УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ  НОРМЫ  В  СИСТЕМЕ ОХРАНИТЕЛЬНЫХ НОРМ СОВЕТСКОГО ПРАВА

1. Положение о том, что право выполняет регулятивную и охранительную функции, сейчас почти общепризнано. Дискуссионно следующее: воплощаются ли эти функции в регулятивных и охранительных правовых нормах и одноименных правоотношениях?

Разногласия в этом вопросе вызваны, как заметил С. Н. Братусь, различным пониманием структуры юридической нормы '. Из господствующей концепции трехэлементного состава нормы логически следует, что любая норма права одновременно и регулятивна, и охранительна, поскольку санкция заключена в ней самой. Те же, кто стоят на позиции двучленного строения нормы, последовательно выделают нормы регулятивные и охранительные и соответствующие каждому из этих видов правоотношения; при этом роль санкций признается за диспозициями охранительных норм. Соглашаясь со второй точкой зрения2, уточним, что охранительные нормы в то же время и регулятивны (иначе они не были бы нормами Права), поскольку непосредственно регулируют отношения, возникающие вследствие правонарушений. Таким образом, ре-

1          См. С. Н. Братусь, Юридическая    ответственность и законность, М.,

'976. с.  105—106

2          См. Е. В- Болдырев, В  М, Галкин, Л. И. Лысков, О структуре уго-

•Товно-правовоп нормы   («Проблемы совершенствования советского законо

дательства», Труды  ВНИИСЗ,  вып.   1, М.,   1974,  с.   135—141):  В.  М. Гал-

Кин,  Классификация  \головно-правовых  норм,  там  же,    вып.  5, М,   1976,

с- 145-146.

137

гулятивные нормы только    регулируют,    охранительные же, кроме того, охраняют первые.

Регулятивные и охранительные нормы образуют главные подсистемы права3 с двумя линиями структурных связей: между указанными подсистемами, объединяющимися в" целое на уровне всей системы права, и внутри каждой из подсистем, составляющих в рамках права известное единство.

С. С. Алексеев назвал регулятивную и охранительную подсистемы права структурами идеальными, в отличие от таких подсистем, как отрасли, подотрасли и институты4. Представляется, что обе эти подсистемы, независимо от внешней формы, вполне реальны, различаясь по классификационному критерию: первое деление опирается на самые общие юридические функции права, специализацию его норм, второе — на предмет и в известной мере метод правового регулирования. Вывод о реальности, в частности, охранительной подсистемы права весьма важен не только теоретически, но и практически, так как им принципиально обосновываются возможность и целесообразность обособления и даже самостоятельной кодификации охранительных норм. Именно такая необходимость возникла, например, в сфере законодательства об административной ответственности 5; этим же объясняется существование целой, по преимуществу охранительной отрасли -уголовного права.

Одно из важнейших проявлений системности права состоит в том, что охранительные нормы удовлетворяют потребности не только той отрасли права, в^которой они находятся сами, но и многих других отраслей. Например, гражданские правонарушения иногда влекут за собой применение не только гражданско-правовых, но и административных санкции, дисциплинарные взыскания назначаются за административные и процессуальные нарушения, которые в то же время являются трудовыми, гражданско-правовые санкции применяются в связи с трудовыми правонарушениями и т. д. Очевидно, что в таких случаях мы имеем дело с правонарушениями комплексной, разноотраслевой природы. Отраслевая же принадлежность охранительных норм зависит от того, какого рода отношения они регулируют в качестве норм регулятивных. Поэтому, допустим, нормы о дисциплинарной ответственности за правонарушения, являющиеся процессуальными и одновре-

3          См. Л. А. Ушаков, Содержание и форма в праве и советское право

творчество. Авюреф.   докт. дисс., Свердловск,  1970, с. 24—25.

4          См. С. С. Алексеев, Структура советского права, М.,  1975. с. 32

5          С.  Н.  Братусь, отрицающий  категорию охранительных  норм, тем н

менее согласен  с тем,  что  нормы    об административной    ответственное?1

составляют подотрасль административного права   (упом. соч., с.  105,   139

138

ь -Мы целиком разделяем мнение, ч го общественная опасность есть специфическое свойство преступлений (см. И. С. Самощенко, Понятие правонарушения но советскому законодательству, М., 1963, с. 52 и ел.).

7          См   О   Э  Лейст, Санкции в советском праве, М., 1962, с.  143.

8          Этот вывод, по сути дела, содержится в п. 23 постановления Плену-

11 а Верховного Суда СССР от 11  июля 1972 г. Л° 4 «О судебной практике

По делам  о  хищениях  государственного и общественного  имущества»,  где

Разъясняется, что по делам о хищениях действия виновных должны квали

фицироваться, исходя из розничной цены на  похищенное    имущество   (см.

Кборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1973», М.,

'"74, с. 452). Очевидно, что похищенное имущество воплощает в себе лишь

п°ложительный ущерб.

130

ны даже внутри однородных гражданских и уголовных правонарушений.

Необходимо отметить, далее, что множество угодрвно-пра-вовых запретов касается таких действий, которые иными отраслями права не регулируются вообще (например, в области половых отношений).

Таким образом, уголовно-правовые запреты включаются в общую систему позитивного правового регулирования.

Охранительные нормы уголовного права действуют только через уголовно-правовые запреты (последние тоже являются регулятивными нормами) —такова особенность данной отрасли, значительно в меньшей степени присущая охранительным нормам других отраслей права, которые обыкновенно предназначены для охраны регулятивных норм общей с ними отраслевой природы. Представляется, что нормы о дисциплинарной ответственности (ст. 56 Основ законодательства о труде) непосредственно рассчитаны на любые нарушения трудовой дисциплины, слагающейся в широком плане из соблюдения всех установлений трудового права.

Охранительные уголовно-правовые нормы находятся в особом соотношении с уголовно-процессуальными нормами, которые представляют собой разновидность охранительных норм. Нормы уголовного процесса регламентируют порядок применения норм уголовного права и снабжены своими собственными— «внутренними» — охранительными нормами, содержащими процессуальные санкции.

Нередко процессуальные правила охраняются одновременно и процессуальными, и уголовно-правовыми нормами (например, уклонение свидетеля от явки в судебно-следствен-ные органы влечет за собой привод как процессуальную меру— ч. 2 ст. 73 УПК РСФСР и уголовную ответственность за уклонение от дачи показаний — ст. 182 УК РСФСР). В тек случаях, когда нарушения процессуальных норм не подкреплены процессуальными санкциями, могут быть предусмотрены санкции уголовно-правовые (например, дача свидетелем заведомо ложных показаний преследуется только как преступление— ст. 181 УК РСФСР).

2. Большой интерес возбуждает вопрос о возможности одновременного применения норм об уголовной и иной юридической ответственности, т. е., другими словами, идеальной совокупности преступления и иного правонарушения. (Допустимость реальной совокупности преступлений и иных правонарушений, очевидно, не вызывает сомнений). В литератур6

; І

]

даются как положительный9, так и отрицательный10 ответы на этот вопрос.

8          интересующем нас плане полезно иметь в виду два ос

новных варианта соотношения преступления и иного правона

рушения в зависимости от того, влечет ли последнее каратель

ные либо восстановительные санкции.

Наиболее типичной ситуацией первого варианта является сочетание преступления и административного правонарушения. Если единый акт противоправного поведения заключает в себе признаки как преступления, так и административного проступка, общая юридическая квалификация совершенного определяется, по нашему мнению, на тех же основаниях, на каких в уголовном праве квалифицируется преступное деяние, подпадающее под признаки, предусмотренные двумя или более нормами. Напомним, что при таких условиях должно быть решено, имеет ли место конкуренция норм либо идеальная совокупность преступлений: при конкуренции применяется только одна из двух или более конкурирующих норм, а именно та, которой признаки содеянного запечатлены наиболее полно, а при совокупности — каждая из норм, поскольку любая отдельно взятая норма не охватывает собой всех признаков". Используя данный принцип в межотраслевом взаимодействии норм уголовного права, получим следующее. Если противоправное поведение предусматривается одновременно нормами уголовного и административного права, конкурирующими друг с другом, применяется только норма уголовного права. Этот вывод покоится на двух основаниях. Во-первых, в указанной ситуации уголовно-правовая норма всегда «богаче» административно-правовой по числу содержащихся в ней юридических признаков за счет тех, которые придают преступлению свойство общественной опасности. Во-вторых, уголовно-правовая норма такого рода неизменно строже административно-правовой и было бы необъяснимым снисхождением к правонарушителю исключение ее из квалификации.

9          См. Н. Д. Дурманов,    Понятие    преступления, М.—Л.,    изд-во АН

СССР, 1948, с. 300—301: О. С. Иоффе, М. Д."Шаргородский, Вопросы тео-

рии права, М, 1961, с. 248—249; П. П. Гуреев, Гражданский иск в совет

ском уголовном процессе,    М.,  1961, с.  10—11;  О. Э. Лейст,    упом. соч.,

с. 70—71; А. С. Михлин, Последствия преступления, М.,    1969, с. 63—66;

• Л Даев, Современные проблемы гражданского иска в уголовном провесе, Л., 1972, с. 4; А. Г. Мазалов, Гражданский иск в уголовном процес-се>М., 1977, с. 17. І-.   ° См. И. С. Самощенко, упом. соч., с. 213 и след.;    H   Ф. Кузнецова,

'Реступленпе и преступность,"AL, 1969, с. 129—131. ^   J1 Правила применения уголовного закона в рассматриваемых случаях

'"более  подробно   проанализировал  В.  Н.   Кудрявцев     («Общая   теория

Ва-1ификации преступлений», гл. VII, М., 1972; гл. VIII, § 2).

! M

Если же деяние не «укладывается» полностью ни в административно-правовую, ни в уголовно-правовую норму, налицо идеальная совокупность преступления и административного проступка.

Так, например, согласно ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 13 октября 1976 г. «Об административной ответственности за нарушения законодательства о труде и правил по охране труда», должностные лица, виновные в нарушении законодательства о труде (а также правил по охране труда), подвергаются в административном порядке штрафу до 50 рубле)!12. Те же действия при обстоятельствах, описанных уголовным законом (ст. 138 УК РСФСР), признаются преступными. Представляется несомненным, что, если лицо совершило деяние, подпадающее под признаки ст. 138 УК, а тем самым непременно и под признаки ст. 1 названного Указа, применяется только первая, ибо здесь уголовный закон, конкурирующий с административным, выступает как специальный. Опираясь на всеми признанный, но, к сожалению, не зафиксированный в материальном праве принцип «не дважды за одно и то же», за указанное деяние назначается тольчо мера наказания.

Встает, однако, несколько практических вопросов, не решенных законом, если к моменту возникновения уголовного дела по тому же обвинению виновный уже подвергся административному взысканию: подлежит ли отмене состоявшееся решение о наложении административного взыскания; если подлежит, то когда — до возбуждения уголовного дела или после вступления в силу обвинительного приговора суда, а также каков порядок отмены решения; зачитывается ли исполненное административное взыскание при назначении наказания по уголовному делу?

Представляется, что в главных чертах решение могло бы быть следующим. До окончательного рассмотрения уголовного дела никакие меры в отношении административного взыскания принимать не следует, так как неизвестно, как уголовное дело закончится. Если вступит в законную силу обвинительный приговор, то суд — во избежание нерациональной траты сил и времени и исключения коллизий — и отменит ре-шение о наложении взыскания, а само взыскание должно быть зачтено (по специальной шкале) при назначении наказания. Если уголовное дело прекращается по нереабилитй-рующим основаниям или ввиду отсутствия состава преступления, а также если выносится по тому же мотиву оправдательный приговор, административное взыскание остается в силе-

См. «Ведомости Верховного Совета СССР»,  1976, Xs 42, ст. 584.

! !:•:

ри прекращении уголовного дела за отсутствием    события

реступления или недоказанностью участия обвиняемого в со-

ершении преступления, а равно вынесении по тем же моти-

ам оправдательного приговора соответственно прокурор или

суд должны поставить перед компетентным органом вопрос об

отмене административного взыскания.   (Возможен вариант и

непосредственной отмены его судом).

Теперь другой пример. Лицо виновно в мелкой спекуляции,

І осложненной мошенничеством, что подпадает под признаки административного правонарушения (ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 сентября 1957 г. с последующими изменениями13) и преступления (ч. 1 или даже ч. 2 ст. 147 УК РСФСР). Ни административный, ни уголовный закон в отдельности не исчерпывает здесь юридических признаков содеянного, а потому, несомненно, эпизод в целом представляет собой идеальную совокупность преступления и административного проступка.

При этом снова всплывает ряд практических вопросов, не получивших законодательного разрешения: какой правоохранительный орган должен рассмотреть это дело; если «приоритет» будет отдан органу, осуществляющему уголовное судопроизводство, то вправе ли он дать общую, совокупную юридическую квалификацию деяния, применив и административный, и уголовный законы; как быть с применением санкций — использовать поглощение или сложение и в каком порядке?

Целесообразно рекомендовать, чтобы в рассматриваемом случае дело в полном объеме подчинялось режиму уголовного судопроизводства, с тем чтобы орган, его ведущий, применял как уголовный, гак и административный законы, а суд, разрешая дело, отдельно назначал наказание и налагал административное взыскание; окончательная мера должна считаться наказанием и определяться путем поглощения наказанием административного взыскания. Представляется, что поглощение, допускаемое даже при совокупности преступлений (ст. 35 Основ уголовного законодательства), всегда оправдано для менее опасной ситуации — совокупности преступления и иного правонарушения.

Однако следует иметь в виду, что поглощение мыслимо лишь в связи с фактически однородными или взаимозаменяемыми мерами воздействия; если же они не эквивалентны, сле-•їует допустить и их сложение. Так, к лицу, виновному в хули-ганских действиях, совершенных дома, вполне могут быть применены две меры воздействия: уголовная, например испра-

13 См   «Ведомости Верховного Совета  РСФСР»,  1957, Л°  1, ст. 5.

143

вительные работы (ч. 1 ст. 206 УК РСФСР), и по иску соседей гражданско-правовая — выселение за невозможностью совместного проживания (ч. 1 ст. 333 ГК, РСФСР).

Обратимся к соотношению санкций уголовного права и санкций иной отраслевой природы восстановительного характера.

Сюда относятся случаи, когда преступлением причиняется имущественный или иной поддающийся устранению или возмещению вред. Представляется, что в подобных условиях имеется совокупность преступления и иного (гражданского, семейного, трудового, земельного и т. д.) правонарушения, которое преступлением не поглощается. Мнение это может быть аргументировано следующими соображениями.

Как отмечалось выше, преступления отличаются от иных правонарушений не только признаком общественной опасности, но и по объекту. Для многих преступлений причинение, например, имущественного ущерба выступает как побочное последствие, лежащее за рамками объекта посягательства, тем не менее ущерб, являющийся основанием гражданско-правовой ответственности, подлежит возмещению (например, средства, затраченные на лечение при нанесении телесных повреждений). Нередко имущественный ущерб есть лишь одно из последствий (иногда факультативных) деяния, в целом посягающего на более широкий крут отношений (например, должностная халатность). И даже имущественные преступления, как мы видели, отличаются по объекту от гражданско-правового причинения имущественного вреда.

Уголовно-правовые санкции в принципе не являются восстановительными и поэтому устранение или возмещение врг-да, причиненного преступлением, осуществляется по правилам не уголовного права, а тех отраслей права, которыми регулируются соответствующие отношения и предусматриваются соответствующие восстановительные санкции14. Например: при преступном нарушении законодательства о труде (ст. 138 УК РСФСР), повлекшем за собой вынужденный прогул работника, виновный, помимо уголовной ответственности, несет ответственность материальную по правилам ст. 215 КЗоТ РСФС? самовольный захват земельного участка (ч. 1 ст. 199 УК РСФСР) наряду с наказанием влечет за собой возврат участка по принадлежности в соответствии со ст. 138 ЗК РСФСР

Восстановительная ответственность    при совершении пр^-

14 См.  об  этом    постановление    Пленума  Верховного  Суда  СССР 28 мая 1954 г. Л° 6  (с последующими изменениями)  «О судебной практике

по взысканию материального ущерба, причиненного преступлением» («Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1973'

с   619 и след.)

144

; ступлений применяется параллельно с мерами уголовной ответственности и, главное, независимо от них, что наиболее отчетливо проявляется в случаях, когда гражданское дело, связанное с уголовным, рассматривается отдельно от последнего до его возбуждения, после его окончания, а также, в частности, при освобождении виновного от уголовной ответственности или от наказания.

Совокупность преступления и иного правонарушения, предполагающего применение восстановительных санкций, не устраняется, на наш взгляд, и тогда, когда в качестве меры наказания избирается возложение обязанности загладить причиненный вред (ст. 32 УК РСФСР). Подобного рода санкция в пределах, предусмотренных законом, обеспечивает и реализацию восстановительных мер, самостоятельное применение которых становится уже излишним, так же, как это происходит, например, если правонарушитель добровольно устранит или возместит причиненный им вред, из-за чего, разумеется, не «исчезает» само правонарушение.

Признание возможности идеальной совокупности преступлений и иных правонарушений, вызывающих действие восстановительных санкций, и, следовательно, «кумуляции ответственности», имеет существенное практическое значение.

И. был осужден по ст. 86 УК РСФСР за умышленные действия, выразившиеся в разъединении в трех местах автосцепки вагонов рефрижераторного поезда и повлекшие за собой взрыв поезда, а также простой локомотива и вагонов. Общие убытки составили 605 руб., которые были взысканы с осужденного по приговору суда. В надзорном порядке Президиум Верховного Суда РСФСР снизил сумму взыскания до 292 руб., исключив стоимость ущерба, причиненного простоем поезда. Решение мотивировалось тем, что в соответствии со ст. 410 ГК РСФСР 1922 г., который действовал во время совершения преступления, при причинении вреда подлежал взысканию только реальный ущерб. По мнению Президиума, тот же порядок предусмотрен и ныне действующим ГК РСФСР, ст. 219 которого (как и ст. 117 ГК РСФСР 1922 г.) связывает возможность взыскания стоимости упущенной выгоды лишь с нарушением договорных обязательств15. Это суждение получило поддержку в литературе, при этом выдвинут тезис, что при внедоговорном причинении вреда, в том числе преступления, возмещению подлежит только положительный ущерб, но не упущенная выгода 16. Однако такое ут-верждение противоречит закону и, как нам кажется, объяс-

15         См. «Бюллетень Верховного Суда РСФСР»,  1965, № 10, с   12—13.

16         См   3   3   Зинатцллин,  Возмещение материального  ущерба в  уголов

ном процессе, изд-во Казанского университета,  1974, с.  13.

10—579            145

няется недостаточным пониманием «кумуляции» уголовной н гражданско-правовой ответственности. При преступных посягательствах против собственности в «уголовную вину» действительно вменяется только положительный ущерб, как это признано практикой 17. Но преступление не может «амнистировать» взыскание материального ущерба и в форме упущенной выгоды, учитываемой не только при договорных обязательствах, как ошибочно говорится в решении по делу И., но и при причинении внедоговорного вреда, о чем недвусмысленно сказано в ст. 457 ГК РСФСР, снабженной прямой ссылкой на ст. 219 того же кодекса при раскрытии содержания убытков. Сомнительно также, что ст. 410 ГК РСФСР 1922 г. решала этот вопрос иначе: в ней говорилось о возмещении убытков, а понятие убытков, данное в ст. 117, аналогично тому, которое дается теперь в ст. 219.

Недостаточный учет того, что возмещение имущественного ущерба, причиненного преступлением, подчиняется правилам гражданского (трудового, земельного и т. д.) права, можно усмотреть в разъяснении, данном в ч. 3 п. 5 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 28 ноября 1975 г. № 9 «О повышении роли судов в борьбе с хищениями социалистической собственности, в выявлении и устранении причин и условий, -порождающих эти преступления». В нем указывается, что по делам о хищениях материальное положение ответчика не может служить основанием к снижению размера возмещения ущерба 18. Как бы ни относиться к "^тому положению по существу, оно расходится с ч. 2 ст. 93 Основ гражданского законодательства, где безоговорочно установлена возможность уменьшения размера взыскания в зависимости от имущественного положения гражданина. Отступления от этого положения (а для корыстных преступлений, в особенности хищений, учитывая их повышенную опасность, они представляются разумными) следовало бы предусмотреть непосредственно в гражданском законе.

Думается, что и в самом уголовном законе необходимо четко сформулировать, в каком объеме имущественный ущерб учитывается при определении уголовной ответственности, а также, что взыскивается по правилам других соответствующих отраслей права (см., например, § 24 (I) УК ГДР).

3. Уголовная ответственность — типичное последствие преступления. Однако по основаниям, предусмотренным законом, допускается полное или частичное освобождение от уголовной ответственности лица, совершившего преступление.

17         См. сноску 9.

18         См. «Бюллетень Верховного Суда СССР»,  1976, Ne 1, с.  10.

146

Под частичным освобождением от уголовной ответственности мы понимаем освобождение от наказания (и, следовательно, от судимости), но не от всех неблагоприятных уголовно-правовых последствий деяния. Такая ситуация складывается при применении взамен наказания мер общественного и воспитательного воздействия. Аргументы, обосновывающие эту позицию, нами уже высказывались 19.

В настоящее время советский уголовный закон пополнился новым положением об освобождении от уголовной ответственности за преступления, не представляющие большой общественной опасности, с применением мер административного взыскания (п. 1 ч. 3, ч. 4 ст. 43 Основ уголовного законодательства в. редакции Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 февраля 1977 г. и ст. 3 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 февраля 1977 г. «О порядке применения .мер административного взыскания к лицам, освобожденным от уголовной ответственности в соответствии со статьей 43 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик»20).

Следует решить два юридических вопроса: к какой отрасли права относятся нормы, допускающие замену уголовной ответственности административной, и сохраняет ли деяние, предусмотренное уголовным законом, черты преступления при наложении за него административного взыскания?

На первый вопрос ответить не трудно: поскольку указанные нормы регламентируют освобождение от уголовной ответственности и одновременно наступление административной ответственности, они имеют разноотраслевой, комплексный характер. Нормы же, определяющие сами меры административного взыскания и порядок их применения, расположены за пределами уголовного права, составляя область права административного (а также административно-процессуального).

Гораздо сложнее решить второй вопрос. Проще всего было бы заключить, что наступление административной ответственности вместо уголовной не трансформирует природы деяния, служащего основанием ответственности. В пользу такого вывода21, казалось бы, говорит то, что деяние это предусмотрено непосредственно уголовным законом. Более того, ст. 43

19         См. Е. В. Болдырев, В. М. Галкин, Уголовно-правовые санкции («Про

блемы совершенствования советского законодательства», «Труды» ВНИИСЗ,

вып. 6, Л\., 1976, с. 99—100), а также О. Э. Лейст (упом. соч., с.  18, 50);

'• В. Цурылев, Санкция как элемент правовой нормы   («Советское государство'и право», 1964, Ліз 8, с. 52); Н. Ф. Кузнецова (упом. соч., с. 103).

20         «Ведомости Верховного Совета СССР»,  1977, № 7, ст.ст.  116,  117.

21         См. Г. А. Злобин, С. Г. Келина, А. М. Яковлев. Советская уголовная

Политика: дифференциация ответственности  («Советское государство и пра-

8о>>, 1977, № 9, с. 55).

Ю*        147

Основ в новой редакции прямо связывает освобождение от уголовной ответственности и привлечение к ответственности административной с совершением преступления. Нет ли здесь аналогии с мерами общественного и воспитательного воздействия, когда не вызывает сомнений, что речь идет все же о преступлениях? По нашему мнению, полной аналогии нет.

Применение мер общественного или воспитательного воздействия, формально не обусловливаемое размером уголовно-правовой санкции, как отмечалось, не устраняет состояния уголовной ответственности. Видимо, поэтому нормативные акты, регулирующие основания и порядок реализации мер общественного и воспитательного воздействия, именуют соответствующие деяния преступлениями (см., например, ч. 2 п. 14 ст. 7 Положения о товарищеских судах РСФСР, п. «в» ст. 17 Положения о комиссиях по делам несовершеннолетних РСФСР) 22.

Иначе обстоит д:ую с применением мер административного взыскания, которые в рассматриваемом случае, по нашему мнению, полностью исключают уголовную ответственность, т. е. какие бы то ни было уголовно-правовые последствия содеянного, и допускаются только за деяния с максимальной санкцией в виде лишения свободы на один год (ч. 4 ст. 43 Основ). Отнюдь не случайно поэтому в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 8 февраля 1977 г. «О порядке применения мер административного взыскания...* деяние именуется не преступлением, а правонарушением (см. ст. 4 Указа). Именно потому, что оно не преступление, законодатель и предусматривает процедуру судебно-административной юрисдикции, характерную и для ряда других дел об административных проступках (о мелком хулиганстве, мелкой спекуляции и др.). В противном случае, что следует подчеркнуть, такая процедура вошла бы в противоречие со ст. 160 новой Конституции СССР, согласно которой только приговором суда лицо может бить признано виновным в совершении преступления.

Не следует, вероятно, смущаться тем, что административное правонарушение оказывается предусмотренным уголоз-ным законом. Вспомним, что сходная картина наблюдается и с рядом воинских деяний, которые при наличии смягчающих обстоятельств, упоминаемых уголовным законом, влек)'т

!2 Применение мер общественного и воспитательного воздействия, ис\°-Дя из буксы закона, соединяется с освобождением от уголовной ответственности. Если, однако, углубиться в суть дела, то оказывается, что виновные освобождаются при этом лишь от наказания. Еще в самом нача-іе последней кодификации это мнение высказал Н. А. Беляев (см. «Пред^еГ советского исправительно-трудового права», Л., 1960, с 29).

148

за собой дисциплинарные меры и рассматриваются уже не как преступления, а как дисциплинарные проступки (п.п. «б» ст.ст. 3, 5, 7, 8 и др. Закона об уголовной ответственности за воинские преступления) 23. В прошлом практика закрепления административных и дисциплинарных правонарушений в уголовном законе имела значительное распространение (см. ч. 1 ст. 61, ч. 2 ст. 112, ч. 4 ст. 133 и ряд других УК РСФСР §1926 г.) 24, что объяснялось во многом недостаточной развитостью советского законодательства.

Однако между этими случаями и применением мер административного взыскания в смысле ст. 43 Основ есть и заметное различие: в первом варианте административная и дисци-Влинарная ответственность обусловливается признаками, зафиксированными (с большей или меньшей определенностью) в статьях Особенной части, в данном же случае этого нет и даже в общей форме не названы признаки составов соответствующих правонарушений, которые отграничивали бы их от однородных с ними преступлений. Именно это обстоятельство формального порядка, по-видимому, и затемняет суть дела, склоняя к мысли, что деяние остается преступлением и тогда, когда за него применяются меры административного взыскания.

Представляется, что, отказавшись от уголовной ответственности и прибегая к ответственности административной, правоохранительные органы во исполнение законодательной воли констатируют, что деяние не достигло уровня общественно опасного и потому должно считаться лишь административным деликтом.

Если это суждение верно, то в плане наших интересов оно озволяет сформулировать следующий теоретический вывод: хранительные нормы уголовного права  через уголовно-пра-овые запреты направлены на защиту всего правопорядка, но сами уголовно-правовые запреты охраняются только нормами уголовного, но пе других отраслей права, уголовное право — юридически  последняя «охранительная инстанция», исчерпы-ающая  правовые  средства,  которыми  располагает  государево для регулирования поведения субъектов.

Социально-политический смысл новеллы, закрепленной в ст. 43 Основ, состоит в том, чтобы в интересах гуманности и

t

KOHOMHH репрессии вывести за пределы уголовного права не-оторые деяния, которые до того безоговорочно признавались реступными. Чтобы эта идея получила последовательное

" См «Закон об }головной ответственности за воинские преступления. Комментарий», М, 1969, с. 12—13; «Комментарии к уголовному кодексу РСФСР», М, 1971, с. 487.

24 См. Н. Д. Дурманов, упом. соч., с. 272—275.

149

формальное выражение, т. е. чтооы внутренняя и внешняя формы гармонировали с содержанием, желательно определить признаки административных правонарушений, «выделяемых» из однородных преступлений, и закрепить их в законе, причем не в уголовном, а в административном. В соответствии с этим уголовно-правовая обрисовка таких деяний должна быть сужена. Осуществление этой меры вполне уместно не только в уголовно-правовых целях, но и с точки зрения потребностей предстоящей кодификации законодательства об административной ответственности.

Основными критериями рекомендуемого отделения административных проступков от однородных преступлений могли бы служить два обстоятельства: факт совершения деяния впервые и незначительность причиненного им вреда.

Таков практический вывод, который следует из рассмотрения данного вопроса.

Доктор юридических наук В. Я. ИВАНОВ