свою цену и свои условия, другая вынуждена согласиться. Таким образом, то, что называют глобальным открытым (беспротекционистским) обществом, на деле оказывается экспроприаторской системой, обеспечивающей передачу незащищенного и обесцененного национального богатства в руки тех, кто контролирует не только долларовые потоки, но и всю современную инфраструктуру цивилизации.

Самое важное здесь состоит в том, чтобы понять неразрывную связь между туземными «реформами», отдающими все национальное достояние в руки властных приватизаторов, и глобальной «реформой», обеспечивающей последующую передачу этого достояния в руки действительных хозяев мира.

Механизм этой связи достаточно прозрачен. Чем беспардоннее национальная приватизацией чем менее легитимной выступает собственность новоиспеченных олигархов, тем меньше у них оснований доверять собственному населению и рассчитывать на его лояльность. Но страх перед собственным народом заставляет искать гарантий на стороне и всячески угождать тем, кто может предложить и гарантии безопасности, и признание — прием в элиту «граждан мира». Поэтому получается, что чем менее справедливо была оценена национальная собственность, захваченная приватизаторами у собственного народа, тем больше эта собственность обесценивается на глобальном рынке, где основным «покупателем» является победившая сверхдержава. Попросту говоря, краденое богатство, как правило, и сбывается по дешевке.

Не случайно сегодня в США и в других странах Запада поднялась такая кампания разоблачений «русской мафии». Американцам и их партнерам выгодно объявить приватизированное компрадорским альянсом в России богатство нелегитимным. Тем самым оно автоматически обесценивается на глобальном рынке. В этих условиях перед российскими приватизаторами стоит непростая задача: как, не посягая на итоги номенклатурно-криминальной приватизации, в то же время воспрепятствовать последующей передаче богатства держателям глобального мироустройства — хозяевам однополярного мира? Иными словами: можно ли закрепить итоги первого этапа приватизации — национального, избегнув второго этапа, когда экспроприированное у нации богатство, ставшее «трансфертным» — отчуждаемым и обмениваемым, — закономерно перетекает в руки самого богатого и влиятельного заказчика?

Решение такой задачи предполагает отказ от концепции глобального открытого общества и даже восстановление, в том или ином варианте, «железного занавеса».

Не эта ли тенденция сегодня, после декабрьских выборов 1999 года, ощущается в России? Новым правителям послеельцинской России предстоит разрешить противоречие, возникшее на предыдущем этапе. Более половины национальной собственности было приватизировано офицерским корпусом бывшего КГБ, не при этом на международной арене Россию представляли более или менее последовательные сторонники глобального открытого общества. По законам этого общества приватизированная собственность рано или поздно обречена попасть в руки хозяев однополярного мира — держателей всякого рода «цивилизованных гарантий», в которых наши нелегитимные приватизаторы, порвавшие с собственным народом, так нуждались.

Первые шаги, предназначенные блокировать этот процесс, российская элита уже предпринимает. Логика здесь простая: если большая часть приватизированной собственности принадлежит сотрудникам спецслужб, то, следовательно, и верховная политическая власть должна быть представлена, списочно и поименно, ими же. В этом и состоит «феномен Путина». Однако на самом деле самое трудное здесь еще впереди.

Чтобы более или менее надежно блокировать перелив приватизированной собственности в руки заокеанских хозяев мира, предстоит не только усилить позиции России в торгах с Америкой, но и укрепить позиции нелегитимных приватизаторов внутри страны, снабдив их каким-то новым алиби в глазах народа. Без опоры на народ как эффективно действующего коллективного субъекта нельзя создать сильное государство, а без сильного государства невозможно блокировать механизмы глобального открытого общества, предопределяющие перераспределение собственности в глобальном масштабе. Без опоры на народ наибольшие шансы войти в международную финансовую элиту имеют инородцы, которые в этом кругу лучше принимаются, как не заподозренные в патриотизме и «имперских комплексах». Но и они, как показывает пример Б. Березовского, не имея за собой такой «группы давления», каким является сильное и авторитетное государство, могут третироваться в качестве изгоев глобального сообщества. Следовательно, народу — персонажу, с которым либеральный бомонд, как казалось, навсегда расстался, — предстоит новое перерешение своей судьбы и новое осмысление своего статуса.

В долгосрочном плане настоящей проблемой американских «хозяев мира» являются не компрадорские элиты, несмотря на всю их непредсказуемость, а народы. И надо сказать, у американских «технологов» есть своя стратегия, связанная с превращением народов в рассеянную и податливую массу. Этой стратегией является бихевиоризм.