ГЛАВА X Чтение лекций по политической экономии.

Переход на административную службу.

Последние годы жизни

Вступительная лекция к курсу была прочитана Беккариа 9 января 1769 г. при торжественной обстановке, в присутствии графа Фирмиа-ни. Она была напечатана в том же году и тогда же переведена на французский язык.

Свои лекции Беккариа читал на итальянском языке, они продолжались до апреля 1771 г. В связи с чтением лекций Беккариа написал «Элементы публичной экономии» — самый обширный свой труд, но, к сожалению, неоконченный. Курс этот не был закончен и не был опубликован, несмотря на официальное напоминание Кауница через Фирмиани, что Беккариа обещал это сделать.

Но в рукописном виде эти лекции имели широкое распространение по Италии вплоть до самой смерти Беккариа. Впервые они были опубликованы в 1804 г. в издании «Собрание сочинений итальянских экономистов».

В фундаментальном исследовании Жид и Рист «История экономических учений» (русское издание 1918 г.) о Беккариа не упоминается, как и вообще об итальянских экономистах XVIII в.

В начале 1771 г. открылась вакансия в Высшем экономическом совете Ломбардии, и Беккариа обратился лично к Кауницу с просьбой назначить его членом этого совета. Так как венское правительство в свое время хотело предоставить Беккариа вполне обеспечивающую его должность, то 29 апреля того же года и состоялось его назначение, с окладом в восемь тысяч ливров. Обычный оклад был увеличен на три тысячи из внимания к известности, которую Беккариа приобрел своими трудами не только в Италии, но и в других странах (Канту).

Наконец Беккариа получил ту экономическую независимость, которой он так страстно добивался в течение десяти лет, с 1761 г. Отец его умер в 1782 г., 65 лет; он был на 21 год старше своего сына, и без полученной должности Чезаре Беккариа экономически зависел бы от отца до самой его смерти.

Членом Экономического совета, как мы уже говорили, Пьетро Верри состоял с 1766 г. (Впоследствии он был его председателем.) Таким образом жизненные пути их снова сблизились.

Личная жизнь Беккариа за длительный период с 1771 г. по день смерти в 1794 г. может быть отмечена лишь такими событиями, как смерть Терезы и

63

вторая женитьба вскоре после этого. Тереза умерла 14 марта 1774 г., 29 лет, а 4 июня Беккариа женился на графине Анне Барбо.

Поспешная женитьба Беккариа казалась для многих странной, находящейся в противоречии с той пламенной любовью, которую он питал к Терезе, которая так ярко выразилась в его письмах к ней во время поездки в Париж. Возможно, что на поведении Беккариа отразились «семейные тайны», которые были известны Канту, но на которые он считал своим долгом набросить «покрывало забвения». Возможно, что скорая женитьба была вызвана простыми житейскими соображениями, заботами о маленьких дочерях и вообще о доме. Во всяком случае брат Терезы через две недели после вторичного брака писал Беккариа, что он продолжает питать к нему все свое прежнее уважение, что он ни в малейшей степени не осуждает его шага, так как его занятия не позволили бы уделить домашним делам время, «столь плодотворное для родины и для человечества» (Амати).

На чувства Беккариа к Терезе известный свет проливает одно из интимных писем его к Биффи, относящееся ко второй половине 1763 г., т.е. к третьему году их брака.

«Любовь, которую я испытываю к моей дорогой подруге, — писал Беккариа, — превратилась в глубокое уважение, в настоящую дружбу, в невыразимую нежность. Но вы знаете, друг мой, что раз страсти утолены, предмет их теряет ту прелесть, что дает воображение, и ту сладчайшую иллюзию, что отличает любовь от потребностей природы» (Ландри).

В связи с этим письмом Ландри находит, что у Пьетро Верри были известные основания критически отнестись к постоянным ссылкам Беккариа на любовь к Терезе во время парижской поездки и что его душевная тревога объясняется больше ревностью, чем любовью, «или скорее, — как замечает Ландри, — его постоянным иррациональным и болезненным беспокойством, усилившимся благодаря отдалению».

Нет никаких документов, рисующих отношение Беккариа к своим детям — двум дочерям от первого и к сыну от второго брака. Во всяком случае биографы Беккариа ничего не говорят об этом. Можно только позавидовать Буви, который располагал большим материалом, рисующим отношения Пьетро Верри к его дочери и его взгляды на воспитание детей.

Вообще сведения о последнем периоде жизни Беккариа — более чем скудны. Если Беккариа и раньше, до прихода славы, избегал большого общества, то и после он не изменился. Беккариа не был честолюбив и в молодости, об этом свидетельствуют его письма к Пьетро Верри и Биффи.

Если Беккариа и воспользовался своей известностью для получения должности, обеспечивающей его экономическое положение, то это не значит, что он стремился к какой-нибудь «карьере». По существу, его должность члена Высшего экономического совета была хотя и почетной, но весьма скромной по кругу деятельности. Она давала ему возможность спокойно жить согласно идеалам, высказанным им в статье «Наслажде-

64

ния воображения». Беккариа настолько избегал сближения с «высочайшими особами», что когда неаполитанский король во время своего пребывания в Милане хотел навестить его, то он постарался не быть дома (Амати).

После поездки в Париж Беккариа почти безвыездно прожил в Милане или в сельской вилле в Чессате, куда он так любил удаляться от городского шума еще в ранней молодости. Только два раза он покидал Милан: в 1768 г. из-за болезни Терезы он поехал с ней в Пизу, на морские купанья, и в 1790 г. ему пришлось совершить служебную поездку в Комо (Северная Италия).

После 1770 г., когда было опубликовано его сочинение «О стиле», Беккариа больше ничего не печатал. Он как бы сам стремился к тому, чтобы Европа забыла о его существовании. Прекратилась и переписка с парижскими друзьями. Сохранилось одно письмо от Даламбера, опубликованное Ландри. Оно лишний раз подтверждает, что Даламбер питал истинное дружеское и любовное отношение к Беккариа.

«Я не знаю, — писал Даламбер в июне 1773 г., — помните ли вы еще меня, но я никогда не забуду автора трактата "О преступлениях и наказаниях"». Письмо заканчивалось словами: «Не знаю, посчастливится ли мне свидеться с вами вновь, в Милане или Париже, но будьте, прошу вас, вполне уверены, что до последней минуты моей жизни я буду питать к вам чувства уважения и привязанности, которые вы мне внушили» (Лан-дри).

Можно понять, почему Беккариа прекратил свою печатную литературную деятельность. Но мы не нашли ни у кого объяснений и сами не можем их дать, почему Беккариа перестал ею заниматься, хотя бы в тиши своего «уединенного кабинета». Нет даже намека на то, чтобы он записывал какие-нибудь свои «мысли». От этого периода сохранились только материалы, связанные с его служебной деятельностью. Несомненно, Беккариа как член Экономического совета стремился претворять в жизнь идеал «магистрата», «неподкупных служителей власти, которые свободно и с красноречием, вызванным любовью к отечеству, разъясняли и поддерживали бы истинные интересы суверена... несли бы к престолу вместе с данью любовь и благословение ото всех сословий, а от него к дворцам и хижинам мир, безопасность и надежду на лучшее будущее...»

Беккариа был добросовестным «служителем власти», но он не мог быть настолько обремененным своими обязанностями, учитывая темпы XVIII в., чтобы у него не оставалось времени для своей личной литературной работы.

Ряд «служебных» бумаг извлек из архивов и опубликовал в своей книге Кантув 1861 г.1 Из них две имеют непосредственное отношение к вопросам уголовного права.

В 1791 г. в Милане была образована комиссия по составлению проекта уголовного кодекса для Ломбардии, которая в своих работах должна

1     Ряд других документов, относящихся к чисто служебной деятельности Беккариа, опубликован итальянским исследователем Эррерав 1879 г. (Эссельборн, 1).

65

была учесть и изданный незадолго до того австрийский уголовный кодекс 1787 г. По личному желанию императора Леопольда II в эту комиссию был включен и Беккариа В заседании 22 января 1792 г. в подкомиссии, выделенной для обсуждения принципиальных вопросов, рассматривался вопрос о смертной казни. Беккариа, отстаивая взгляд, что смертная казнь допустима лишь в одном случае — при заговоре против государства, остался вместе с двумя другими членами в меньшинстве. От имени этих трех членов было подано особое мотивированное мнение. В нем, в общем, приводятся доводы против смертной казни, высказанные Беккариа в его книге, но прибавлен еще один довод, указанный в свое время Морелле в его «Замечаниях», — непоправимость судебной ошибки.

В литературе о Беккариа останавливаются именно на этом документе. Но нам он не представляется существенным, хотя бы потому, что исходит от трех лиц, а не только от Беккариа.

Несравненно больший интерес представляет другой документ — «Краткие рассуждения об Общем кодексе, поскольку он касается преступлений политических», т.е., по терминологии того времени, «полицейских» преступлений, противопоставлявшихся «преступлениям» в узком смысле. По объему эти рассуждения больше печатного листа. Эта докладная записка была составлена по желанию канцлера Кауница и предназначалась, как это подчеркивал Беккариа, только лично для него.

В конце своих «рассуждений» Беккариа просит извинить его за ошибки и упущения, ссылаясь на свою занятость другими служебными делами и на то, что он давно не занимался «криминальными материями», практики в которых у него вообще никогда не было.

В своих «рассуждениях» Беккариа был связан самим материалом и задачей, поставленной перед ним, — дать отзыв о кодексе, вернее части его. Тем интереснее обобщения, которые он выдвигает.

Беккариа поднимает общий вопрос о природе преступлений. Под «уголовными» он считает необходимым понимать только такие преступления, которые направлены непосредственно на разрушение самого общества, а под «полицейскими» — те, которые только косвенно ведут к этому. «Уголовные» преступления нет нужды определять в законах. Их сущность установлена естественным правом, она одинакова во всех климатах, во все времена, при всех формах правления, у всех наций, если они не варварские и дикие, а цивилизованные. Напротив, преступления «полицейские» получают свою главную квалификацию от самих положительных законов, которые являются и должны быть различными в соответствии с временем, климатом, формами правления, с состоянием каждой нации. В связи с делением преступлений на два рода Беккариа рассматривает и вопрос о задачах наказания. При наказании за «уголовные» преступления необходимо стремиться скорее к созданию примера, чем к исправлению виновного. При «полицейских» преступлениях надо иметь в виду, наоборот, в первую очередь исправление. Но при обоих родах преступлений не должно быть упущено ни то, ни другое.

66

В тесной связи с природой преступлений и задачами наказания разрешает Беккариа и вопрос о смертной казни. «Поскольку наказание за уголовные преступления должно служить ощутимым и длительным примером, смертная казнь должна быть отменена совсем и заменена длительными и ужасными наказаниями, в соответствии с преступлением». Полной отмены смертной казни в своей книге Беккариа не требовал.

Беккариа останавливается на некоторых статьях кодекса и дает прекрасный их юридический анализ. «Если бы мне позволили обстоятельства и время, — пишет он, — то я мог бы исследовать каждую отдельную статью Кодекса и сделать при этом ряд замечаний, которые могли бы послужить к пониманию и смягчению многих статей».

Со времени написания книги «О преступлениях и наказаниях» прошло почти тридцать лет. И мы видим, что в «Рассуждениях» звучат те же мотивы. Более того, вопрос, например, о разделении преступлений на роды разрешен с большей ясностью.

Можно ли считать высказанное в «Рассуждениях» разъяснением того, что было написано тридцать лет тому назад, или же мы видим перед собой плод размышлений позднейших лет по вопросам о преступлении и наказании? Думал ли Беккариа и раньше также о смертной казни и только не решился публично высказать свой взгляд? Ведь он навлек на себя обвинение со стороны Факинеи в том, что отрицает за суверенами право на применение смертной казни.

Такого рода вопросы невольно встают при чтении «Рассуждений», но ответ на них был бы гаданием, а не научным выводом.

Но все же «Рассуждения» говорят о многом.

Наличие их подтверждает наш взгляд, что Беккариа был неплохой юрист. Он, безусловно, владел юридической «техникой» и при желании мог бы в свое время написать настоящий «юридический» трактат о преступлениях и наказаниях, хотя бы и на латинском языке. Но, конечно, в такой «трактат» он не мог бы вложить того «жара чувства», которым проникнута его книга.

Можно сделать и второй вывод. За долгие годы своей служебной деятельности Беккариа не изменил убеждениям своей молодости. Идеи, высказываемые в «Рассуждениях», — те же, что и в его книге. Он не перестал быть и мыслителем. В «служебной» докладной записке он обращает свой взор к будущему. «Законы и кодексы должны создаваться на будущие времена, а не для тех лиц, которые в настоящее время держат власть в своих руках», — пишет он в конце своих «Рассуждений».

В этом документе Беккариа был в значительной мере связан материалом. Тем сильнее действуют те «вспышки», «афоризмы», встречающиеся в «Рассуждениях». Чувствуется стильего книги, когда мы читаем, что «люди охотнее переносят большее, но привычное зло, чем зло меньшее, но новое», или «полицейский трибунал должен быть авторитетным отцом, а не судьей, исправителем, а не мстителем за действия человеческие».

Последние годы жизни Беккариа совпали с годами французской буржуазной революции. Биографы рассказывают, что Беккариа не примк-

67

нул к тем, которые хотели бы и в Милане последовать примеру Парижа, но, с другой стороны, не присоединился и к консерваторам, видевшим во французской революции мировую катастрофу (Амати). Недаром в главе «О науках» (§ XLII) Беккариа за 25 лет до этой революции писал, что «часто ради последующих поколений приносится в жертву целое поколение — во время печального, но необходимого перехода от мрака невежества к свету философии и от тирании к свободе». «Но когда улягутся страсти, когда погаснет пожар, очистивший нацию от зол, ее угнетавших... кто может тогда утверждать, что свет, просвещающий массы, вреднее тьмы и что истинные и простые отношения, хорошо познанные людьми, гибельны для них?»

В июне 1794 г. Пьетро Верри в одном из своих писем к брату Алес-сандро сообщал, между прочим, что в Милане появилась сатира, в которой в качестве якобинцев рисуется он, Беккариа, Парини и что авторство этой сатиры приписывается синьору Карпини и священнику Каркано... (Амати).

Недаром Беккариа писал когда-то Морелле: «Миланцы не прощают тем, кто хотел бы их заставить жить в XVI11 в....»

28 ноября 1794 г. Беккариа был найден мертвым в своей комнате. Смерть последовала от паралича сердца. Беккариа предвидел возможность такого конца, а потому боялся одиночества и советовал своим домашним не оставлять его одного, часто говоря, что «силы природы недостаточно еще познаны и всегда имеется опасность стать жертвой какого-нибудь из ее явлений» (Амати).

Смерть Беккариа прошла совершенно незамеченной в Европе. Это вполне понятно. Беккариа сам давно уже отошел от нее. К тому же все внимание Европы было обращено в то время на Францию. Но характерно то, что на родине Беккариа смерть его не была отмечена даже одной газетной строчкой. Горячую речь в память своего друга «бессмертного Беккариа» произнес Пьетро Верри в заседании Миланского муниципалитета, призывая его поставить мраморный бюст «великому человеку, прославившему свое отечество, чья бессмертная книга "О преступлениях и наказаниях" переведена на все европейские языки и находится во всех библиотеках мира среди высших произведений философии...» (Амати).

Призыв Верри оказался «гласом вопиющего в пустыне».