8

В силу этого при освобождении одних лиц от уголовной ответственности и наказания за деяния, наиболее опасные для охраняемых Конституцией ценностей, Государственная Дума, реализуя в акте об амнистии гуманистические задачи, в то же время должна взвешивать конкурирующие конституционные ценности и, исходя из обеспечения их баланса, не может допускать, чтобы права других лиц и являющиеся необходимым условием их реализации законность, правопорядок и общественная безопасность были поставлены под угрозу нарушения. Иное не согласуется с вытекающими из конституционно-правовой характеристики России как правового государства (статья 1 Конституции) требованиями справедливости и соразмерности при регулировании общественных отношений и может рассматриваться как противоречащее Конституции Российской Федерации» (п. 4 мотивировочной части Постановления).

Несмотря на кажущуюся перегруженность «общечеловеческой» гуманистической патетикой, Суд фактически стерилизует право Государственной Думы на осуществление амнистии. Если обратить внимание на рассуждения Суда о том, что «Государственная Дума, реализуя в акте об амнистии гуманистические задачи, в то же время должна взвешивать конкурирующие конституционные ценности и, исходя из обеспечения их баланса, не может допускать, чтобы права других лиц и являющиеся необходимым условием их реализации законность, правопорядок и общественная безопасность были поставлены под угрозу нарушения», то необходимо признать, что роль Думы в процессе реализации законности, правопорядка и общественной безопасности должна быть исчерпана в качестве нижней палаты законодательного органа государственной власти, деятельность которой выражается в принятии законов (в том числе и декриминализирующих определенные деяния), а судебная власть, обеспечивая баланс конкурирующих конституционных ценностей, в случае необходимости, осуществляет от имени государства уголовное преследование виновных. Трудно не согласиться с мнением В.В. Жириновского, высказанным им при обсуждении первой «февральской» амнистии 1994 года: «Я хотел сказать тем, кто пытался возражать против амнистии и ссылался на то, что якобы виновные будут амнистированы. Цель любой амнистии – освободить от наказания как раз виновных. Смысл акта помилования в том, что именно виновные будут освобождены, а уж тем более невиновные».

Видимо, только в идеальном правовом государстве органы государственной власти могут таким образом «взвесить конкурирующие конституционные ценности», чем будет достигнута доселе невиданная гармония в отношении осужденных и потерпевших, и только такую гармонию можно будет рассматривать как не противоречащую Конституции Российской Федерации.

Не менее парадоксально описывает Суд процедуру обсуждения и принятия Думой постановления об амнистии: «Как следует из содержания Постановлений Государственной Думы от 26 мая 2000 года и от 28 июня 2000 года, а также из официально представленных материалов обсуждения Государственной Думой проектов данных Постановлений, заключений на них, подготовленных государственно-правовым управлением Государственной Думы, и официальных данных о результатах голосования по указанным проектам, Государственная Дума, в силу определенных упущений в ходе работы над актом об объявлении амнистии, по существу, допустила явные искажения целей и задач института амнистии и ориентированной на них общей концепции этого акта» (п. 5 мотивировочной части Постановления). Любопытно, что, по мнению Суда, оба Постановления Думы (первоначальная редакция и изменяющий ее второй документ) свидетельствуют об одном и том же: Дума «допустила явные искажения целей и задач института амнистии и ориентированной на них общей концепции этого акта», при этом Судом не указывается, где и кем зафиксированы на каком-либо материальном носителе «цели и задачи института амнистии». Смеем предположить, что подобный источник информации неведом и самому Конституционному Суду.

В результате таких искажений «лица, награжденные орденами и медалями СССР и Российской Федерации, инвалиды I или II группы и отнесенные к I или II группе диспансерного учета больные туберкулезом подлежали освобождению от уголовного преследования и наказания независимо от тяжести содеянного, т.е. и в случаях совершения ими тяжких и особо тяжких преступлений, что для других категорий амнистируемых исключалось».

И что самое антиконституционное – «при принятии Постановления Государственной Думой такой подход не получил каких-либо объяснений и обоснований, которые позволяли бы признать его согласующимся с конституционной ответственностью государства за обеспечение общественной безопасности, прав и законных интересов граждан и за недопущение произвола при решении вопросов, связанных с уголовной ответственностью». Обратившись к ранее объявленным Государственной Думой амнистиям, автор статьи констатирует, что Дума в преамбуле постановления об амнистии так объясняла и обосновывала предстоящую амнистию: «В связи с принятием Конституции Российской Федерации», «в целях национального примирения, достижения гражданского мира и согласия», «в ознаменование 50-летия Победы в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов, руководствуясь принципом гуманизма», «в целях укрепления гражданского мира и согласия в Российской Федерации, мирного урегулирования конфликта в Чеченской Республике», «руководствуясь принципом гуманизма», «проявляя гуманизм в отношении отдельных категорий лиц, совершивших преступления, не представляющие большой общественной опасности», «в целях достижения гражданского мира и согласия в Российской Федерации, руководствуясь принципом гуманизма». Преамбула Постановления о майской амнистии 2000 года мало чем отличается от выше процитированных: «В ознаменование 55-летия Победы в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов, руководствуясь принципом гуманизма», объявляла Дума данную амнистию. Как видим, такое объяснение и обоснование подобно ранее объявленным амнистиям.

Но, по заключению Суда, лишь июньские поправки в майский акт об амнистии 2000 года соответствуют высоким конституционным целям: «Данное обоснование изменений, внесенных Государственной Думой 28 июня 2000 года в акт об амнистии от 26 мая 2000 года, может быть признано по своим целям адекватным вытекающим из статей 1, 2, 15, 17, 18 и 19 Конституции Российской Федерации и действующим также в уголовном праве принципам законности, равенства перед законом, справедливости и гуманизма (статьи 3, 4, 6 и 7 УК Российской Федерации)».

Следует обратить внимание на то, что в тексте Постановления Государственной Думы от 28 июня 2000 года № 492-IIIГД «О внесении изменения в Постановление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации “Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной Войне 1941 – 1945 годов”» ни разу не употребляется существительное «цель» ни в одном из падежей; Государственная Дума официально никак не мотивировала необходимость осуществленной поправки.

По мнению Суда, «впоследствии сама Государственная Дума, обсуждая необходимость внесения изменений в первоначальный акт об амнистии, отмечала, что его реализация без соответствующих корректив привела бы к нарушению баланса конституционно защищаемых ценностей в области противодействия преступности, к искажению общих правовых представлений о целях установления уголовной наказуемости и, соответственно, исключения безнаказанности в случае совершения деяний, признаваемых уголовным законом преступными» (п. 5 мотивировочной части Постановления). Из подобного судебного описания вырисовывается образ Государственной Думы как некоего коллективного бессознательного («Государственная Дума, обсуждая… отмечала»). Объективности ради следует напомнить, что, согласно ч. 3 ст. 95 Конституции, Государственная Дума состоит из 450 депутатов, обладающих равным статусом. Коллективное мнение Государственной Думы выражается в официальных документах, принимаемых большинством голосов депутатов. В отношении других ситуаций некорректно использовать словесные обороты, способные сформировать искаженное представление об организационной специфике деятельности нижней палаты парламента.