1.Методология социологического познания М. Вебера

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 

Конец XIX века — период становления теоретических воззрений М. Вебера, связанных с принципами познания социальной (социально-исторической) действительности. В этот же период, как уже отмечалось, возникло направление в философии, которое отстаивало положение о том, что науки о культуре (духе) должны иметь свой собственный методологический фундамент, отличный от познавательных принципов наук о природе (естественных наук). Одним из идеологов учения наук о культуре явился В. Дильтей (1833—1911)—автор концепции «понимающей психологии». Смысл его рассуждений сводился к тому, что непосредственное знание, интуиция принимается в качестве метода гуманитарных наук, а опосредованное знание, рассудочное, понятийное, логическое (дискурсивное) — в качестве метода наук естественных.

Психологическое обоснование гуманитарных наук имеет в себе достаточно уязвимый пункт — знание, полученное непосредственно, с помощью интуиции, путем вживания, вчувствования в мир чужой души, не обладает той общезначимостью, которая является необходимой гарантией достоверности знания. Отсюда возникает вопрос о том, как обеспечить наукам о культуре такую же строгость и общезначимость, какой обладают естественные науки? Этот вопрос волновал Дильтея всю жизнь, являлся он центральным и в теории познания М. Вебера. Он был согласен с Дильтеем в том, что, анализируя человеческую деятельность, нельзя исходить из тех же методологических принци пов, что и естественные науки, то есть он разделял общую антинатуралистическую тенденцию учения «наук о духе».

Как и Дильтей, Вебер считал, что абстрагироваться от того, что человек есть существо сознательное, не может ни историк, ни социолог, ни экономист. Но, в отличие от Дильтея, руководствоваться при изучении социальной жизни методом непосредственного вживания, интуиции Вебер решительно отказывался. Ибо было ясно, что результат подобного способа изучения не обладает общезначимостью, он слишком субъективен. <

По Веберу, вместо того, чтобы исследовать мир переживаний историка, необходимо изучать логику 'образования тех понятий, кого рыми при этом оперирует историк. Ибо только выражение в форме общезначимых понятий того, что «постигнуто интуитивно», превращает субъективный мир представлений историка в объективный мир исторической науки.2

Логически возникает вопрос: если основу науки составляют понятия, с помощью которых обобщается многообразие эмпирического мира, то каков принцип образования, а главное критерий истинности культурно-исторических понятий? Тем более, что в отличие от естественных наук, которые имеют целью установление общего закона, культурно-исторические ставят целью познание частного, индивидуального. То есть еще раз ставим вопрос, каким образом возможно логическое, общезначимое познание индивидуального, где критерий выделения главного — в индивидуальном?

Таким критерием, по Веберу, является «отнесение к ценности». Благодаря «отнесению к ценности» удерживаются именно те моменты из необозримого многообразия эмпирических данных, которые имеют значение с точки зрения определенной ценности. Ценности могут быть теоретическими — истина, политическими — справедливость, нравственными — добро, эстетическими — красота и т. д. Эти ценности имеют значимость для всех изучающих субъектов, то есть они надсубъективны, имеют абсолютные значения в рамках определенной исторической эпохи. Итак, по Веберу, «отнесение к ценности» является тем актом, который конституирует общезначимое суждение.

Причем Вебер разграничивает «отнесение к ценности» от простой оценки, которая не выводит наше индивидуальное впечатление за пределы субъективности. Как он отмечал, науки о культуре, обществе и истории должны быть свободны от оценочных суждений, как и науки естественные.

По Веберу, ученый, как индивид, имеет полное право на политическую и нравственную позицию, свой эстетический вкус, но он не может относиться положительно или отрицательно к изучаемому им явлению или историческому лицу. Его индивидуальное отношение должно оставаться за пределами его исследования — это долг исследователя перед истиной. Нельзя не отметить, что тема долга ученого, проблема истинности, свободной от субъективизма, партийных пристрастий, всегда была очень актуальной для Вебера. Будучи сам страстным политиком, он в то же время стремился к тому, чтобы в своих работах выступать беспристрастным исследователем, которым руководит только любовь к истине. В своей статье «Наука как призвание и профессия» он резко осуждает тех преподавателей, которые превращают кафедру в политическую трибуну, стремясь обратить студентов в свою веру. Преподаватель не должен, говорил он, заниматься политикой в аудитории.

Веберовское требование свободы от оценки в научном исследовании коренится в его мировоззренческой позиции, согласно которой ценности научные (истина) и ценности практические (государство) это две разные области, смешение которых ведет к подмене теоретических аргументов политической пропагандой.3

Анализируя ценности, на которые ориентируется ученый в своих суждениях, Вебер рассматривал их не как вечные, абсолютные надисторические, а как свойственное эпохе направление интереса, которое не имеет силы за ее пределами. Вообще, выражение «отнесение к ценности», по Веберу, подразумевает всего лишь философское истолкование того специфического"; научного «интереса», который руководит выбором и обработкой объекта эмпирического исследования.

В этой связи необходимо сделать некоторые пояснения. Принцип «отнесения к ценности» есть результат применения в социологии методологических постулатов В. Виндельбанда и Г. Рик-керта, которые использовались ими в обосновании специфики «наук о культуре», куда они не относили социологию, предпочитая, как и В. Дильтей, рассматривать ее «по ведомству» «наук о природе». Вебер же в отличие от них не только использовал его (то есть принцип «отнесения к ценности») в качестве предпосылки обоснования истинности социологического знания, но и дал ему иное толкование, которое выводило его за границы неокантианского трансцендентализма. Именно на этом пути, как верно показывает Ю. Давыдов, немецкий социолог вступил в противоречие с собственным стремлением обосновать с помощью принципа «отнесения к ценности» объективность (разр. авторов) социлогической науки и ее способа теоретического конструирования своего предмета.4

Ставя перед собой трудный для трансценденталистской науки о культуре вопрос о том, чем же определяется фиксируемое в культуре применение ценностных предпочтений Вебер отвечал: интересом эпохи, то есть практически вставал на позицию социально-исторической детерминации знания. Отсюда он покидал трансценденталистскую позицию Виндельбанда и Риккерта и вставал на позицию историцистскую и тем -самым попадал в «заколдованный круг» релятивизма в понимании истинности знания.5

Отсюда получалось, что, воспользовавшись методологией Вин дельбанда и Риккерта для .обоснования новым способом принципа научности (истинности) знания, этот новый способ сам не выдерживал «экзамен» на объективность. Поскольку ценности, которые постулировались основоположниками неокантианства «баденской школы» как нечто независимое от исторических превратностей, как раз и навсегда данное в качестве путеводительной звезды для «сверки» курса познавательного процесса, и как бы отделяли истину от заблуждения — теперь ввергались в изменчивый поток истории и ее самосознания. Таким образом, в процесс обоснования истинности социологического знания проникал элемент субъективизма, хотя и не индивидуального, а «исторически эпохального», что, естественно, подрывало притязание социологического знания не только на объективность, но и общезначимость, к которой стремился Вебер.

Каким образом Вебер конкретно применяет метод образования исторических понятий в своей реальной исследовательской практике? Средством обобщения многообразия эмпирической действительности выступает у Вебера понятие «идеальный тип». Идеальный тип, по Веберу, не просто извлекается из эмпирической реальности, а конструируется как теоретическая схема, а только потом соотносится с эмпирической реальностью. По его мнению, такие понятия, как «экономический обмен», «капитализм», «христианство», «ремесло» и т. д. — суть лишь идеально-типические конструкции, употребляемые в качестве средств для изображения исторических образований. Эти умственные конструкции, как считает он, нельзя отождествлять с самой историко-кудьтурной реальностью. Они («идеальные типы») "несут в себе характер некоторой утопии, полученной путем мыслительного усилия, выделения определенных элементов действительности.

Вместе с тем понятие «идеальный тип» не получило у Вебера однозначного толкования по ряду причин. Одна из них — употребление его в истории и социологии, отличающихся по принципам познания. «Индивидуализирующая» (история) и «генерализирующая» (социология) — это тенденции познания, которые у него часто переплетены, как переплетены и неразрывны история и социология.

Как сам Вебер определяет роль идеального типа в социологии и истории? Социология, считает он, создает понятие типов и ищет общие правила в противоположность истории, которая стремится к каузальному анализу индивидуальных, важных в культурном отношении действий, образований, личностей. Здесь идеальный тип служит средством раскрытия генетической связи исторических явлений, и он называет их «генетическим идеальным типом» (пример: «средневековый город», «кальвинизм», «культура капитализма»).

Что же представляет собой социологический идеальный тип? Если история, согласно Веберу, стремится к -каузальному анализу индивидуальных явлений, локализованных во времени и пространстве, то задача социологии — устанавливать общее правило событий безотносительно к пространственно-временному определению этих событий. В этом смысле идеальные типы, с помощью которых работает социолог, должны быть общими и, в отличие от генетических типов, называются чистыми идеальными типами. Так, например, социолог конструирует идеальные модели господства — харизматическое, рациональное, патриархальное, которые имеют силу во все исторические эпохи и в любой точке земного шара. Таким образом, эти типы («генетический» и «чистый») отличаются степенью общности. Первый локализован в пространстве и во времени, а второй не локализован; первый служит средством выявления связи, которая один раз имела место, а второй — средством выявления связи, которая имеет место всегда.

Конец XIX века — период становления теоретических воззрений М. Вебера, связанных с принципами познания социальной (социально-исторической) действительности. В этот же период, как уже отмечалось, возникло направление в философии, которое отстаивало положение о том, что науки о культуре (духе) должны иметь свой собственный методологический фундамент, отличный от познавательных принципов наук о природе (естественных наук). Одним из идеологов учения наук о культуре явился В. Дильтей (1833—1911)—автор концепции «понимающей психологии». Смысл его рассуждений сводился к тому, что непосредственное знание, интуиция принимается в качестве метода гуманитарных наук, а опосредованное знание, рассудочное, понятийное, логическое (дискурсивное) — в качестве метода наук естественных.

Психологическое обоснование гуманитарных наук имеет в себе достаточно уязвимый пункт — знание, полученное непосредственно, с помощью интуиции, путем вживания, вчувствования в мир чужой души, не обладает той общезначимостью, которая является необходимой гарантией достоверности знания. Отсюда возникает вопрос о том, как обеспечить наукам о культуре такую же строгость и общезначимость, какой обладают естественные науки? Этот вопрос волновал Дильтея всю жизнь, являлся он центральным и в теории познания М. Вебера. Он был согласен с Дильтеем в том, что, анализируя человеческую деятельность, нельзя исходить из тех же методологических принци пов, что и естественные науки, то есть он разделял общую антинатуралистическую тенденцию учения «наук о духе».

Как и Дильтей, Вебер считал, что абстрагироваться от того, что человек есть существо сознательное, не может ни историк, ни социолог, ни экономист. Но, в отличие от Дильтея, руководствоваться при изучении социальной жизни методом непосредственного вживания, интуиции Вебер решительно отказывался. Ибо было ясно, что результат подобного способа изучения не обладает общезначимостью, он слишком субъективен. <

По Веберу, вместо того, чтобы исследовать мир переживаний историка, необходимо изучать логику 'образования тех понятий, кого рыми при этом оперирует историк. Ибо только выражение в форме общезначимых понятий того, что «постигнуто интуитивно», превращает субъективный мир представлений историка в объективный мир исторической науки.2

Логически возникает вопрос: если основу науки составляют понятия, с помощью которых обобщается многообразие эмпирического мира, то каков принцип образования, а главное критерий истинности культурно-исторических понятий? Тем более, что в отличие от естественных наук, которые имеют целью установление общего закона, культурно-исторические ставят целью познание частного, индивидуального. То есть еще раз ставим вопрос, каким образом возможно логическое, общезначимое познание индивидуального, где критерий выделения главного — в индивидуальном?

Таким критерием, по Веберу, является «отнесение к ценности». Благодаря «отнесению к ценности» удерживаются именно те моменты из необозримого многообразия эмпирических данных, которые имеют значение с точки зрения определенной ценности. Ценности могут быть теоретическими — истина, политическими — справедливость, нравственными — добро, эстетическими — красота и т. д. Эти ценности имеют значимость для всех изучающих субъектов, то есть они надсубъективны, имеют абсолютные значения в рамках определенной исторической эпохи. Итак, по Веберу, «отнесение к ценности» является тем актом, который конституирует общезначимое суждение.

Причем Вебер разграничивает «отнесение к ценности» от простой оценки, которая не выводит наше индивидуальное впечатление за пределы субъективности. Как он отмечал, науки о культуре, обществе и истории должны быть свободны от оценочных суждений, как и науки естественные.

По Веберу, ученый, как индивид, имеет полное право на политическую и нравственную позицию, свой эстетический вкус, но он не может относиться положительно или отрицательно к изучаемому им явлению или историческому лицу. Его индивидуальное отношение должно оставаться за пределами его исследования — это долг исследователя перед истиной. Нельзя не отметить, что тема долга ученого, проблема истинности, свободной от субъективизма, партийных пристрастий, всегда была очень актуальной для Вебера. Будучи сам страстным политиком, он в то же время стремился к тому, чтобы в своих работах выступать беспристрастным исследователем, которым руководит только любовь к истине. В своей статье «Наука как призвание и профессия» он резко осуждает тех преподавателей, которые превращают кафедру в политическую трибуну, стремясь обратить студентов в свою веру. Преподаватель не должен, говорил он, заниматься политикой в аудитории.

Веберовское требование свободы от оценки в научном исследовании коренится в его мировоззренческой позиции, согласно которой ценности научные (истина) и ценности практические (государство) это две разные области, смешение которых ведет к подмене теоретических аргументов политической пропагандой.3

Анализируя ценности, на которые ориентируется ученый в своих суждениях, Вебер рассматривал их не как вечные, абсолютные надисторические, а как свойственное эпохе направление интереса, которое не имеет силы за ее пределами. Вообще, выражение «отнесение к ценности», по Веберу, подразумевает всего лишь философское истолкование того специфического"; научного «интереса», который руководит выбором и обработкой объекта эмпирического исследования.

В этой связи необходимо сделать некоторые пояснения. Принцип «отнесения к ценности» есть результат применения в социологии методологических постулатов В. Виндельбанда и Г. Рик-керта, которые использовались ими в обосновании специфики «наук о культуре», куда они не относили социологию, предпочитая, как и В. Дильтей, рассматривать ее «по ведомству» «наук о природе». Вебер же в отличие от них не только использовал его (то есть принцип «отнесения к ценности») в качестве предпосылки обоснования истинности социологического знания, но и дал ему иное толкование, которое выводило его за границы неокантианского трансцендентализма. Именно на этом пути, как верно показывает Ю. Давыдов, немецкий социолог вступил в противоречие с собственным стремлением обосновать с помощью принципа «отнесения к ценности» объективность (разр. авторов) социлогической науки и ее способа теоретического конструирования своего предмета.4

Ставя перед собой трудный для трансценденталистской науки о культуре вопрос о том, чем же определяется фиксируемое в культуре применение ценностных предпочтений Вебер отвечал: интересом эпохи, то есть практически вставал на позицию социально-исторической детерминации знания. Отсюда он покидал трансценденталистскую позицию Виндельбанда и Риккерта и вставал на позицию историцистскую и тем -самым попадал в «заколдованный круг» релятивизма в понимании истинности знания.5

Отсюда получалось, что, воспользовавшись методологией Вин дельбанда и Риккерта для .обоснования новым способом принципа научности (истинности) знания, этот новый способ сам не выдерживал «экзамен» на объективность. Поскольку ценности, которые постулировались основоположниками неокантианства «баденской школы» как нечто независимое от исторических превратностей, как раз и навсегда данное в качестве путеводительной звезды для «сверки» курса познавательного процесса, и как бы отделяли истину от заблуждения — теперь ввергались в изменчивый поток истории и ее самосознания. Таким образом, в процесс обоснования истинности социологического знания проникал элемент субъективизма, хотя и не индивидуального, а «исторически эпохального», что, естественно, подрывало притязание социологического знания не только на объективность, но и общезначимость, к которой стремился Вебер.

Каким образом Вебер конкретно применяет метод образования исторических понятий в своей реальной исследовательской практике? Средством обобщения многообразия эмпирической действительности выступает у Вебера понятие «идеальный тип». Идеальный тип, по Веберу, не просто извлекается из эмпирической реальности, а конструируется как теоретическая схема, а только потом соотносится с эмпирической реальностью. По его мнению, такие понятия, как «экономический обмен», «капитализм», «христианство», «ремесло» и т. д. — суть лишь идеально-типические конструкции, употребляемые в качестве средств для изображения исторических образований. Эти умственные конструкции, как считает он, нельзя отождествлять с самой историко-кудьтурной реальностью. Они («идеальные типы») "несут в себе характер некоторой утопии, полученной путем мыслительного усилия, выделения определенных элементов действительности.

Вместе с тем понятие «идеальный тип» не получило у Вебера однозначного толкования по ряду причин. Одна из них — употребление его в истории и социологии, отличающихся по принципам познания. «Индивидуализирующая» (история) и «генерализирующая» (социология) — это тенденции познания, которые у него часто переплетены, как переплетены и неразрывны история и социология.

Как сам Вебер определяет роль идеального типа в социологии и истории? Социология, считает он, создает понятие типов и ищет общие правила в противоположность истории, которая стремится к каузальному анализу индивидуальных, важных в культурном отношении действий, образований, личностей. Здесь идеальный тип служит средством раскрытия генетической связи исторических явлений, и он называет их «генетическим идеальным типом» (пример: «средневековый город», «кальвинизм», «культура капитализма»).

Что же представляет собой социологический идеальный тип? Если история, согласно Веберу, стремится к -каузальному анализу индивидуальных явлений, локализованных во времени и пространстве, то задача социологии — устанавливать общее правило событий безотносительно к пространственно-временному определению этих событий. В этом смысле идеальные типы, с помощью которых работает социолог, должны быть общими и, в отличие от генетических типов, называются чистыми идеальными типами. Так, например, социолог конструирует идеальные модели господства — харизматическое, рациональное, патриархальное, которые имеют силу во все исторические эпохи и в любой точке земного шара. Таким образом, эти типы («генетический» и «чистый») отличаются степенью общности. Первый локализован в пространстве и во времени, а второй не локализован; первый служит средством выявления связи, которая один раз имела место, а второй — средством выявления связи, которая имеет место всегда.