ВЕРНЕМСЯ К НАШИМ БАРОНАМ

Сто лет назад все начиналось с радужно-оптимистического подхода к регулированию. Первая такая теория, получившая распространение в 1930-х годах, в экономической науке ассоциируется с именем Пигу — именно он обосновал использование корректирующих налогов. Помните борьбу с пробками, курением и жирной пищей? Теория регулирования Пигу говорит о том, что не стоит полагаться на эффективность рынка самого по себе, без вмешательства правительства. Иногда есть опасность монополизации рынка — в этом случае нужна антимонопольная политика. В других случаях вредит избыточная конкуренция, не позволяющая рынку развиваться. В этом случае нужны ограничения. Например, выдача лицензий.

Проще всего видеть результаты этого подхода на примере рынка услуг мобильной связи. Если бы не антимонопольное регулирование, трем основным конкурентам — МТС, «Мегафону» и «Билайну» — было бы выгодно объединиться или хотя бы координировать свои рыночные стратегии. Тогда они получали бы большую прибыль, а мы все платили бы больше за мобильную связь.

С другой стороны, если бы фирмам можно было входить на рынок мобильной связи свободно, не получая лицензий, то, возможно, на этот рынок никто бы не вошел. Обеспечение сетевой связи требует значительных инвестиций — нужно построить вышки, закупить необходимое оборудование и организовать систему взимания платы за звонки. Предпринимателю, который решает вопрос о том, стоит ли вкладывать деньги в этот бизнес, хотелось бы иметь какие-то гарантии относительно будущих прибылей. Ограниченное число выдаваемых лицензий — как раз такая гарантия. Чем меньше выдано лицензий — тем слабее конкуренция, тем больше приходится платить потребителям и тем больше прибыль фирм.

Другой взгляд на регулирование, при котором оно оказывалось не столь уж полезным явлением и было вызвано вовсе не заботой об общественном благе, был развит в 1960–1970-х годах Джорджем Стиглером, в будущем первым нобелевским лауреатом, сделавшим научную карьеру в бизнес-школе25. По Стиглеру, регулирование отрасли выгодно прежде всего тем, кто в этой отрасли работает. Тем, кто уже вошел на рынок, выгодно, чтобы входные барьеры были высокими. Неудивительно, что регулирование так часто на практике оборачивается монополией. Именно в случае монополии выгода тех, кто уже находится на рынке, максимальна, а потребители получают меньше, чем в случае конкуренции двух и, тем более, множества фирм. И платят за это «меньше» более высокую цену.

Конечно, не каждый регулируемый рынок становится монополией. Однако иногда формально конкуренция есть, но участникам рынка удается так ловко координировать свои действия, что выгоду они получают не хуже монополии. Когда ассоциация провайдеров связи предлагает выделить на страну ровно три — по числу крупнейших претендентов — лицензии на осуществление мобильной связи третьего поколения, это точная иллюстрация идей Стиглера.

Лоббистская деятельность компаний, уже находящихся на рынке, может быть и не так заметна, как в случае с ЗG-лицензиями. Под термином «естественная монополия», знакомым каждому экономисту с первого курса, нередко скрывается нечто весьма неестественное — плод политических усилий. Если бы монополия образовывалась сама собой, то зачем нужны были бы законодательные акты, устанавливающие, что эта компания — единственный возможный поставщик электроэнергии, а та — обладает эксклюзивным правом проводить газ в дома? Если бы монополия была «естественной», другим участникам на этот рынок входить было бы невыгодно. Зачем же защищать этот рынок от свободного входа законодательно?

На первый взгляд это может показаться абсурдным — параллельные линии электропередач или водопроводные трубы, идущие в одни и те же дома, но принадлежащие конкурирующим фирмам. Однако в 1980-х годах появились публикации, показывающие, что если в американском городе конкурируют сразу несколько компаний, поставляющих электроэнергию, то и цены на электричество в этих городах ниже, и качество услуг — выше. Дерегулирование рынка электроэнергии в Калифорнии, предпринятое в самом конце прошлого века, основывалось именно на этих работах. А также на воспоминаниях о том, как сто лет назад железнодорожные компании прокладывали параллельные ветки из одного города в другой и ценовую конкуренцию на соседних вокзалах можно было наблюдать в режиме реального времени. И снова — параллельные ветки только кажутся абсурдом. Но, как всегда, конкуренция снижает цены и повышает качество услуг.

Третий подход к природе регулирования не просто учел опыт, про который писал Стиглер, — регулирование может быть выгодно тем фирмам, которые уже вошли на рынок. Андрей Шлейфер из Гарварда и Роберт Вишни из бизнес-школы Чикагского университета предложили пойти дальше. Регулирование прежде всего выгодно тем, кто занимается регулированием. Лицензирование вводится там, где есть возможность собрать серьезные деньги за лицензии. Требования к качеству товара устанавливаются там, где фирмы готовы много платить за то, чтобы их продукт признали соответствующим этим требованиям.

Так, в Средние века немецкие бароны перегораживали Рейн, отбирая у проплывающих мимо торговцев значительную часть товара. Когда баронов стало слишком много, торговля вдоль реки практически прекратилась: каждый барон не обращал внимания на то, что когда он устанавливает плату за проезд, то снижает желание купцов проплывать не только через его заграждение — это-то он, максимизируя пошлину, учитывает, — но и через владения других баронов, а значит, и в целом по реке. И в итоге прибыль теряют все не в меру алчные «регуляторы». В наше время санэпидемстанция и пожарная охрана — те же бароны. Их совместная деятельность приводит к тому, что желающих «плыть по реке» — открывать новый бизнес — мало, а значит, конкуренция слаба и цены высоки.

Сто лет назад все начиналось с радужно-оптимистического подхода к регулированию. Первая такая теория, получившая распространение в 1930-х годах, в экономической науке ассоциируется с именем Пигу — именно он обосновал использование корректирующих налогов. Помните борьбу с пробками, курением и жирной пищей? Теория регулирования Пигу говорит о том, что не стоит полагаться на эффективность рынка самого по себе, без вмешательства правительства. Иногда есть опасность монополизации рынка — в этом случае нужна антимонопольная политика. В других случаях вредит избыточная конкуренция, не позволяющая рынку развиваться. В этом случае нужны ограничения. Например, выдача лицензий.

Проще всего видеть результаты этого подхода на примере рынка услуг мобильной связи. Если бы не антимонопольное регулирование, трем основным конкурентам — МТС, «Мегафону» и «Билайну» — было бы выгодно объединиться или хотя бы координировать свои рыночные стратегии. Тогда они получали бы большую прибыль, а мы все платили бы больше за мобильную связь.

С другой стороны, если бы фирмам можно было входить на рынок мобильной связи свободно, не получая лицензий, то, возможно, на этот рынок никто бы не вошел. Обеспечение сетевой связи требует значительных инвестиций — нужно построить вышки, закупить необходимое оборудование и организовать систему взимания платы за звонки. Предпринимателю, который решает вопрос о том, стоит ли вкладывать деньги в этот бизнес, хотелось бы иметь какие-то гарантии относительно будущих прибылей. Ограниченное число выдаваемых лицензий — как раз такая гарантия. Чем меньше выдано лицензий — тем слабее конкуренция, тем больше приходится платить потребителям и тем больше прибыль фирм.

Другой взгляд на регулирование, при котором оно оказывалось не столь уж полезным явлением и было вызвано вовсе не заботой об общественном благе, был развит в 1960–1970-х годах Джорджем Стиглером, в будущем первым нобелевским лауреатом, сделавшим научную карьеру в бизнес-школе25. По Стиглеру, регулирование отрасли выгодно прежде всего тем, кто в этой отрасли работает. Тем, кто уже вошел на рынок, выгодно, чтобы входные барьеры были высокими. Неудивительно, что регулирование так часто на практике оборачивается монополией. Именно в случае монополии выгода тех, кто уже находится на рынке, максимальна, а потребители получают меньше, чем в случае конкуренции двух и, тем более, множества фирм. И платят за это «меньше» более высокую цену.

Конечно, не каждый регулируемый рынок становится монополией. Однако иногда формально конкуренция есть, но участникам рынка удается так ловко координировать свои действия, что выгоду они получают не хуже монополии. Когда ассоциация провайдеров связи предлагает выделить на страну ровно три — по числу крупнейших претендентов — лицензии на осуществление мобильной связи третьего поколения, это точная иллюстрация идей Стиглера.

Лоббистская деятельность компаний, уже находящихся на рынке, может быть и не так заметна, как в случае с ЗG-лицензиями. Под термином «естественная монополия», знакомым каждому экономисту с первого курса, нередко скрывается нечто весьма неестественное — плод политических усилий. Если бы монополия образовывалась сама собой, то зачем нужны были бы законодательные акты, устанавливающие, что эта компания — единственный возможный поставщик электроэнергии, а та — обладает эксклюзивным правом проводить газ в дома? Если бы монополия была «естественной», другим участникам на этот рынок входить было бы невыгодно. Зачем же защищать этот рынок от свободного входа законодательно?

На первый взгляд это может показаться абсурдным — параллельные линии электропередач или водопроводные трубы, идущие в одни и те же дома, но принадлежащие конкурирующим фирмам. Однако в 1980-х годах появились публикации, показывающие, что если в американском городе конкурируют сразу несколько компаний, поставляющих электроэнергию, то и цены на электричество в этих городах ниже, и качество услуг — выше. Дерегулирование рынка электроэнергии в Калифорнии, предпринятое в самом конце прошлого века, основывалось именно на этих работах. А также на воспоминаниях о том, как сто лет назад железнодорожные компании прокладывали параллельные ветки из одного города в другой и ценовую конкуренцию на соседних вокзалах можно было наблюдать в режиме реального времени. И снова — параллельные ветки только кажутся абсурдом. Но, как всегда, конкуренция снижает цены и повышает качество услуг.

Третий подход к природе регулирования не просто учел опыт, про который писал Стиглер, — регулирование может быть выгодно тем фирмам, которые уже вошли на рынок. Андрей Шлейфер из Гарварда и Роберт Вишни из бизнес-школы Чикагского университета предложили пойти дальше. Регулирование прежде всего выгодно тем, кто занимается регулированием. Лицензирование вводится там, где есть возможность собрать серьезные деньги за лицензии. Требования к качеству товара устанавливаются там, где фирмы готовы много платить за то, чтобы их продукт признали соответствующим этим требованиям.

Так, в Средние века немецкие бароны перегораживали Рейн, отбирая у проплывающих мимо торговцев значительную часть товара. Когда баронов стало слишком много, торговля вдоль реки практически прекратилась: каждый барон не обращал внимания на то, что когда он устанавливает плату за проезд, то снижает желание купцов проплывать не только через его заграждение — это-то он, максимизируя пошлину, учитывает, — но и через владения других баронов, а значит, и в целом по реке. И в итоге прибыль теряют все не в меру алчные «регуляторы». В наше время санэпидемстанция и пожарная охрана — те же бароны. Их совместная деятельность приводит к тому, что желающих «плыть по реке» — открывать новый бизнес — мало, а значит, конкуренция слаба и цены высоки.