ГЛАВА VII Книга Беккариа становится известной Европе. Перевод книги в редакции Морелле

В том же 1765 г., в котором Беккариа пришлось пережить тяжелые дни в связи с появлением памфлета Факинеи, к нему начинает приходить слава. В главнейших газетах Европы, в том числе и в Луганской газете (южная часть Швейцарии), 1 октября появилось сообщение Патриотического общества в Берне о присуждении неизвестному автору книги «О преступлениях и наказаниях» золотой медали и просьба к автору дать о себе знать. Как теперь точно установлено, письмом от 20 ноября Беккариа благодарил Общество за лестную оценку его труда1. В 1765 г. появляется в Праге и первый перевод книги Беккариа на иностранный — немецкий — язык. Но сомнительно, знал ли тогда Беккариа об этом событии.

Во всяком случае приведенные нами факты свидетельствуют, что книга Беккариа стала привлекать к себе внимание и помимо французских энциклопедистов. Но, конечно, «европейскую» славу Беккариа создал центр умственной жизни XVIII в. — Париж.

В июне 1765 г. один из членов миланского кружка Паоло Фризи переслал Даламберу (1717—1783), известному создателю французской энциклопедии, другу Дидро, крупнейшему математику того времени, с которым Фризи поддерживал отношения, книгу Беккариа — третье издание — совместно с небольшой статьей Пьетро Верри «Размышления о счастье».

В письме от 21 июня Даламбер благодарил Фризи за присылку книг и хвалил оба произведения, в особенности Беккариа. Но уже через какие-нибудь две недели (9 июля) Даламбер посылает вдогонку второе письмо. «Когда я имел честь недавно писать вам, чтобы поблагодарить вас за два сочинения, пересланные мне, я только бегло просмотрел книгу "О преступлениях и наказаниях". Я все же с ней ознакомился настолько, чтобы решить, что это отличная книга». «Потом, — продолжает Даламбер, — я прочел ее с отдохнувшей головой, и мне стыдно, что я говорил о ней с такой скупой похвалой2. Нельзя быть ни более очарованным, ни более восхищенным этим произведением, чем это было со мной. Я давал его читать многим хорошим философам, и все они такого же мнения. Этой

В 1900 г. швейцарский профессор Мюлинен опубликовал монографию о деятельности этого общества. Переписка Беккариа с этим обществом впервые использована Ландри.

В первом письме о произведении Беккариа он говорил: «Оно написано, по-видимому, хорошим философом и другом человечества. Он отвечает довольно хорошо на злые возражения своего критика».

46

книги, несмотря на ее небольшой объем, достаточно, чтобы обеспечить автору бессмертное имя. Какая философия, какая истина, какая логика, какая определенность и вместе с тем сколько чувства и человеколюбия в его произведении!»

В заключение Даламбер просил поздравить автора, передать ему большую благодарность и сообщал, что один его друг «философ и славный писатель настолько захвачен этим произведением, что стал его переводить на французский язык» (Амати). Копию этого письма Фризи, проживавший тогда в Модене, переслал Беккариа 9 августа и «с радостным чувством братской гордости», как замечает Ландри, писал ему от себя: «Не хочу, чтобы вы более страдали. Я снял копию письма. Примите ее и благословите отца милосердия...» Беккариа поспешил, конечно, отблагодарить Даламбера за его отзыв (письмом от 28 августа) и приложил к письму «дополнения» к своей книге для передачи переводчику1. Даламбер в это время перенес тяжелую болезнь, но как только оправился, написал 28 сентября Беккариа чрезвычайно теплое письмо, впервые опубликованное Ландри. «Я не могу вам высказать, — писал он, — насколько я доволен и очарован вашей книгой, и я вижу с удовлетворением, что мое восхищение разделяют все, кто мыслит. Как я ни чувствителен к тому, что вы говорите по этому вопросу, я не могу это принять буквально. Такой человек, как вы, не нуждается в наставнике и тем более в таком, как я. Вы, как Курциус Руфус у Тацита, exsenatus (сами себя родили), и ваши дети не нуждаются ни в каких других предках, кроме вас...»

Характерно для Беккариа то, что он решительно воспротивился, чтобы письмо Даламбера было приложено к очередному (пятому) изданию книги, как это предлагал Пьетро Верри (Ландри).

В литературе о Беккариа общепринято положение, что мысль о переводе его книги на французский язык подана Мальзербом2, и приводится соответствующее место из «Мемуаров» Морелле, живо рисующее сцену из жизни французских энциклопедистов.

«В 1766 г.3, — вспоминает Морелле, — я перевел и опубликовал по приглашению Мальзерба сочинение Беккариа "О преступлениях и наказаниях". Мальзерб давал обед нам, г-ну Тюрго, Даламберу и некоторым другим литераторам. Он только что получил книгу из Италии. Он указывал на длинноту и неясность начала и пытался перевести первую фразу. "Попробуйте перевести ее", — сказал он мне. Я прошел в его библиотеку и вернулся с этой фразой в том виде, как она сейчас. Ею остались довольны и меня стали убеждать продолжать. Я взял книгу и опубликовал ее на французском языке через шесть недель» (Мемуары, т. II, с. 157).

Эта версия, по-видимому, подтверждалась и письмом Морелле к Беккариа (3 января 1766 г.), где он сообщал, что Мальзерб просил его за-

'     В тексте нашего перевода — помешенные между знаками *. Об этих дополнениях см. в приложении.

2                                                                Мальзерб был в то время министром.

3                                                                В действительности — в 1765 г. Перевод вышел в самом конце этого года, но с указанием 1766 г.

47

няться переводом. Но, как мы уже указывали, это письмо было напечатано Редерером с черновика, хранившегося у Морелле. Подлинное же письмо опубликовано впервые Ландри. В нем сказано буквально следующее: «Г-н Даламбер, с которым я связан тесной дружбой, дал мне в июне вашу книгу для прочтения. Я прочел ее с восторгом. Он убедил меня прервать на некоторое время ту значительную работу, которой я посвятил несколько лет, и приняться за перевод книги "О преступлениях" на наш язык...»

Как мы уже указывали, первое письмо Морелле было опубликовано Редерером не полностью. Письмо было значительно сокращено, сделаны кое-какие перестановки. Оно было, таким образом, отредактировано Морелле. За тридцать с лишком лет память легко могла изменить Морелле, и он приписал Мальзербу то, что сделал Даламбер. Для нас же представляется важным установить именно то, что Даламбер, такой крупный мыслитель и ученый, первый оценил все значение книги и принял меры к тому, чтобы она стала известна всей Европе. Версия подлинника письма вполне согласуется и с перепиской Фризи — Даламбера и Беккариа. Эта версия не исключает правдоподобности такого события, как обед у Мальзерба, во время которого, как обычно, шли разговоры о литературе, о новых книгах и т.п.

Что книга Беккариа стала известна в Париже летом 1765 г., отмечает и Гримм в своей «Корреспонденции». В письме от 1 августа он пишет, что небольшая книжечка, озаглавленная «О преступлениях и наказаниях», наделала много шуму в Италии. «Она принадлежит Беккариа, миланскому дворянину, которого одни принимают за аббата, другие за юриста». «Я же, — говорит Гримм, — считаю его одним из лучших умов, которые в настоящее время имеются в Европе».

В литературе о Беккариа, в особенности в русской, совершенно недостаточно использованы «корреспонденции» Гримма. Между тем этот умный «наблюдатель» французской дореволюционной жизни посвятил в своих «корреспонденциях» не одну страницу книге Беккариа. Она произвела на него чрезвычайно сильное впечатление. «Идеи Беккариа, — писал он, — следует принять для поучения и счастья человеческого рода. Его книга заслуживает перевода на все языки, его принципы должны быть предметом размышлений и для суверенов, и для философов» (т. VI, с. 329-337).

В конце 1765 г. появился перевод Морелле. Но Морелле, к сожалению, не ограничился переводом текста. Он переставил порядок параграфов, более того, куски из одних параграфов он переставил в другие — словом, дал совершенно новую редакцию книги Беккариа. Гримм был глубоко возмущен такой «неслыханной дерзостью». В своей «Корреспонденции» от 1 декабря 1765 г. он писал, что только французу могла прийти в голову мысль, что «он лучше может привести в порядок идеи справедливого, глубокого и светлого ума такого человека, как Беккариа». Он указывает, что если бы такая смелость была допущена по отношению к «Духу законов» Монтескье, то это вызвало бы, по справедливости, всеобщее возмущение (т. VI). В немецком издании книги Беккариа 1767 г. пере-

48

водчик в предисловии писал, что когда в конце своей работы он увидел французский перевод (Морелле), то был прямо ошеломлен той «свободой», с которой было разрушено все здание автора1. В Англии поступок Морелле также не встретил сочувствия. На английский язык Беккариа был переведен в редакции автора в 1767 г. В предисловии указывалось, что французский переводчик присвоил не принадлежащее ему право. Может быть, он и придал книге более систематический характер, но «автор имеет несомненное право на порядок расположения своих идей не менее, чем на свои идеи»2.

В предисловии к своему переводу Морелле объяснял, что, внеся изменения в порядок изложения, он восстановил тем самым «естественнейший порядок», который иногда нарушался «жаром чувства» автора.

Видимо, совесть Морелле все-таки не была спокойна. Недаром в первом письме, при котором он посылал Беккариа свое переводное издание, он посвятил несколько страниц доказательствам правильности своего поступка. Тут и заверения, что перемена в порядке изложения не означает какой-либо критики последнего. Тут и ссылки на французского среднего читателя, для которого порядок, принятый переводчиком, делает якобы более доступным понимание книги. Тут и призыв к Беккариа стать выше авторского самолюбия. Не довольствуясь этим, Морелле ссылается на «большие авторитеты», как Даламбер и Юм, которые одобрили образ его действия. Очевидно, по просьбе Морелле Даламбер даже сам сделал об этом приписку к письму Морелле. Но не все друзья Морелле одобряли его столь «свободное» отношение к тексту. Дидро был, во всяком случае, не на стороне Морелле (Ландри).

В литературе о Беккариа господствует мнение, что он вполне одобрил порядок, признанный Морелле. Наиболее известные переводы были сделаны в «редакции» Морелле: во Франции — Фостен Эли в 1856 г., в русской литературе — Зарудного(1879), Беликова (1889), последний немецкий перевод — Эссельборна (1905). Мнение это опирается прежде всего на письмо Беккариа от 26 января, впервые опубликованное в издании Редерерав 1797 г.

«С величайшей искренностью уверяю вас, — писал Беккариа, — что порядок, которому вы следовали, кажется мне самому более естественным и предпочтительным, чем мой, и мне неприятно, что новое итальянское издание почти уже закончено (Беккариа имеет в виду пятое издание, вышедшее в марте 1766 г.), ибо в нем я во всем, или почти во всем, сообразовался бы с вашим планом».

«Я не нахожу заслуживающим внимания сделанный вам упрек, что перемена порядка ослабила силу моего сочинения. Сила состоит в выборе выражений и в соединении мыслей, а неустройство {confusion) вредит и тому и другому».

1                                                                  Перевод Jakob Schultheiss, изданвУльме.

2                                                                Цит. по: An Essay on crimes and punishments. 4-е изд. Перевод анонимный. Лондон, 1785.

49

«Тем более, — продолжает Беккариа, — не должно было остановить вас опасение оскорбить самолюбие автора. Во-первых, потому что, как вы в вашем прекрасном предисловии говорите, книга, в которой защищается дело человечества, вышедши в свет, принадлежит свету и всем нациям. Что же касается лично меня, то я бы мало оказал успехов в философии сердца, которую предпочитаю философии ума, если бы не приобрел мужества взирать на истину и любить ее. Надеюсь, что пятое издание, которое незамедлительно выйдет, скоро разойдется, и я уверяю вас, что в шестом я во всем, или почти во всем, последую вашему порядку, который лучше выставляет на свет истины, которые я старался собрать. Говорю — почти во всем, потому что, прочитав один только раз, и то бегло, ваш перевод, не могу судить о частностях с таким же пониманием, как это я мог в отношении всего в целом».

Чтобы понять это письмо, надо представить себе чувство молодого автора, увидевшего свою книгу, переведенную с благословения энциклопедистов на «язык народа, просвещающего и поучающего Европу». Не мог автор не чувствовать благодарности к человеку, выполнившему эту задачу и ради этого отложившему в сторону свой многолетний труд. Далее, авторитет таких людей, как Даламбер и Юм! В такую минуту могло и самому автору показаться, что, может быть, Морелле прав. Он тут же, впрочем, три раза оговаривает, что «почти» во всем согласен, и оставляет себе путь для возможного отступления, ссылаясь на то, что он прочел перевод «только раз, и то бегло».

Сторонники взгляда, что Беккариа вполне одобрил порядок Морелле, ссылаются далее на то, что в пятом издании содержится «уведомление» о том, что вышел в свет французский перевод и что автор одобряет порядок, принятый в нем. Действительно, как это видно из описания у Ландри первых изданий книги Беккариа, такое уведомление — avviso — имеется в известной части экземпляров пятого издания.

Наконец, можно было бы привести еще одно свидетельство. В письме к одному из членов Бернского патриотического общества, писанном в конце января или в начале февраля 1766 г., Беккариа сообщает, что несколько дней тому назад он получил от Морелле его перевод. «Любовь к истине заставляет меня признать, — пишет Беккариа, — что новый порядок, который он дал моему сочинению, предпочтительней моего»1.

И тем не менее все эти собственные заявления Беккариа не могут устоять перед тем фактом, что в действительности Беккариа не сдержал своего обещания. Шестое издание, вышедшее в 1766 г., «после сентября» (более точное время Ландри не мог установить), ничем не отличается от пятого, т.е. и в нем Беккариа сохранил свою редакцию. А это издание было последним, которое выпустил сам Беккариа. Совершенно поэтому не обосновано широко распространенное убеждение, что Беккариа в «последующих изданиях воспроизвел порядок Морелле» (Зарудный, Бе-

1 Письмо полностью перепечатано Ландри из брошюры Мюлинена. Канту цитировал приведенное нами место, очевидно, по черновику, без указания адресата и даты, и ошибочно полагал, что оно написано в Париже.

50

ликов, Эссельборн). Вообще, на итальянском языке в редакции Морелле книга Беккариа вышла, как указывает Ландри, впервые в 1780 г. в парижском издании Дидо (Didot), а к этому изданию Беккариа не имел никакого отношения.

В 1773 г. в Париже вышел новый перевод Беккариа. Переводчик, парижский адвокат Шайу де Лизи, намекая на Морелле, писал в предисловии, что «один литератор, во всех отношениях в высшей степени почтенный», разрешил себе свободно поступить с порядком изложения. «Эта свобода, -- замечает Лизи, — понравилась не всем, и шестое (итальянское) издание, вышедшее после первого перевода на французский язык, показывает, что автор не одобрил "реформу"». Сам Лизи сделал свой перевод с шестого издания, вполне тождественного, как мы указывали, с пятым.

Появление этого перевода вызвало в парижских кругах предположение, что он состоялся по почину самого Беккариа. В связи с выходом перевода Лизи Гримм всвоей «Корреспонденции» в феврале 1773 г., вспоминая перевод Морелле, писал, что Беккариа, «крайне возмущенный неслыханной свободой обращения с его трудом, из трусости благодарил того, кто его раскромсал на куски, и говорил, что в своем новом издании он последует этому изданию. Но на самом деле он не сдержал своего обещания и отыскал другого переводчика» (т. X). Это утверждение повторил, к сожалению, и Герц.

В настоящее время мы видим, что утверждение Гримма — одна из «легенд», создавшихся вокруг Беккариа. Ландри отыскал в его архиве подлинное письмо Лизи от 10 июня 1773 г. Посылая Беккариа свой перевод, Лизи пишет, что он следовал во всем порядку, установленному самим Беккариа, и высказывает уверенность, что Беккариа и после 1766 г. — времени последнего итальянского издания — посвящал себя интересам человечества и, может быть, у него есть дополнения к своему труду. В таком случае он просил бы переслать ему их для использования во втором издании перевода. Нет сведений, ответил ли вообще Беккариа своему новому переводчику. Одно несомненно — к этому переводу он не имел никакого отношения.

Большую, но, к сожалению, отрицательную роль в истории с «редакцией» Морелле сыграл и авторитет Канту. Канту не сомневался в том, что Беккариа одобрил порядок, принятый Морелле, которому он и последовал в своем издании книги Беккариа в 1862 г. Вместе с тем было известно, что Канту был знаком с рукописью Беккариа и мог, таким образом, «выправить» свой текст. Вполне понятно, что и Зарудный, и Беликов вправе были считать издание Канту «лучшим» итальянским изданием. Но они не могли знать, как это знаем мы в настоящее время, что Канту совершенно не научно отнесся к рукописи Беккариа. Канту не счел даже нужным поведать, что не сохранилось рукописного текста обращения «К тому, кто читает», добавлений к третьему изданию и некоторых других мест.

51

При отсутствии рукописного текста первоисточником в данном случае может служить только пятое или тождественное с ним шестое издание 1766 г.

Главное отличие текста Канту от текста пятого издания заключается в том, что в нем не хватает в шести параграфах нескольких предложений, в совокупности составляющих 24-25 строчек — одну страницу из 205 стра-ниц пятого издания. Но характерно то, что именно этих предложений не хватает и в переводе Морелле. В отношении двух из них совершенно ясно, что при изменении порядка изложения он должен был выкинуть их1. Следовательно, они были в рукописи, но Канту руководствовался не ею, а переводом Морелле. Что касается остальных четырех мест, то независимо от того, были они или нет в рукописи, они имеются в тексте пятого издания, которое выпускал сам Беккариа. Никакого права выкидывать эти места Канту не имел. Ведь если Беккариа, как он думал, «одобрил» порядок, принятый Морелле, то об изменении самого текста речи не было, тем более что в некоторых опущенных местах содержатся и политически, и теоретически весьма важные положения.

При таких условиях мнение о том, что издание Канту является лучшим итальянским изданием текста книги Беккариа, должно быть признано легендой, не выдерживающей научной критики.

Тем более нет оснований, ссылаясь на невыполненное обещание Беккариа, издавать его книгу в редакции Морелле. Как это ни странно, но до сих пор сторонники этой редакции не потрудились даже подвергнуть изучению порядок изложения автора и сравнить его с «порядком» Морелле. Тогда они легко бы убедились, что Морелле воистину «раскромсал» подлинного Беккариа на куски, как это совершенно правильно заметил в свое время Гримм. При редакции Морелле нельзя учесть и историческую последовательность «дополнений».

В главе X мы постараемся изложить тот план, которым руководствовался Беккариа, когда он писал свою книгу, и вместе с тем показать, насколько порядок, принятый Морелле, исказил подлинного Беккариа.

В § VII «Предшествующие размышления...»; в § XXVII «Ход моих мыслей отвлек меня, однако...».

52