ЭПИДЕМИЯ ПРОДАЖ

Увы, кризис 2008 года был больше похож на кризис сберегательных ассоциаций 1980-х, чем на азиатский кризис 1997-го. Основными активами ассоциаций, как и у нынешних проблемных фондов, были долгосрочные закладные на дома. Когда ФРС повысила процентные ставки, борясь с инфляцией, даже у тех фондов, где не было прямого воровства, возникли сложности: слишком неликвидными оказались активы по сравнению с обязательствами. В начале XXI века светлые финансовые головы, казалось, нашли решение этой проблемы: хедж-фонды составляли пакеты закладных, комбинируя займы разной степени рискованности и обеспеченности. Присутствие более надежных обязательств должно было снизить риск, вызванный наличием более рискованных. Новые ценные бумаги, которые можно было и дальше комбинировать, еще сильнее распределяя риск, казались совершенно надежными. Недаром агентства Moody's и Standard & Poor's присваивали им высшие рейтинги. В итоге риск распределился по рынку так, что стало совсем непонятно, кто рискует и чем.

Неудивительно, что после того, как кризис начался, никто не знал, что защищено от кризиса, а что нет. И это было главным источником тревоги. С самого начала было очевидно, что страдали не только те фонды, которые держали в активах закладные «второго сорта» (subprime mortgages), и банки, которые их финансировали. Проблемы появились у всех фондов, которые опирались в своих операциях на значительное плечо (leverage), то есть инвестировали заемные средства. Причина в том, что, когда у какого-то фонда возникают трудности с упавшими в цене рискованными активами, ему приходится срочно продавать надежные ценные бумаги, чтобы расплатиться по тем долгам, которые возникают из-за падения активов в цене. Продажа даже совершенно надежных ценных бумаг вызывает снижение их котировок. Из-за этого возникают проблемы у другого фонда, который и не думал вкладываться в мусорные бумаги: он тоже работал с плечом, и ему тоже срочно нужны свободные деньги.

Еще в начале августа 2008 года — а рецессия, как потом выяснилось, длилась уже девять месяцев — взгляд ФРС, американского Центрального банка, был совершенно безмятежным. Резкий поворот произошел в середине месяца: ФРС не только снизила учетную ставку, но и предупредила о возможных значительных негативных последствиях. Может быть, научная статья, написанная принстонским профессором Беном Бернанке четверть века назад, была важным фактором при выборе курса. В статье 1983 года нынешний председатель ФРС, в отличие от своего предшественника Гринспена, действительно крупный ученый подчеркивал, что основным аргументом в поддержку вмешательства с целью спасения финансовой системы является то, что финансовые посредники не просто источник ликвидности для фирм, а держатели драгоценной информации. Помните разговор о роли финансовых рынков? С крахом системы информация будет утеряна. Бернанке своих взглядов не изменил. ФРС продолжала активно «спасать» банки на всем протяжении финансового кризиса, хотя дополнительная ликвидность, предоставляемая через окно дисконтирования, — это помощь в равной степени и хорошим, и плохим финансовым институтам.

Увы, кризис 2008 года был больше похож на кризис сберегательных ассоциаций 1980-х, чем на азиатский кризис 1997-го. Основными активами ассоциаций, как и у нынешних проблемных фондов, были долгосрочные закладные на дома. Когда ФРС повысила процентные ставки, борясь с инфляцией, даже у тех фондов, где не было прямого воровства, возникли сложности: слишком неликвидными оказались активы по сравнению с обязательствами. В начале XXI века светлые финансовые головы, казалось, нашли решение этой проблемы: хедж-фонды составляли пакеты закладных, комбинируя займы разной степени рискованности и обеспеченности. Присутствие более надежных обязательств должно было снизить риск, вызванный наличием более рискованных. Новые ценные бумаги, которые можно было и дальше комбинировать, еще сильнее распределяя риск, казались совершенно надежными. Недаром агентства Moody's и Standard & Poor's присваивали им высшие рейтинги. В итоге риск распределился по рынку так, что стало совсем непонятно, кто рискует и чем.

Неудивительно, что после того, как кризис начался, никто не знал, что защищено от кризиса, а что нет. И это было главным источником тревоги. С самого начала было очевидно, что страдали не только те фонды, которые держали в активах закладные «второго сорта» (subprime mortgages), и банки, которые их финансировали. Проблемы появились у всех фондов, которые опирались в своих операциях на значительное плечо (leverage), то есть инвестировали заемные средства. Причина в том, что, когда у какого-то фонда возникают трудности с упавшими в цене рискованными активами, ему приходится срочно продавать надежные ценные бумаги, чтобы расплатиться по тем долгам, которые возникают из-за падения активов в цене. Продажа даже совершенно надежных ценных бумаг вызывает снижение их котировок. Из-за этого возникают проблемы у другого фонда, который и не думал вкладываться в мусорные бумаги: он тоже работал с плечом, и ему тоже срочно нужны свободные деньги.

Еще в начале августа 2008 года — а рецессия, как потом выяснилось, длилась уже девять месяцев — взгляд ФРС, американского Центрального банка, был совершенно безмятежным. Резкий поворот произошел в середине месяца: ФРС не только снизила учетную ставку, но и предупредила о возможных значительных негативных последствиях. Может быть, научная статья, написанная принстонским профессором Беном Бернанке четверть века назад, была важным фактором при выборе курса. В статье 1983 года нынешний председатель ФРС, в отличие от своего предшественника Гринспена, действительно крупный ученый подчеркивал, что основным аргументом в поддержку вмешательства с целью спасения финансовой системы является то, что финансовые посредники не просто источник ликвидности для фирм, а держатели драгоценной информации. Помните разговор о роли финансовых рынков? С крахом системы информация будет утеряна. Бернанке своих взглядов не изменил. ФРС продолжала активно «спасать» банки на всем протяжении финансового кризиса, хотя дополнительная ликвидность, предоставляемая через окно дисконтирования, — это помощь в равной степени и хорошим, и плохим финансовым институтам.