НОВЫЙ ЭПОС?
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Некоторые современные критики утверждали, что балканские рассказы Леонтьева очень объективны и что автора в них «почти не видать» (В. Неклюдов, Аноним в газете «Голос», А. Александров). Но то же самое утверждает и более изощренный критик Серебряного века Б. А. Грифцов (1885—1950): на Балканах Леонтьев писал «эпически успокоенные, поверхностные греческие повести», это — эпос, а не лирика. Отчасти они правы; и мы знаем, что сам Леонтьев стремился быть объективным в изложении.
Критские или эпирские рассказы не загромождены деталями, хотя и пестрят «описаниями-букетами»; и в них нет подробного психологического анализа, нет глубины; они графичны, двухмерны. У каждого из героев — две-три черты характера, и автор показывает их в действии, не в созерцании, т. е. более объективно. Но объективноть эта была обманчивая...
Балканские рассказы могут показаться схематичными, упрощенными. Но надо понять намерения автора: он везде добивается стилистической строгости, четкости. Ему так хотелось выйти из ненавистных ему трущоб «натуральной школы» на светлый простор нового эпоса. Именно поэтому он сознательно упрощает повествование; упрощает он и психологию своих балканских героев — тех греков и турок, которыми он так восхищался на Крите, во Фракии и в Эпире. Его сказание «Дитя души» (1876) — эпическая поэма в прозе. Но сам он был героем лирическим, а не эпическим! Это хорошо понимал Грифцов: «Упорная верность болезненно-грустных чувств, — пишет он, — привела Леонтьева к позднему, но яркому расцвету»; он — тайный предшественник декадентов. Все эти черты не эпические. Но существенно, что Леонтьев хотел быть эпическим поэтом! Однако он им не был, как ни старался... Неверно, что автора «почти не видать» в балканских повестях. Мы видели, как он проецировал свои «болезненные» чувства в рассказе «Хамид и Маноли». Казалось бы, Яни, рассказчик и герой повести «Сфакиот», — и прост, и эпичен. Но есть странная изощренноть в его самолюбовании, в его леонтьевском упоении красками! Эгоцентричен и образованный грек-рассказчик Иоргаки в повести «Хризо». Так что оба они могут быть включены в леонтьевскую галерею нарциссов — героев лирических, а не эпических.
Можно находить прелесть в этом смешении элементов эпоса и лирики в балканских рассказах Леонтьева. Но многое в них художественно неубедительно. — Греки в его критских повестях — великие патриоты; они участвуют в восстаниях против турецкого владычества. Все же чувствуется, что их борьба, их идеалы автора не вдохновляют; и не потому только, что он сочувствует и грекам, и их врагам туркам! Существенно другое: героизм его восхищает, трогает, но он им не проникается и впадает в риторический тон; или же — дает стилизацию: легенда «Дитя души» написана псевдонародным сказом. С большим умением описывает он уличные драки, народные гулянья, свадебные пиры: т. е. красочные картины, этнографию, но не героические деяния, не эпос. Или же вносит свою же собственную «лирику» в душу эпически монолитных героев: и тем самым усложняет их и нарушает объективность изложения.
Некоторые современные критики утверждали, что балканские рассказы Леонтьева очень объективны и что автора в них «почти не видать» (В. Неклюдов, Аноним в газете «Голос», А. Александров). Но то же самое утверждает и более изощренный критик Серебряного века Б. А. Грифцов (1885—1950): на Балканах Леонтьев писал «эпически успокоенные, поверхностные греческие повести», это — эпос, а не лирика. Отчасти они правы; и мы знаем, что сам Леонтьев стремился быть объективным в изложении.
Критские или эпирские рассказы не загромождены деталями, хотя и пестрят «описаниями-букетами»; и в них нет подробного психологического анализа, нет глубины; они графичны, двухмерны. У каждого из героев — две-три черты характера, и автор показывает их в действии, не в созерцании, т. е. более объективно. Но объективноть эта была обманчивая...
Балканские рассказы могут показаться схематичными, упрощенными. Но надо понять намерения автора: он везде добивается стилистической строгости, четкости. Ему так хотелось выйти из ненавистных ему трущоб «натуральной школы» на светлый простор нового эпоса. Именно поэтому он сознательно упрощает повествование; упрощает он и психологию своих балканских героев — тех греков и турок, которыми он так восхищался на Крите, во Фракии и в Эпире. Его сказание «Дитя души» (1876) — эпическая поэма в прозе. Но сам он был героем лирическим, а не эпическим! Это хорошо понимал Грифцов: «Упорная верность болезненно-грустных чувств, — пишет он, — привела Леонтьева к позднему, но яркому расцвету»; он — тайный предшественник декадентов. Все эти черты не эпические. Но существенно, что Леонтьев хотел быть эпическим поэтом! Однако он им не был, как ни старался... Неверно, что автора «почти не видать» в балканских повестях. Мы видели, как он проецировал свои «болезненные» чувства в рассказе «Хамид и Маноли». Казалось бы, Яни, рассказчик и герой повести «Сфакиот», — и прост, и эпичен. Но есть странная изощренноть в его самолюбовании, в его леонтьевском упоении красками! Эгоцентричен и образованный грек-рассказчик Иоргаки в повести «Хризо». Так что оба они могут быть включены в леонтьевскую галерею нарциссов — героев лирических, а не эпических.
Можно находить прелесть в этом смешении элементов эпоса и лирики в балканских рассказах Леонтьева. Но многое в них художественно неубедительно. — Греки в его критских повестях — великие патриоты; они участвуют в восстаниях против турецкого владычества. Все же чувствуется, что их борьба, их идеалы автора не вдохновляют; и не потому только, что он сочувствует и грекам, и их врагам туркам! Существенно другое: героизм его восхищает, трогает, но он им не проникается и впадает в риторический тон; или же — дает стилизацию: легенда «Дитя души» написана псевдонародным сказом. С большим умением описывает он уличные драки, народные гулянья, свадебные пиры: т. е. красочные картины, этнографию, но не героические деяния, не эпос. Или же вносит свою же собственную «лирику» в душу эпически монолитных героев: и тем самым усложняет их и нарушает объективность изложения.