Салоны и литературное поле

О социальных функциях салонов в литературной жизни, в особенности в процессе узаконения психологического романа, говорят многочисленные свидетельства, появившиеся после 1880 г. В качестве примера можно привести слова Камиля Моклера из статьи «Журнальное обозрение» (1899): «После того, как представители психологического романа добились официального признания своих увлечений, светские дамы потребовали постоянного присутствия этих господ в своих гостиных, поддерживая их материально и обучая хорошим манерам» (Цит. по: Е Carassus. Le snobisme et les lettres françaises de Paul Bourget à Marcel Proust, 1884-1914. Paris: A.Colin, 1966. P.103).

Изучение социального статуса этих «светских дам», для которых романисты-психологи были привилегированными гостями, свидетельствует о том, что самые влиятельные среди них были связаны с финансовой буржуазией, особенно обогатившейся в период Июльской монархии и Второй Империи; так, тайная советчица Анатоля Франса мадам Арман де Кайаве, урожденная Липман, в 1868 г. в Тюильрийской часовне в присутствии императора и императрицы вышла замуж за гражданского инженера Альбера Армана (только спустя несколько лет после этого ему удастся присоединить' к своему фамильному имени название принадлежащего ему в Жиронде замка). Сама мадам Арман происходит из богатой семьи еврейских банкиров, как и мадам Клан д'Анвер, любовница Поля Бурже и вдохновительница салона, соперничающего с салоном мадам Арман.

Хозяйка еще одного салона — мадам Обернон, принимавшая Дюма-сына, Бэка, Эрвье, Бурже, была дочерью регента французского банка и супругой государственного советника при Второй империи.

Мадам де Луан, имея скромное социальное происхождение (по многим источникам она якобы является дочерью ткачихи) , обязана своим материальным состоянием наследству, полученному от одного из своих любовников, Эрнеста Бароша, сына министра при Наполеоне III. Можно упомянуть и имя мадам Строе, у которой встречались Лоти, Баре, Эрвье, и вторым мужем которой был богатый адвокат, либо же имя принцессы де Полиньак, урожденной Сенжер, дочери фабриканта швейных машин Сенжера.

Следующим именем в списке является имя мадам Жюльет Адам, принадлежащей к этому же социальному классу и поддерживающей кроме того особые отношения с политическими фигурами Третьей республики: ее муж, бессменный сенатор, был одним из основателей банка по учету векселей во времена Второй империи.

Другой характерной чертой буржуазных салонов, помимо различий, отражающих лишь гамму светских, религиозных и политических положений, совпадающих с интересами класса буржуазии в период с 1880 по 1900 гг., является общность постулатов, на которых зиждется организация приемов. Диктуемая необходимость точного соблюдения правил вежливости оборачивалась исключением тех писателей, которые не овладевали в нужной степени правилами элегантности и хороших манер (случай Золя). Подобное следствие, по-видимому, результат того, что решающее значение придавалось разговору, считавшемуся личным героическим актом, более или менее точно закодированным, и являвшимся одним из видов обмена между гостями, приносящими свой ум и риторику, и хозяйкой дома, готовящей стол.

Те, кто был лишен требуемых предписаний, оказывались в стороне от других сделок, привилегированным местом заключения которых являлись салоны, сделок, касающихся самых разных областей- университет, банк, политика, пресса, литература На основании вышеизложенного можно выдвинуть гипотезу о том, что салоны с 1880-1900 гг. выполняли двойную функцию, являлись механизмом, благодаря которому буржуазия устанавливала опеку над литературным сектором, а через это распространяла свое господство на всю художественную продукцию.

В той мере, в которой салоны выражали интересы нуворишей (новой денежной буржуазии) по отношению к литературе (в соответствии с традиционной моделью распределения работы по половому признаку эта задача возлагалась на жен и любовниц крупных буржуа) они способствовали, с другой стороны, узаконению этого слоя выскочек, снабжая его необходимой «культурной аурой», которая вкупе с экономическим капиталом формирует буржуазию на законном основании.

Траектории трех представителей мелкой буржуазии: Э. Рода, П. Лоти, А, Франса

Не представляется необходимым делать акцент на всем, что можно противопоставить натурализму таких писателей, как Эжен-Мельтиор де Вогюэ, аристократа, рожденного в легитимистской семье, и пропитанного с самого раннего детства чтением романтических произведений. Или же Поля Бурже, биографы которого сообщают нам о том, что он провел свою прилежную молодость в «мире крупной интеллектуальной буржуазии», рано начав рассуждать о научной концепции мира с отцом, обладателем диплома Высшей педагогической школы (ENS), дававшего право на работу в качестве преподавателя лицея или вуза, а о сравнительных достоинствах Эсхила и Софокла — с дедом по материнской линии Жозефом Александром Никаром, бывшим учеником ENS, 1871 г. выпуска, другом Литтре и Амета. Подобные замечания могут быть сделаны и по поводу Барре, Эрвье и Брюнетьера, чье социальное положение делало из них противников писателей-натуралистов. Но зато более трудно объяснить присутствие в лоне психологического направления представителей мелкой буржуазии, например, Рода, Франса и Лоти. Поэтому дальше предпринята попытка вычленить факторы, позволяющие построить литературную траекторию этих писателей.

О социальных функциях салонов в литературной жизни, в особенности в процессе узаконения психологического романа, говорят многочисленные свидетельства, появившиеся после 1880 г. В качестве примера можно привести слова Камиля Моклера из статьи «Журнальное обозрение» (1899): «После того, как представители психологического романа добились официального признания своих увлечений, светские дамы потребовали постоянного присутствия этих господ в своих гостиных, поддерживая их материально и обучая хорошим манерам» (Цит. по: Е Carassus. Le snobisme et les lettres françaises de Paul Bourget à Marcel Proust, 1884-1914. Paris: A.Colin, 1966. P.103).

Изучение социального статуса этих «светских дам», для которых романисты-психологи были привилегированными гостями, свидетельствует о том, что самые влиятельные среди них были связаны с финансовой буржуазией, особенно обогатившейся в период Июльской монархии и Второй Империи; так, тайная советчица Анатоля Франса мадам Арман де Кайаве, урожденная Липман, в 1868 г. в Тюильрийской часовне в присутствии императора и императрицы вышла замуж за гражданского инженера Альбера Армана (только спустя несколько лет после этого ему удастся присоединить' к своему фамильному имени название принадлежащего ему в Жиронде замка). Сама мадам Арман происходит из богатой семьи еврейских банкиров, как и мадам Клан д'Анвер, любовница Поля Бурже и вдохновительница салона, соперничающего с салоном мадам Арман.

Хозяйка еще одного салона — мадам Обернон, принимавшая Дюма-сына, Бэка, Эрвье, Бурже, была дочерью регента французского банка и супругой государственного советника при Второй империи.

Мадам де Луан, имея скромное социальное происхождение (по многим источникам она якобы является дочерью ткачихи) , обязана своим материальным состоянием наследству, полученному от одного из своих любовников, Эрнеста Бароша, сына министра при Наполеоне III. Можно упомянуть и имя мадам Строе, у которой встречались Лоти, Баре, Эрвье, и вторым мужем которой был богатый адвокат, либо же имя принцессы де Полиньак, урожденной Сенжер, дочери фабриканта швейных машин Сенжера.

Следующим именем в списке является имя мадам Жюльет Адам, принадлежащей к этому же социальному классу и поддерживающей кроме того особые отношения с политическими фигурами Третьей республики: ее муж, бессменный сенатор, был одним из основателей банка по учету векселей во времена Второй империи.

Другой характерной чертой буржуазных салонов, помимо различий, отражающих лишь гамму светских, религиозных и политических положений, совпадающих с интересами класса буржуазии в период с 1880 по 1900 гг., является общность постулатов, на которых зиждется организация приемов. Диктуемая необходимость точного соблюдения правил вежливости оборачивалась исключением тех писателей, которые не овладевали в нужной степени правилами элегантности и хороших манер (случай Золя). Подобное следствие, по-видимому, результат того, что решающее значение придавалось разговору, считавшемуся личным героическим актом, более или менее точно закодированным, и являвшимся одним из видов обмена между гостями, приносящими свой ум и риторику, и хозяйкой дома, готовящей стол.

Те, кто был лишен требуемых предписаний, оказывались в стороне от других сделок, привилегированным местом заключения которых являлись салоны, сделок, касающихся самых разных областей- университет, банк, политика, пресса, литература На основании вышеизложенного можно выдвинуть гипотезу о том, что салоны с 1880-1900 гг. выполняли двойную функцию, являлись механизмом, благодаря которому буржуазия устанавливала опеку над литературным сектором, а через это распространяла свое господство на всю художественную продукцию.

В той мере, в которой салоны выражали интересы нуворишей (новой денежной буржуазии) по отношению к литературе (в соответствии с традиционной моделью распределения работы по половому признаку эта задача возлагалась на жен и любовниц крупных буржуа) они способствовали, с другой стороны, узаконению этого слоя выскочек, снабжая его необходимой «культурной аурой», которая вкупе с экономическим капиталом формирует буржуазию на законном основании.

Траектории трех представителей мелкой буржуазии: Э. Рода, П. Лоти, А, Франса

Не представляется необходимым делать акцент на всем, что можно противопоставить натурализму таких писателей, как Эжен-Мельтиор де Вогюэ, аристократа, рожденного в легитимистской семье, и пропитанного с самого раннего детства чтением романтических произведений. Или же Поля Бурже, биографы которого сообщают нам о том, что он провел свою прилежную молодость в «мире крупной интеллектуальной буржуазии», рано начав рассуждать о научной концепции мира с отцом, обладателем диплома Высшей педагогической школы (ENS), дававшего право на работу в качестве преподавателя лицея или вуза, а о сравнительных достоинствах Эсхила и Софокла — с дедом по материнской линии Жозефом Александром Никаром, бывшим учеником ENS, 1871 г. выпуска, другом Литтре и Амета. Подобные замечания могут быть сделаны и по поводу Барре, Эрвье и Брюнетьера, чье социальное положение делало из них противников писателей-натуралистов. Но зато более трудно объяснить присутствие в лоне психологического направления представителей мелкой буржуазии, например, Рода, Франса и Лоти. Поэтому дальше предпринята попытка вычленить факторы, позволяющие построить литературную траекторию этих писателей.