7

Ксенофан из Колофона, как следует из названия его родного города, был, подобно Пифагору, выходцем из Ионии. Из противоречивых сведений о времени его жизни следует во всяком случае, что он жил очень долго - не менее 92 лет (фр. 8). Он был современником Анаксимандра, Анаксимена, Пифагора, Гераклита и молодого Парменида. Будучи по профессии странствующим поэтом, он еще в молодости покинул Колофон (возможно, после захвата его персами) и переселился в западную часть греческого мира, где проживал в различных городах Сицилии и Южной Италии.

Поэтическое творчество Ксенофана было многообразным. Он писал элегии, ямбы и поэмы, от которых до нас дошли многочисленные отрывки. Одна из его застольных песен привлекла внимание Пушкина, который переложил ее русскими стихами ("Чистый лоснится пол..."). Из его эпических поэм Диоген Лаэртий называет "Основание Колофона" и "Выселение в Элею Италийскую". В эпоху поздней античности особой популярностью пользовались короткие стихотворения - эпиграммы (так называемые силлы) Ксенофана, в которых он высмеивал традиционные представления о богах как о существах, во всем подобных смертным людям. Он резко критиковал Гомера и Гесиода за то, что они приписывали богам поступки, которые у людей считаются предосудительными и позорными: воровство, прелюбодеяние, взаимный обман (фр. 11). По мнению людей, боги рождаются, имеют человеческий облик и носят одежду (фр. 14). Короче говоря, люди создают богов по своему образу и подобию. Так, эфиопы представляют богов черными и с приплюснутыми носами, а фракийцы - рыжими и голубоглазыми (фр. 16). Если бы коровы и лошади имели руки и могли бы изображать богов, то у коров боги были бы во всем подобны коровам, а у лошадей - лошадям (фр. 15). Для своего времени эти высказывания Ксенофана были очень смелыми и прогрессивными, производившими впечатление как на современников Ксенофана, так и на его позднейших читателей.

Традиционной политеистической мифологии Ксенофан противопоставил монотеистическую концепцию, основанную на представлении об едином боге, вечном и неизменном, ни в чем не похожем на смертные существа (фр. 23). Он весь видит, весь сознает и весь слышит (фр. 24). Он пребывает неподвижным, ибо ему не пристало двигаться то туда, то сюда (фр. 26), и одной лишь своей мыслью он все потрясает (фр. 25). Последняя фраза, несомненно, навеяна гомеровским образом Зевса, потрясающего Олимп мановением своих бровей, однако Ксенофан лишает этот образ всякого антропоморфизма.

То, что в некоторых отрывках Ксенофана встречается слово "боги" (во множественном числе), следует, по-видимому, рассматривать как дань поэтической традиции. Все свидетельствует о том, что Ксенофан был убежденным монотеистом. В известном пассаже "Метафизики", посвященном понятию единого у элеатов, Аристотель пишет, что, согласно Ксенофану, "единое есть бог", причем под единым тот разумел Вселенную (Небо) в целом (А 30). Так как, по единодушному мнению древних, Вселенная имела сферическую форму (в этом их убеждало непосредственное созерцание небосвода), то большинство авторов приписывали эту форму также и богу Ксенофана. Правда, прямых высказываний самого Ксенофана на эту тему не сохранилось, но об этом говорится в псевдоаристотелевском трактате "О Мелиссе, Ксенофане, Горгии", и в этом сходятся Диоген Лаэртий, Цицерон, Секст Эмпирик, Симпликий (ссылающийся при этом на Александра Афродисийского) и др. Сам Ксенофан относился к собственным высказываниям с известной осторожностью, говоря, что "в отношении всего существует лишь вероятное мнение", ибо "точную истину не постиг ни один человек, и нет никого, кто ее знает о богах и обо всем, о чем я говорю" (фр. 34).

Коротко скажем об естественнонаучных воззрениях Ксенофана. В 29-м фрагменте содержится парадоксальное утверждение, что верхняя граница Земли у нас под ногами и касается воздуха, в то время как нижняя уходит в бесконечность (to apeiron). Как, примирить это высказывание с идеей ограниченной, сферической Вселенной? Нядо, однако, иметь в виду, что у Ксенофана еще могло не быть четкого представления о пространственной бесконечности и термин apeiron мог означать у него расплывчатое значение "не имеющего границ". Кроме того, здесь могла иметь место скрытая полемика с милетцами, у которых Земля была подобна плавающему на воде куску дерева, либо обрубку колонны, неподвижно висящему в центре мира, либо же лепешке, поддерживаемой снизу воздухом.

Земля как элемент занимала важное место в рассуждениях Ксенофана. Его утверждение, что "все из земли и в землю все умирает" (фр. 27), побудило позднейших доксографов полагать, что земля у Ксенофана играла роль такого же первоначала, как вода у Фалеса пли воздух у Анаксимена. Этому, однако, противоречит категорическое заявление Аристотеля, что из всех "физиков", принимавших единое первоначало, никто не брал в качестве такового землю (Метаф., 989 а 5; см. также: О душе, 405 b 8). Да и у самого Ксенофана мы находим другое утверждение, а именно что "все, что рождается и произрастает, есть земля и вода" (фр. 29), а также что "мы все родились из земли и воды" (фр. 33). Таким образом, если применять к Ксенофану понятие аристотелевского первоначала (archê), то такими первоначалами у него были земля и вода. В пользу этого говорит не только то, что, согласно приведенным высказываниям, все живые существа произошли из этих двух элементов, но и то, что и небесные светила рассматривались Ксенофаном как облака или воспламененные испарения. Эта точка зрения соответствовала греческой "метеорологической" традиции. Впрочем, в высказываниях Ксенофана о небесных светилах содержится много путаного и неясного.

Одна идея Ксенофана, связанная с естествознанием, представляет бесспорный интерес.

Он утверждал (А 32, 33), что когда-то вся Европа была покрыта морем: это следует из того, что в глубине материка и в горах нередко находят раковины, а на обломках камней - отпечатки рыб и других морских животных. Эти отпечатки, по его словам, образовались в грязи, возникшей от смешения земли и воды; когда море отступило, грязь высохла. Такое погружение сущи в море происходит периодически, при этом все люди погибают, а при отступлении воды рождаются вновь. Теперь мы находимся в том периоде, когда суша, постепенно опускаясь, вновь погружается в море.

Подобная концепция, возможно, была навеяна легендами о мировом потопе, но ее обоснование свидетельствует о рационалистическом складе ума Ксенофана и его наблюдательности.

Ксенофан из Колофона, как следует из названия его родного города, был, подобно Пифагору, выходцем из Ионии. Из противоречивых сведений о времени его жизни следует во всяком случае, что он жил очень долго - не менее 92 лет (фр. 8). Он был современником Анаксимандра, Анаксимена, Пифагора, Гераклита и молодого Парменида. Будучи по профессии странствующим поэтом, он еще в молодости покинул Колофон (возможно, после захвата его персами) и переселился в западную часть греческого мира, где проживал в различных городах Сицилии и Южной Италии.

Поэтическое творчество Ксенофана было многообразным. Он писал элегии, ямбы и поэмы, от которых до нас дошли многочисленные отрывки. Одна из его застольных песен привлекла внимание Пушкина, который переложил ее русскими стихами ("Чистый лоснится пол..."). Из его эпических поэм Диоген Лаэртий называет "Основание Колофона" и "Выселение в Элею Италийскую". В эпоху поздней античности особой популярностью пользовались короткие стихотворения - эпиграммы (так называемые силлы) Ксенофана, в которых он высмеивал традиционные представления о богах как о существах, во всем подобных смертным людям. Он резко критиковал Гомера и Гесиода за то, что они приписывали богам поступки, которые у людей считаются предосудительными и позорными: воровство, прелюбодеяние, взаимный обман (фр. 11). По мнению людей, боги рождаются, имеют человеческий облик и носят одежду (фр. 14). Короче говоря, люди создают богов по своему образу и подобию. Так, эфиопы представляют богов черными и с приплюснутыми носами, а фракийцы - рыжими и голубоглазыми (фр. 16). Если бы коровы и лошади имели руки и могли бы изображать богов, то у коров боги были бы во всем подобны коровам, а у лошадей - лошадям (фр. 15). Для своего времени эти высказывания Ксенофана были очень смелыми и прогрессивными, производившими впечатление как на современников Ксенофана, так и на его позднейших читателей.

Традиционной политеистической мифологии Ксенофан противопоставил монотеистическую концепцию, основанную на представлении об едином боге, вечном и неизменном, ни в чем не похожем на смертные существа (фр. 23). Он весь видит, весь сознает и весь слышит (фр. 24). Он пребывает неподвижным, ибо ему не пристало двигаться то туда, то сюда (фр. 26), и одной лишь своей мыслью он все потрясает (фр. 25). Последняя фраза, несомненно, навеяна гомеровским образом Зевса, потрясающего Олимп мановением своих бровей, однако Ксенофан лишает этот образ всякого антропоморфизма.

То, что в некоторых отрывках Ксенофана встречается слово "боги" (во множественном числе), следует, по-видимому, рассматривать как дань поэтической традиции. Все свидетельствует о том, что Ксенофан был убежденным монотеистом. В известном пассаже "Метафизики", посвященном понятию единого у элеатов, Аристотель пишет, что, согласно Ксенофану, "единое есть бог", причем под единым тот разумел Вселенную (Небо) в целом (А 30). Так как, по единодушному мнению древних, Вселенная имела сферическую форму (в этом их убеждало непосредственное созерцание небосвода), то большинство авторов приписывали эту форму также и богу Ксенофана. Правда, прямых высказываний самого Ксенофана на эту тему не сохранилось, но об этом говорится в псевдоаристотелевском трактате "О Мелиссе, Ксенофане, Горгии", и в этом сходятся Диоген Лаэртий, Цицерон, Секст Эмпирик, Симпликий (ссылающийся при этом на Александра Афродисийского) и др. Сам Ксенофан относился к собственным высказываниям с известной осторожностью, говоря, что "в отношении всего существует лишь вероятное мнение", ибо "точную истину не постиг ни один человек, и нет никого, кто ее знает о богах и обо всем, о чем я говорю" (фр. 34).

Коротко скажем об естественнонаучных воззрениях Ксенофана. В 29-м фрагменте содержится парадоксальное утверждение, что верхняя граница Земли у нас под ногами и касается воздуха, в то время как нижняя уходит в бесконечность (to apeiron). Как, примирить это высказывание с идеей ограниченной, сферической Вселенной? Нядо, однако, иметь в виду, что у Ксенофана еще могло не быть четкого представления о пространственной бесконечности и термин apeiron мог означать у него расплывчатое значение "не имеющего границ". Кроме того, здесь могла иметь место скрытая полемика с милетцами, у которых Земля была подобна плавающему на воде куску дерева, либо обрубку колонны, неподвижно висящему в центре мира, либо же лепешке, поддерживаемой снизу воздухом.

Земля как элемент занимала важное место в рассуждениях Ксенофана. Его утверждение, что "все из земли и в землю все умирает" (фр. 27), побудило позднейших доксографов полагать, что земля у Ксенофана играла роль такого же первоначала, как вода у Фалеса пли воздух у Анаксимена. Этому, однако, противоречит категорическое заявление Аристотеля, что из всех "физиков", принимавших единое первоначало, никто не брал в качестве такового землю (Метаф., 989 а 5; см. также: О душе, 405 b 8). Да и у самого Ксенофана мы находим другое утверждение, а именно что "все, что рождается и произрастает, есть земля и вода" (фр. 29), а также что "мы все родились из земли и воды" (фр. 33). Таким образом, если применять к Ксенофану понятие аристотелевского первоначала (archê), то такими первоначалами у него были земля и вода. В пользу этого говорит не только то, что, согласно приведенным высказываниям, все живые существа произошли из этих двух элементов, но и то, что и небесные светила рассматривались Ксенофаном как облака или воспламененные испарения. Эта точка зрения соответствовала греческой "метеорологической" традиции. Впрочем, в высказываниях Ксенофана о небесных светилах содержится много путаного и неясного.

Одна идея Ксенофана, связанная с естествознанием, представляет бесспорный интерес.

Он утверждал (А 32, 33), что когда-то вся Европа была покрыта морем: это следует из того, что в глубине материка и в горах нередко находят раковины, а на обломках камней - отпечатки рыб и других морских животных. Эти отпечатки, по его словам, образовались в грязи, возникшей от смешения земли и воды; когда море отступило, грязь высохла. Такое погружение сущи в море происходит периодически, при этом все люди погибают, а при отступлении воды рождаются вновь. Теперь мы находимся в том периоде, когда суша, постепенно опускаясь, вновь погружается в море.

Подобная концепция, возможно, была навеяна легендами о мировом потопе, но ее обоснование свидетельствует о рационалистическом складе ума Ксенофана и его наблюдательности.