ОСКОРБЛЕНИЕ ДЕЙСТВИЕМ

Летом 1864 г. Леонтьев зашел в канцелярию французского консульства. Консул Дерше (Derche) оскорбительно отозвался о России. Леонтьев ударил его хлыстом по лицу. В нем «заговорила кровь» его вспыльчивого деда Карабанова, который был скор на расправу...

— Miserable! — крикнул ему француз.

— Et vous n'etes qu'un triste Europeen!.. — ответил Леонтьев.

Позднее он любил вспоминать об этом инциденте. Ему казалось, что в лице Дерше он оскорбил не только ненавистную ему Францию Наполеона III, но и всю буржуазно-обывательскую Западную Европу... Недаром ведь он назвал Дерше жалким европейцем, а не французом!

Лучше всего он описывает эту «историю» в романе «Египетский голубь» (1881), и именно оттуда я заимствую все подробности.

Французский консул не вызвал на дуэль русского драгомана, и начальство за него не вступилось. Леонтьева же отозвали в Константинополь и сделали ему выговор по службе. Однако это была только «формальность»...

В «Египетском голубе» Леонтьев описывает свою беседу с «начальником», которого по имени не называет. Но, несомненно, это был новый посол граф, Н. П. Игнатьев (1832—1908). Вот что сказал этот «начальник»:

«...Всякий русский может быть рад, что вы его съездили (чтоб он не смел грубить); но ведь нельзя открывать новую эру дипломатии побоев на основании вашего прецедента, который лично, положим, может все-таки нравиться. Держите русское знамя высоко; я буду, верьте, помогать вам; но старайтесь не прибегать уж слишком часто к таким voies de fait».

«Я был и обрадован и немного смущен этой речью молодого и молодцеватого нашего начальника: тут было столько и лестного, и ободрительного, и слегка насмешливого, и повелительного, и товарищеского».

Заметим, что тогда Игнатьеву было не больше тридцати двух лет и, следовательно, он был на год моложе Леонтьева: незадолго до этого ему удалось заключить чрезвычайно выгодное соглашение с Китаем; по этому договору к России отошли земли по Амуру и Уссури. Он уже имел тогда репутацию государственного деятеля большого масштаба.

Граф Игнатьев назначил Леонтьева вице-консулом в Адрианополь, с тем чтобы он через несколько дней после прибытия на место службы заменил уходящего в отпуск консула Золотарева (Богатырева в «Египетском голубе»). Итак, ему доверили вполне самостоятельную работу, и на посту более значительном, чем Крит. Его послали в «чреватую беспорядками» Фракию, в Адрианополь, в который дважды входили русские войска (в 1829 и 1878 гг.). Это было — повышение по службе.

Пребывание на Крите Леонтьев назвал медовым месяцем своей дипломатической службы. Адрианополь же был скорее трудным экзаменом, который Леонтьев блистательно выдержал. Граф Игнатьев одобрял его действия, а старый канцлер А. С. Горчаков с особенным интересом читал его реляции из Фракии.

Леонтьев, неплохой врач, превратился в отличного дипломата, но, как прежде, он более всего был занят самим собой — сложным развитием своей противоречивой личности.

Летом 1864 г. Леонтьев зашел в канцелярию французского консульства. Консул Дерше (Derche) оскорбительно отозвался о России. Леонтьев ударил его хлыстом по лицу. В нем «заговорила кровь» его вспыльчивого деда Карабанова, который был скор на расправу...

— Miserable! — крикнул ему француз.

— Et vous n'etes qu'un triste Europeen!.. — ответил Леонтьев.

Позднее он любил вспоминать об этом инциденте. Ему казалось, что в лице Дерше он оскорбил не только ненавистную ему Францию Наполеона III, но и всю буржуазно-обывательскую Западную Европу... Недаром ведь он назвал Дерше жалким европейцем, а не французом!

Лучше всего он описывает эту «историю» в романе «Египетский голубь» (1881), и именно оттуда я заимствую все подробности.

Французский консул не вызвал на дуэль русского драгомана, и начальство за него не вступилось. Леонтьева же отозвали в Константинополь и сделали ему выговор по службе. Однако это была только «формальность»...

В «Египетском голубе» Леонтьев описывает свою беседу с «начальником», которого по имени не называет. Но, несомненно, это был новый посол граф, Н. П. Игнатьев (1832—1908). Вот что сказал этот «начальник»:

«...Всякий русский может быть рад, что вы его съездили (чтоб он не смел грубить); но ведь нельзя открывать новую эру дипломатии побоев на основании вашего прецедента, который лично, положим, может все-таки нравиться. Держите русское знамя высоко; я буду, верьте, помогать вам; но старайтесь не прибегать уж слишком часто к таким voies de fait».

«Я был и обрадован и немного смущен этой речью молодого и молодцеватого нашего начальника: тут было столько и лестного, и ободрительного, и слегка насмешливого, и повелительного, и товарищеского».

Заметим, что тогда Игнатьеву было не больше тридцати двух лет и, следовательно, он был на год моложе Леонтьева: незадолго до этого ему удалось заключить чрезвычайно выгодное соглашение с Китаем; по этому договору к России отошли земли по Амуру и Уссури. Он уже имел тогда репутацию государственного деятеля большого масштаба.

Граф Игнатьев назначил Леонтьева вице-консулом в Адрианополь, с тем чтобы он через несколько дней после прибытия на место службы заменил уходящего в отпуск консула Золотарева (Богатырева в «Египетском голубе»). Итак, ему доверили вполне самостоятельную работу, и на посту более значительном, чем Крит. Его послали в «чреватую беспорядками» Фракию, в Адрианополь, в который дважды входили русские войска (в 1829 и 1878 гг.). Это было — повышение по службе.

Пребывание на Крите Леонтьев назвал медовым месяцем своей дипломатической службы. Адрианополь же был скорее трудным экзаменом, который Леонтьев блистательно выдержал. Граф Игнатьев одобрял его действия, а старый канцлер А. С. Горчаков с особенным интересом читал его реляции из Фракии.

Леонтьев, неплохой врач, превратился в отличного дипломата, но, как прежде, он более всего был занят самим собой — сложным развитием своей противоречивой личности.