Глава 10. "Неправовая свобода" в современном трансформационном процессе

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21

1. Два вида "неправовой свободы"

Процесс, исследуемый в этой главе, состоит в широком распространении и постепенной институционализации неправовой свободы. Специфика современной ситуации состоит в том, что большинство россиян так или иначе (в виде субъектов или объектов) включены в неправовые социальные взаимодействия. С одной стороны, новые (и сохранившиеся старые) законные права зачастую реализуются в неправовом социальном пространстве. С другой, - многие из новых законов, приведших к утрате прежних весьма значимых социально-экономических прав и гарантий, сами по себе воспринимаются населением как неправовые.

Рассмотрим каждый из двух аспектов этой проблемы подробнее, начав со второго. Провозглашенные в ходе реформ социально-экономические и политические права существенно расширили формальные границы индивидуального выбора. Вместе с тем новые права не просто добавились к прежним, дабы ответить на чаяния тех, кому при административно-командной системе было тесно. Вклинившись в дореформенное институционально-правовое пространство, они качественно изменили его, вытеснив одни права и существенно потеснив другие. Утрата ряда значимых прав, будучи формально законной, выходит за пределы согласия ряда общественных групп, рассматриваясь ими как несправедливая и нелегитимная. Но распространяется ли это восприятие на новую (провозглашенную в ходе реформ) институционально-правовую свободу как таковую?

В действительности за новыми правами скрываются новые общественные отношения, новые ролевые ожидания, а вместе с ними и социальные нормы, в которых одни группы заинтересованы в большей степени, другие - в меньшей, а третьи - не заинтересованы совсем. Так что значимое правовое пространство у одних индивидов за годы реформ расширилось, а у других, напротив, сузилось. В результате для первых новая институционально-правовая свобода является преимущественно легитимной, а для вторых - преимущественно нелегитимной, несправедливой, "неправовой".

В ходе репрезентативного эмпирического обследования жителей трудоспособного возраста г. Новосибирска, лишь 15% указали, что за годы реформ они не потеряли никаких важных прав; еще у 28% правовое пространство также расширилось: они хотя и утратили некоторые из значимых прав, но приобретения оценивают выше потерь. В то же время более половины (55%) респондентов оказались в более усеченном, чем до реформ, правовом пространстве, либо не обретя никаких значимых прав (19%), либо утратив более важные права, по сравнению с полученными (36%). В этом смысле, независимо от того, насколько прочно охраняются законом новые права, большие группы членов российского общества неизбежно будут чувствовать себя более бесправными, чем прежде, воспринимая новую институционально-правовую свободу как нелегитимную, "неправовую". И такой образ новой социетальной свободы будет у них преобладать, по крайней мере, до тех пор, пока они конструктивным образом не адаптируются к новым условиям и новым правам, не увидят в них значимые для себя преимущества.

Другой вид "неправовой" свободы связан с рапространением противозаконных действий, препятствующих реализации законных прав (легитимных и нелегитимных) или ставших механизмом реализации этих прав. В этом случае под "неправовой свободой" будем понимать возможность одних индивидов (групп) беспрепятственно (и безнаказанно) достигать свои цели за счет нарушения прав других, путем несоблюдения провозглашенных в данном обществе правовых норм. "Беспрепятственность (и безнаказанность)" в осуществлении противоправных действий - категории относительные; в данном случае они означают, что по тем или иным причинам (которые мы пока оставим в стороне) несоблюдение правовых норм позволяет индивидам (группам) достигать своих целей с меньшими совокупными издержками (и препятствиями), чем следование этим нормам. То есть если субъекты при этом и несут определенные потери, в том числе и морально-психологические (ведь нарушаемые нормы могут в принципе цениться индивидами и не соблюдаться только вынужденно), то они все же уступают получаемым приобретениям (более значимым и жизненно необходимым).

Дело в том, что провозглашение новых прав, которые должны были бы охраняться силой государства, по времени, напротив, совпало с ослаблением его роли в защите как новых, так и унаследованных из прежней общественной системы прав. В результате только 1,5% респондентов за последние 3-4 года не попадали в бесправное положение. Причем большая часть индивидов (42%) указала, что в современных условиях их законные права нарушаются чаще, чем до реформ (26% - что примерно так же и только 5% - что реже).

В условиях роста преступности, а также произвола, безнаказанности, бездействия и бессилия властей как сильные, так и слабые социальные группы мало рассчитывают на обращение к властям как способ защиты своих прав, даже тогда, когда защита этих прав входит в компетенцию власти. Так, в сельской местности на потенциальную помощь местных властей в настоящее время рассчитывает лишь 6% респондентов, а в городе - и того меньше - 3%; на центральные власти надеются соответственно 2 и 1%, а на правоохранительные органы - 8 и 12%. Реальная помощь, как мы увидим дальше, встречается еще реже.

В этих условиях выбор не велик: либо смириться с потерей важных прав и пассивно ждать лучшей жизни, либо рассчитывать на себя и включиться в те или иные модели самозащитного поведения. Что выбирают разные группы сегодня? Как сказываются выбираемые ими модели самозащитного поведения (или отказ от него) на механизмах и результатах адаптационного процесса? Кто чаще всего нарушает значимые права? Какие права удается отстоять, а какие - нет? Кому удается, а кому - не удается? Какие нормы при этом формируются и как они сказываются на отношении к провозглашенным в ходе реформ правам первоначальных сторонников и противников этих прав? Без выяснения этих вопросов нельзя понять механизмы и перспективы современного трансформационного процесса в России.

Предмет данной главы - именно второй вид "неправовой свободы" и модели социального поведения, избираемые разными группами населения для самостоятельной защиты от него. Кроме того, мы попытаемся рассмотреть воздействие, оказываемое двумя видами "неправовой свободы" друг на друга.

2. "Неправовая" свобода в системе первичных

социальных взаимодействий

Феномен "неправовой" свободы отражает определенное соотношение сил между разными социальными субъектами в правовом и неправовом социальном пространстве: с одной стороны, он является результатом определенных типов социальных взаимодействий, а с другой, - в свою очередь, их задает и воспроизводит. Прежде чем "переместиться" в неправовое социальное пространство, обратимся к классификациям социальных взаимодействий как таковых и попытаемся выбрать из них те, которые в наибольшей степени подходят для изучения феномена "неправовой свободы" и неправовых ограничителей свободы. Вслед за Ю.Делевским (1910 г.) и П. Сорокиным (1920 г.) будем различать односторонние и двусторонние взаимодействия, с подразделением каждого из них на антагонистические и солидаристические.

Односторонним, по П.Сорокину, является такое взаимодействие двух сторон, где "переживания и поведение одной стороны зависят и обусловливаются другой стороной, но переживания и поведение последней не зависят от первой" [П. Сорокин (б), Т.1, Ч.2, С. 8]. Наиболее характерный пример подобного рода взаимодействий - явления властвования (взаимодействия господина и раба; власть имущего и подчиненного; высшей касты и низшей; человека, от которого зависит выполнение просьбы, и просителя; сильного и слабого, часто учителя и ученика, воспитателя и воспитанника): "от воли господина зависит судьба и жизнь раба; от раба же редко зависит поведение господина" [П. Сорокин (б), Т.1, Ч.2, С.9; П.Сорокин (в), С.23]. В виде односторонних процессов властные отношения развиваются "всюду, где есть состояние односторонней зависимости, где дано неравенство сил или прав, где судьба и жизнь одних поставлена в одностороннюю зависимость от воли или каприза других". Внешними признаками таких взаимодействий выступают такие явления, когда одна сторона "просит", "умоляет", "смиренно бьет челом", "позволяет себе всенижайше и почтительнейше ходатайствовать" и т.п., а другая "соизволяет", "делает милость", "приказывает", "повелевает", "решает", "постановляет" и т.п. [П. Сорокин (б), Т.1, Ч.2, С. 9].

Двусторонним будет всякое взаимодействие, где переживания и поступки индивидов взаимно обусловлены. Их схема такова: " А раздражитель для В; В раздражитель для А" [Там же, С.9]. Примеры двусторонних взаимодействий: явления купли-продажи (продавец отпускает товар, покупатель платит деньги: здесь совершение или несовершение акта одной стороной обусловлено действиями другой стороны и обратно); явления свободного договора, явления товарищества, взаимопомощи - словом, все взаимоотношения людей, где они выступают свободными и равноправными субъектами [Там же, С. 10].

Как односторонние, так и двусторонние взаимодействия могут быть антагонистическими или солидаристическими. Антагонистическим, по П.Сорокину, является такое взаимодействие, когда один или оба индивида стремятся произвести действие в некотором отношении противоположное тому, которое стремится произвести другая сторона. Антагонизм взаимодействия дан тогда, когда одна сторона стремится побудить другую сторону на такие акты, которые другая сторона совершать не хочет или совершению которых она противится [П. Сорокин (б), Т.1, Ч.2, С.14]. Согласно классификации антагонизмов Ю.Делевского, односторонними антагонизмами являются те, где только одна сторона грозит интересам другой стороны (напр., волки интересам овец), а двусторонними те, где обе стороны грозят интересам друг друга (напр., антагонизм двух хищников) [Ю. Делевский, С.14-16, 53-54]. В обыденных отношениях людей также имеется множество антагонистических, по П.Сорокину, взаимодействий: войны, явления конкуренции, гнета, порабощения, эксплуатации, вражды, насилия, принуждения, спора (судебного, религиозного, политического, научного и т.д.) и др. [Там же, С.14-16].

Солидарным (солидаристическим) будет всякое взаимодействие, где стремления обеих сторон совпадают, где одна сторона не только не мешает, но, напротив, помогает достижению стремлений другой стороны. Общая схема: А, стремясь совершить акт Х, находит поддержку, содействие со стороны Б. Примерами солидарных взаимодействий могут служить: явления взаимопомощи (взаимодействия, где люди помогают друг другу), кооперации (люди добровольно соединяют свои усилия для достижения общих целей и интересов), другие взаимодействия, где индивиды (группы) преследуют одну цель (согласно мыслят, согласно действуют). Важным внешним проявлением солидарных взаимодействий является отсутствие насилия, принуждения и карательных мер в отношениях людей друг к другу [П.Сорокин (б), Т.1, Ч.2, С.16-18; П.Сорокин (в), С. 23]. Как и антагонистическое взаимодействие, взаимодействие солидаристическое может быть односторонним (А, стремясь совершить акт Х, находит поддержку, содействие со стороны Б) и двусторонним ( А находит поддержку, содействие со стороны Б, а Б - со стороны А).

Как же представлены выделенные виды взаимодействий в феномене современной "неправовой свободы"? Прежде чем перейти к их рассмотрению, отмечу, что в нашем случае все описанные виды взаимодействий выполняют прежде всего методическую роль: они служат инструментом познания природы неправовой свободы в меняющемся обществе. Их априорная "причастность" к неправовому социальному пространству накладывает отпечаток и на их конкретное содержательное наполнение, которое в ряде случаев, как мы увидим, оказывается прямо противоположным определениям П.Сорокина. В частности, в неправовом социальном пространстве свобода и равноправность субъектов перестают быть обязательным признаком двусторонних взаимодействий, а отсутствие насилия, принуждения и карательных мер - уже не является непременным атрибутом взаимодействий солидарных.

I. Будем считать, что односторонние антагонистические НЕправовые взаимодействия между субъектами А и В имеют место в тех случаях, когда один из них, скажем А, повышает уровень своей свободы за счет нарушения значимых прав В, а В этому противодействовать не может - либо вообще, либо без неблагоприятных последствий для себя в значимом жизненном пространстве. В этом смысле открытый "протестный потенциал" В относительно А в данных жизненных условиях и обстоятельствах близок к нулю. Желая смягчить (компенсировать) потери от несимметричного взаимодействия с "более сильным" А, В ищет доступные ему (его социальной позиции и ресурсам) модели активной адаптации (в том числе и в неправовом социальном пространстве), а если не находит, то вынужденно смиряется со снижением уровня своей свободы.

Так, по последним (и, надо полагать, неполным) данным Комитета Госдумы по безопасности, оргпреступность сегодня контролирует около 40% частных и 60% государственных предприятий, от 50 до 85% банков [АиФ, N9`98, С.2]. В условиях отсутствия защиты со стороны государства, его безучастности и беспомощности, руководители этих предприятий и организаций вынуждены принимать правила игры, навязываемые противоправными действиями неформальной властной стороны.

В свою очередь, и в рамках самих предприятий (организаций) за годы реформ существенно ослабились институциональные механизмы защиты рядовых работников от произвола руководителей, что позволяет последним по существу безнаказанно нарушать права первых. Так, по данным наших обследований, 45% респондентов указали, что за последние 3-4 года их законные права нарушались руководителями предприятий. При этом весьма многочисленная часть работников (50% - в городе, 38% - в селе) считают, что за годы реформ их возможности противодействовать несправедливым действиям руководства еще ухудшились (30-31% - что они не изменились и только 10-16% - указали на улучшение этих возможностей).

Конкретные формы проявления антагонистической односторонней зависимости рядовых работников от руководителей многообразны. Со стороны руководителей часто встречаются игнорирование сигналов "снизу" ("пренебрежение", "равнодушие", "нежелание выслушать", "невнимательность"); невыплата заработной платы, даже тогда, когда имеются деньги; использование угроз ("угрожают", "подчиняют", "задавливают", "притесняют", "обещают уволить, если что-то попытаюсь добиваться") и проч. Со стороны рядовых работников: преобладание пассивных моделей адаптации над активными, отказ от использования законных прав и свобод, воспроизводство социальных отношений на более зависимой и бесправной, чем в дореформенный период, основе.

Так, все большее число работников в случае болезни не берет больничных листов (в некоторых поликлиниках больничных листов выдается в 10 раз меньше, чем несколько лет назад; врачи утверждают, что обращений к ним стало меньше, а запущенных больных больше [Аиф, N13`1996, С.5]). По данным наших обследований, многие (до 34-38%) предпочитают не портить отношений с руководством, чем отстаивать значимые для них законные права (в области условий, безопасности, режима и оплаты труда, отдыха, социального обеспечения и проч.): "Сегодня приходится чаще держать язык за зубами, чтобы не потерять работу", "нужно уступать в чем-то, чтобы не уволили" и т.п.

II. Двусторонние антагонистические НЕправовые взаимодействия между субъектами А и В имеют место в тех случаях, когда А нарушает значимые права В, а тот, противодействуя, снижает область НЕправовой (и, возможно, и правовой) свободы А. Это противодействие может осуществляться как законными, так и противозаконными способами. В может стать инициатором или участником коллективных протестных действий незаконным действиям руководителя, обратиться в суд, и даже добиться временного успеха. Впрочем, впоследствии властная сторона А под любым законным предлогом постарается избавиться от этого работника и восстановить былой уровень своей неправовой свободы. Пострадавшие могут прибегнуть и к противозаконным способам социальных действий по отстаиванию своих прав, например, воспользоваться услугами мафиозных структур, а могут выражать свой протест скрыто. В результате, скажем, массовое воровство с производства в условиях многомесячных задержек заработной платы со временем может стать угрозой статусу руководителя, занимающемуся "прокруткой" денег.

По данным наших обследований в восточных регионах страны, более частое нарушение правовых норм вообще становится одним из основных видов реактивно-адаптационного поведения [термин взят у Т.И.Заславской] населения к тем условиям, в которых они оказались в ходе реформ. В частности, мелкие хищения с производства, с совхозного поля, стройки основной частью (65%) сельского населения, не получающего зарплату от полугода до 2 лет, не осуждаются: "Нечем кормить детей, с голоду им что ли помирать?!", "Пусть берут побольше, все равно это ихнее, они больше ничего не получат - работают за так"; "Осуждать их не надо - их правительство к этому привело [воровать, грабить]"; "Рабочего не осуждаю, а начальство - осуждаю: они не за кусок хлеба тянут"; "Тут сумочку возьмешь, а они [начальство] машинами везут". В крупном городе таких 62%.

Когда соотношение сил более равное, две стороны, обменявшись неправовыми социальными действиями друг по отношению к другу, могут прийти к компромиссу. Так, бывший вице-премьер правительства РФ, курировавший сельское хозяйство, А.Заверюха, на себе испытал все чиновничьи преграды, решив после отставки заняться фермерством. "4 месяца пришлось потратить, чтобы получить все бумаги. В бытность работы в Москве я знал, что чиновники чинят фермерам преграды, но чтоб такие... Каждый хочет показать, что он тут самый главный". Последнюю необходимую подпись у директора хозяйства он получил лишь после того, как прибегнул к физической угрозе [Аиф, N11`98, С.6].

III. Двусторонние солидаристические НЕправовые взаимодействия между субъектами А и В имеют место в тех случаях, когда А вместо того, чтобы контролировать В и налагать на него санкции за нарушение прав неких третьих лиц, проявляет к нему лояльность и даже консолидируется с ним в осуществлении противозаконных действий. На высших уровнях властной иерархии - это солидарность в незаконном расходовании бюджетных средств, заключение заведомо убыточных для России договоров, продажа на невыгодных условиях объектов госсобственности, принятие "неправовых законов" и проч. Так, по результатам проверки Рострудинспекции предприятий, где задерживалась зарплата (1996 г.), уголовные дела за незаконные задержки возбуждены лишь в 1% случаев. А в следующем году в новом Уголовном кодексе (1997) наказание за задержку зарплаты и вовсе отменено.

На более низких уровнях неправовые двусторонние солидаристические взаимодействия встречаются, скажем, во взаимовыгодном сотрудничестве милиции и криминальных структур. Но особо часто они проявляются, пожалуй, в феномене взяточничества: по данным МВД, за последние пять лет взяточников в России стало в 2 раза больше [АиФ, N12`97,С.11]. Двусторонние неправовые солидарности затрагивают взаимоотношения разного рода бизнесменов с милицией, местными чиновниками, врачами санэпидемстанций и проч. Так, продавцы несертифицированных товаров договариваются с милицией, отдавая проверяющим 25-50% возможного штрафа, но и милиция в ответ "глаза на многое закрывает" и, по признанию коммерсантов, "дает и нам крутиться". Неправовые солидаристические взаимодействия с чиновниками проявляются в подношениях-взятках со стороны торгующих в обмен на информацию о всех намечающихся проверках, на разрешение торговли товарами с нарушением правил и др.

Неправовые солидарности возникают у владельцев недоброкачественной продукции и прочих нарушителей правил торговли с санитарными врачами. Последние могут включаться в неправовые взаимодействия как добровольно, так и вынужденно. В первом случае санитарный врач даже за небольшой подарок-взятку легко дает разрешение на торговлю несовместимыми товарами. Во втором - бизнесмены, угрожая жизни врача (его детей), вынуждают его взять взятку в обмен на разрешение реализовать просроченные товары. Будучи односторонними антагонистическими для врача, по отношению к потенциальным потребителям недоброкачественных товаров и эти взаимодействия являются двусторонними солидаристическими.

IV. Односторонние солидаристические НЕправовые взаимодействия имеют место тогда, когда А, нарушая права В, в то же время берет на себя обязанность защищать его права от посягательств третьих лиц. В этом смысле В, хотя и вынужден мириться с уменьшением области своей правовой свободы вследствие действий А, все же сохраняет ее на более высоком уровне по сравнению с тем, какой она могла бы стать в случае вмешательства третьих лиц. Примерами такого рода взаимодействий является контроль над предприятиями, фирмами, индивидуальными предпринимателями мафиозных структур; обращение к последним частных лиц с просьбами о помощи в восстановлении нарушенных прав и проч.

Так, по данным неформализованного интервью с современными "шабашниками", выполнявшими строительные работы без подписания договора и впоследствии столкнувшимися с отказом заказчика выплатить обещанные деньги, стоимость услуг мафиозных структур, к которым они вынуждены были обратиться, - половина от возвращаемой суммы. Сами они не в силах вернуть заработанное, не могут они повлиять и на снижение мафиозной ставки, так что в обоих случаях они - участники односторонних неправовых взаимодействий. Но если в первом случае оно сугубо антагонистическое, то во втором - с элементами неправовой солидарности.

* * *

Очерченные выше модели неправовых социальных взаимодействий, разумеется, не исчерпывают всего их многообразия. Да здесь и не ставилась такая цель. Главное - показать глубину и многоканальность вплетенности неправовых социальных действий в повседневные социальные взаимодействия, обрисовать широту и прочность охвата ими разных сфер жизнедеятельности, включенность в них разных социальных групп и слоев. Это тем более важно сделать здесь и сейчас, что в ходе массовых социологических опросов, к которым мы будем обращаться в дальнейшем, возможно уловить лишь антагонистические (односторонние и двусторонние) неправовые взаимодействия, в то время как солидаристические неправовые взаимодействия пропадают из вида.

В общей сложности все сказанное выше свидетельствует о том, что в настоящее время неправовые социальные взаимодействия - устойчивая, постоянно воспроизводящаяся часть современной системы социальных взаимодействий. Они достаточно прочно интегрированы в современный трансформационный процесс, в формирующуюся систему общественных отношений и стали важным элементом современного адаптационного процесса. Кто же в современных условиях чаще всего нарушает чужие права? И что это за права? Затрагивают ли они ядро тех важнейших социально-экономических осей, которые в наибольшей степени сказываются на динамике индивидуальной свободы? А если затрагивают, то в какой степени "рядовые" индивиды противодействуют незаконному сокращению области своей свободы?

3. Неправовые социальные взаимодействия:

субъекты и платформы

Поскольку вступление в те или иные действия по защите законных прав, равно как и избираемые модели этих действий, в значительной степени зависят от субъектов, которые нарушили права, то с них мы и начнем. Среди нарушителей законных прав безусловно лидируют центральные власти: на них указали 59% респондентов. Следом идут руководители предприятий, организаций, фирм (45%), местные органы власти и органы правопорядка (милиция, ГАИ, прокуратура и др.), набравшие равное число голосов (по 35%). Сегодня ситуация такова, что среди нарушителей прав граждан органы правопорядка встречаются почти вдвое чаще, чем нарушители правопорядка, с которыми они призваны были бороться (35 против 19%). В целом с нарушением прав властями разных уровней за последние 3-4 года столкнулись 89% респондентов.

Лишь незначительно уступает им частота нарушения прав в преимущественно горизонтальных социальных взаимодействиях, участники которых формально не связаны отношениями господства-подчинения (83%). Среди последних безусловно лидируют работники торговли и других учреждений сферы обслуживания (51%), на втором месте - работники жилищно-коммунального хозяйства (33%), на третьем - негосударственные финансовые организация (банки, фонды), а также работники здравоохранения, набравшие соответственно 28 и 26% голосов. Не редки случаи нарушения прав и работниками сферы образования (воспитателями, преподавателями, руководителями учреждений): на них указал каждый второй студент вуза, техникума, а также почти каждый пятый респондент, имеющий детей в возрасте до 18 лет (всего 16% от общего числа респондентов). Реже других нарушителями прав становятся коллеги, соседи (7%) и др.

В среднем каждый респондент называл 3-4 субъектов (вертикальных и горизонтальных), нарушавших за последние 3-4 года его законные права. Виды и формы нарушения прав также многообразны. Абсолютное большинство (85%) называют экономические нарушения и ущемления, а именно: несвоевременность выплаты заработной платы, пенсий, пособий (66%), утрату денежных сбережений, хранившихся в банках (44%), а также кабальные налоговые законы (22%). Почти половина (47%) сослались на общую разрушительную политику "верхов" в стране как нарушающую их права, 34% - на невыполнение обязательств, обман со стороны властей (напр., расчет за произведенную по государственному заказу продукцию и др.), 21% - на бессилие властей в защите законных прав рядовых граждан и почти столько же (19%) - на нежелание властей делать это.

На этом фоне своеволие чиновников, - будь то необоснованные запреты и задержки прохождения дел во властных органах или вымогательство денег, подношений, услуг за решение вопроса, набравшие соответственно 8 и 6% голосов, - казалось, выглядят чуть ли не завоеванием нового времени. Однако, по нашим данным, за защитой (сохранением) своих прав в местные и центральные органы управления обращались всего лишь 12 и 2% респондентов соответственно. Иными словами, с произволом чиновников столкнулся более чем каждый второй из числа обратившихся в органы власти.

На уровне предприятий (организаций, фирм), вслед за нарушениями прав в области оплаты труда, идет несоблюдение руководством законов в области режима, условий труда, техники безопасности (17%), угрозы или "мирный" предлог для увольнения в ответ на попытку отстоять законные права (13%) или же уже случившееся несправедливое увольнение с работы (8%). Неслучайно поэтому почти половина работающих респондентов (48%) сегодня чувствуют себя более зависимыми от руководителя предприятия (организации, фирмы), чем это было до реформ.

Массовыми можно назвать и нарушения разного рода потребительских прав. В сфере торговли нарушения общеизвестны - обвес, обсчет (43%) и приобретение продуктов питания или непродовольственных товаров плохого качества (34%). Сфера жилищно-коммунального хозяйства также унаследовала прежние правовые нарушения - плохое качество коммунальных услуг, которое, впрочем, в ряде случаев дополнялось незаконным взиманием платы (33%). А вот в сфере здравоохранения, наряду с халатностью медиков, неточным диагнозом и неправильным лечением, с которыми столкнулся почти каждый четвертый (23%) респондент, - появилось ранее незнакомое социализировавшимся в условиях административно-командной системы ограничение, рассматриваемое как правонарушение. Речь идет о невозможности получить необходимую медицинскую помощь из-за ее платности: на нее указали 36% респондентов. На фоне разрушения страховой медицины нарушения прав граждан на своевременную выплату заработной платы, на достойную оплату труда бюджетников приводят к тому, что все большей части россиян даже элементарная медицинская помощь становится не по карману.

В ходе интервьюирования врачей они констатировали, что вынуждены назначать малоэффективные, дешевые препараты, отказывать больным в высокоэффективных методах лечения и диагностики из-за отсутствия у больных средств на приобретение соответствующих лекарственных препаратов, оплату современных методов лечения и обследования. В настоящее время врачи нередко делают в историях болезни и амбулаторных картах такие записи: "лечение не проводилось из-за отсутствия у больного денег на приобретение лекарств"; "больной отказался от госпитализации в связи с отсутствием денег на обследование и лечение в стационаре" и др. Все большее число работников в случае болезни не берет больничных листов, дабы не потерять в заработке.

Среди нарушаемых прав в сфере образования (32%) безусловно лидирует незаконное превращение бесплатных услуг в платные в школе или вузе, на которое указали 29% от общего числа респондентов (или 44% студентов и родителей школьников). Особое место среди видов правонарушений в настоящее время занимают грубость и хамство. Масштабы распространения этого феномена в российском обществе, как известно, велики, относительно реже он рассматривается ограничителем индивидуальной свободы (40%) и еще реже - в качестве нарушающего права (33%). Но, так или иначе, как правонарушение в настоящее время его рассматривает весьма многочисленная группа респондентов.

Таким образом, социальное пространство, окружающее большие группы индивидов, в настоящее время густо пронизано неправовыми антагонистическими социальными взаимодействиями - как вертикальными, так и горизонтальными. Шансы их избежать выше у тех, кто не работает, не покупает, не лечится и не учится, а также избегает контактов с правоохранительными органами, дабы уберечься от превышения их сотрудниками своих полномочий. Все, что им грозит в случае такой изоляции, - стать объектом ограбления, кражи, избиения (13%), если будет что грабить. Но все эти ущемления законных прав еще не свидетельствуют о том, что положение респондентов бесправно (устойчиво бесправно). Ведь, столкнувшись с ущемлением своих прав, они могли попытаться отстоять их и вернуться в правовое социальное пространство. Иными словами, нам предстоит выяснить, как часто являются все эти неправовые антагонистические социальные взаимодействия односторонними, а как часто - двусторонними. Покажу это на примере одного из крупнейших городов российской провинции - г. Новосибирска.

4.Самозащитное поведение: модели и результаты

В самом деле, вопреки расхожему мнению о правовой пассивности российских граждан, 66% из их числа все же предпринимали какие-либо действия по восстановлению своих законных прав (против 33% даже не пытавшихся что-либо сделать). Однако у абсолютного большинства из их числа (73%) эти действия были чаще всего или всегда безуспешными (62 и 11% соответственно). Почему же пассивны одни и безуспешны другие?

Прежде всего, потому что субъектами правонарушений в большом числе случаев являются власти разных уровней, а противостояние им, как не без оснований считают респонденты, либо бесполезно, либо/и небезопасно. Так, почти ? респондентов уверены в том, что если их законные права нарушит человек, у которого больше власти (чем у них), то отстаивание этих прав еще более ухудшит их положение. Не случайно почти половина работников указали, что за годы реформ их зависимость от руководителя предприятия (фирмы, организации), где они работают, еще более возросла; 41% указали на рост своей зависимости от политики властей (центральных и местных), ибо, как мы видели, многие из значимых прав рядовых групп нарушаются именно ими.

Отстоять законные права, если их нарушают руководители того или иного уровня, удавалось немногим. Так, только 3% респондентов-"правозащитников"1 смогли отстоять свои права по оплате труда, еще 2% добились возвращения долгов по детской компенсации. Между тем, с нарушением своего права на своевременность выплаты заработной платы, пособий столкнулись 66-68% респондентов. И именно это право стоит на первом месте среди тех, которых сегодня индивидам в наибольшей степени недостает.

Немногим больше было тех, кто отстоял свои права в трудовых спорах с руководителями предприятий (организаций, фирм): 4,5% "борцов за права" восстановились на работе после несправедливого увольнения (или смогли предотвратить это увольнение), а также отстояли свое право на работу в нескольких местах. Среди несправедливо уволенных или подвергшихся угрозам увольнения в ответ на попытку заявить о своих законных правах доля отстоявших эти права составляет 14%. Еще 2% добились права на отдых (отпуск) или соблюдения других своих прав в области режима и условий труда. В общем числе тех, кто пострадали от несоблюдения руководством законов в области режима, условий труда, техники безопасности, доля отстоявших свои права составляет лишь 8%.

Есть даже такие, кто, пострадав от превышения полномочий сотрудниками органов правопорядка, сумел восстановить свои законные права: они составляют 3% всех "борцов за свои права", или всего лишь 6% от числа пострадавших из-за незаконных действий органов правопорядка.

Чаще всего успех сопутствовал, однако, тем, кто подвергся нарушению своих прав не в вертикальных, а в горизонтальных социальных взаимодействиях. В основном это - права потребителя товаров и услуг: их удалось отстоять каждому пятому "борцу за права", или каждому четвертому из числа тех, кто, столкнувшись с обвесом (обсчетом) в торговле или/и приобретя продукты питания или непродовольственные товары плохого качества, квалифицировал это как нарушение своих прав.

Однако больший успех преодолеть "горизонтальные" правонарушения пока распространяется лишь на сферу торговли, почти не отражаясь на сфере здравоохранения и образования. Так, только 3% из числа столкнувшихся с нарушением своих прав как потребителей медицинских услуг смогли отстоять их (среди "борцов за права" их было 2%). Чуть более успешны были те, кто столкнулись с нарушением своих прав в сфере образования или прав своих детей в детском саду, школе: 7% из их числа добились восстановления своих прав (среди "борцов за права" их было 3%).

Другие горизонтальные правонарушения преодолеваются не чаще, за исключением, пожалуй, права на жилье, прописку, собственность, наследство и пр. (9% в группе "борцов за права").

Таким образом, одна из причин пассивности одних групп индивидов и безуспешных действий других по отстаиванию своих законных прав состоит в том, что среди нарушителей этих прав преобладают властные субъекты, с которыми индивиды находятся в отношении господства-подчинения и противодействие произволу которых (даже законное) небезопасно, так как может быть сопряжено со многими значимыми потерями, незащищенностью, ростом жизненных препятствий и трудностей.

Другая, тесно связанная с этой причина состоит в том, что очень часто индивиды вынуждены отстаивать свои права самостоятельно, не рассчитывая на помощь тех, в чьей компетенции находится защита этих прав. Более того, последние, как мы видели, сегодня сами нередко выступают нарушителями прав рядовых социальных групп. В результате 43% пытавшихся восстановить свои ущемленные права отмечают, что им никто не помог сделать это, хотя они и нуждались в такой помощи (против 11% самостоятельно отстоявших свои права и заявивших, что они не нуждались ни в чьей помощи). Вообще, защита своих прав сегодня - дело индивидуально-семейное и часто неформальное. Наиболее массовые помощники - друзья и родственники (26 и 25% соответственно).

Из формальных структур, которые существенно уступают неформальным, на первом месте - общество по защите прав потребителей, которое, надо сказать, помогло восстановить свои права 7% респондентов, или более 3/5 из числа тех, кто к ним обратился. Помощь органов правопорядка (включая официальные частные службы) пришлась кстати 6% лиц, сумевших отстоять свои права. Надо сказать, что в тех случаях, когда индивиды сами обращались за помощью в органы правопорядка, дабы восстановить ущемленные права, вмешательство этих силовых структур было эффективным почти в половине случаев. Однако сотрудники органов правопорядка выступают не только как защитники населения, но и как субъекты правонарушений, что существенно подрывает доверие рядовых групп к ним (сегодня на их помощь рассчитывает лишь 10-12% индивидов).

А вот местные органы власти помогли лишь 3% из числа пытавшихся защитить свои права (хотя первоначально на их помощь рассчитывали гораздо больше индивидов - 15%). Не очень продуктивным было и обращение за помощью в восстановлении законных прав к руководителям предприятий: за последние 3-4 года к ним обращались хотя бы один раз 24% респондентов-"правозащитников", а реально они помогли только 4%.

Неслучайно за последние 3-4 года так сильно упало доверие к властям в защите законных прав. Если сегодня с респондентами поступят не по закону, то в местные органы власти за помощью готовы обратиться уже лишь 3% из них (в центральные - 1%), а к руководителям предприятия (организации, фирмы) - 5%. Чуть выше роль органов правопорядка (12%), но ее почти догоняют неформальные силовые структуры (10%). Примерно таким же остается участие родственников, друзей и знакомых (27-29%). То есть процесс самозащиты законных прав, по-видимому, все более перемещается в неформальную (силовую и мирно-личностную) сферу. Из формальных структур исключение составит лишь общество по защите прав потребителей, набирающее доверие респондентов (16%).

Отказ от обращения к властям и органам правопорядка в современных условиях является в значительной степени вынужденным: если бы у респондентов был выбор, то ровно половина из их числа предпочла бы защищать свои права именно по этому каналу. Другая половина предпочла бы рассчитывать на собственные силы, к которым относят и многообразные личные связи, обращения к услугам "силовиков" и др. Таким образом, в современных условиях до желаемой модели защиты законных прав не дотягивают оба канала - и формальный, и неформальный.

Какие же способы защиты (сохранения) своих прав респонденты сегодня находят более эффективными для людей своего положения и круга? Многие вообще не видят никаких способов: 36% - в городе, 59% - в селе.

Большая часть (42%) открыто признали: скорее, обход законов, чем следование им ("нужда закона не знает", "нужда закон нарушает", "государство сильнее, а бизнес хитрее"), в том числе 19% высказались за сочетание незаконных способов с законными. И только 26-29% все еще твердо убеждены, что "законы превыше всего", а потому уповают исключительно на законопослушные способы восстановления нарушенных прав.

Среди незаконных средств восстановления своих прав велика роль материальной компоненты. Почти половина (47%) респондентов к числу наиболее эффективных способов защиты прав отнесла деньги ("все продается и покупается", "за правду плати и за неправду плати"), хотя 15% из их числа при определенных условиях и допускают возможность защиты прав без денег. В настоящее время только 24% опрошенных твердо уверены в том, что "берут у того, кто дает" и что можно отстоять свои права и без денег (или других подношений).

При этом абсолютное большинство (72%) настроено на по возможности мирное решение вопроса ("стену лбом не прошибешь", "дракою прав не будешь"), в то время как 14%, напротив, находят более эффективным применение силы или угрозы расправы ("кто не защищает отважно оружием своего водоема, у того он будет разрушен") - исключительно или в сочетании с мирными способами защиты своих прав (7 и 7% соответственно).

В способах восстановления законных прав коллективные способы явно доминируют над индивидуальными: 54% полагают, что "один в поле не воин", и только 11% - что "кто как хочет, а я по-своему". Еще 17% высказались за сочетание одного с другим.

Судя по всему, предполагается, что подобные "коллективы" невелики, скорее, это помощь друзей и знакомых. Ибо массовые формы открытого протеста (забастовки, митинги, собрания и др.) не очень популярны. Только на них указали 20% респондентов, а на их сочетание со скрытым противодействием - еще 9%. Примечательно, что скрытое противодействие по принципу "и тихая вода крутые берега подмывает" (менее интенсивный и качественный труд, уход от дополнительных нагрузок, протест при тайном голосовании и др.) признается еще менее эффективным. На этот некогда популярный способ сегодня указали лишь 12% респондентов. Сейчас работники гораздо чаще предпочитают либо демонстрировать открытую лояльность руководителям, пытаются не портить с ними отношений, чтобы не потерять работу (17-21% - в городе, 34-38% - в селе), либо просто терпеть и ожидать, что со временем все наладится (31%). В этих условиях многие из новых прав и свобод (включая свободу выражать свои взгляды, отстаивать убеждения, право на забастовку, митинги, акции протеста и др.) остаются весьма далекими от реального жизненного пространства индивидов.

5. Институционализация "неправовой свободы":

перспективы и последствия

Мало сказать, что "неправовая свобода" широко распространена в современном трансформационном процессе в России, важно что она активно институционализируется. Под институционализацией неправовой свободы будем понимать превращение ее в устойчивый, постоянно воспроизводящийся феномен, который, интегрируясь в формирующуюся систему общественных отношений (экономических и неэкономических), становится нормой (привычным образцом) поведения больших групп индивидов и постепенно интернализируется ими.

И хотя абсолютное большинство индивидов (70%) высказались за "законопослушную" свободу, реальная жизнь вносит свои коррективы. Причем не только в реализуемые на практике (добровольно или вынужденно) модели неправового поведения, но и их субъективное восприятие в данных условиях и жизненных обстоятельствах. В результате только одна четверть респондентов сегодня осуждает людей, которые прибегают к мелким хищениям с производства, со стройки, с совхозного поля. Напомню, что более половины (52%) респондентов трудоспособного возраста полагают, что соблюдение законов сегодня редко решает жизненные проблемы, поэтому и приходится их нарушать, и только 25% настаивают на обратном.

Отклонение от правовых установлений, законов, конечно, было и прежде, оно не является порождением нынешних реформ. Однако за годы реформ воровство существенно возросло. Телевидение информирует о необычайной "проворности и смелости" сельских жителей, которые во время холодной сибирской зимы, не имея денег на покупку угля, за одну ночь растащили весь уголь, привезенный для отопления местной школы. И это, несмотря на то, что милиция выставила охрану и что их собственные дети должны были после этого учиться в холодных классах.

Газеты печатают письма селян, которые, хотя сами тоже воруют, но стыдятся этого и тревожатся из-за повсеместности и масштабности этого феномена. "Воровать-то мы, понятно, и раньше воровали - приучила нас советская власть, что иначе не проживешь. Но сейчас уж народ в нашей деревне как сбесился. Тащит из колхоза все подряд: за день уперли 72 листа шифера со скотного двора... А недавно телятник за сутки растащили...Смотрю в окно - доярка Степановна, озираясь, тянет два ведра молока с фермы. Сам я скотником работаю. Стемнеет, пойду принесу мешок дробленки, что припрятал утром. Жалко, конечно, колхозных коров: понурые, голодные. Стыдно, но жить-то надо. Вот дотащим последнее, с чем останемся - не знаем. Одно мою совесть утешает: наша-то растащиловка разве сравнится с той, что "наверху" творится?" [Аргументы и факты. - 1995. - N51 (декабрь), С.1].

Прежде отклонение от правовых норм, в том числе воровство, во-первых, не имело таких масштабов, а во-вторых, не принимало столь открытой формы. Как то, так и другое повышает внутренний дискомфорт у больших групп населения (по крайней мере, у половины) и обостряет проблему социальной адаптации к этой ситуации. Не случайно многие респонденты (на селе более 2/5) хотят, чтобы их дети и внуки не испытывали этого "комплекса вины", критически относились к законам и, если нужно, не боялись отступать от них, ибо "законные решения редко решают человеческие проблемы". Иными словами, отклонение от правовых норм само по себе уже превращается в норму, проникает в институты социализации молодого поколения.

В этой связи необходимо отметить, что ролевая система нестабильного, меняющегося общества, по-видимому, всегда предрасположена к усилению неправовой свободы. Иными словами, кардинально преобразуемая общественная система содержит элементы, способствующие институционализации "неправовой свободы", в которую включаются и противники, и сторонники новой социетальной свободы (правда, по разным мотивам и с разной выгодой для себя).

В нашем случае это связано, во-первых, с тем, что провозглашенные реформаторами права пока еще не отвечают интересам и потребностям больших групп населения, лежат за пределами их жизненных целей, не актуальны для них и к тому же воспринимаются многими как несправедливые. Новые ролевые ожидания не соответствуют правовым и моральным нормам, которые разделяют многие индивиды. Поэтому новая институционально-правовая свобода воспринимается ими как нелегитимная, а отклонения от новых ролевых ожиданий не сказываются отрицательным образом ни на самооценке индивидов, ни на их оценке "значимыми другими".

Во-вторых, в нестабильном обществе "не окрепли ролевые рамки" и для сторонников новой институционально-правовой свободы. Типичное для многих ролей поведение еще окончательно не оформилось, а если и оформилось, то нередко не совпадает с официально ожидаемым. Во всяком случае, в нем велика доля "личностного" и "временного" элементов. Большая вариативность, допускаемая сегодня в выполнении определенных социальных ролей, отчасти связана с особенностями переходного периода. Процесс институционализации новых и трансформирующихся старых ролей еще не закончен, так что "потенциальные игроки", намеревающиеся вступить в игру, действуют в условиях большой неопределенности: они либо не знают всех правил, либо хотя и знают, но не всегда могут рассчитывать на них. И это (порой неоправданно) увеличивает свободу одних социальных субъектов и уменьшает свободу других. В то же время ослабился контроль за правильностью ролевого исполнения, уменьшились возможности такого контроля: неправильное ролевое поведение не всегда (точнее, реже, чем прежде) подвергается санкциям (формальным и неформальным), даже если и признается таковым.

В этом смысле для институционализации и интернализации новых прав требуется время, а также активное участие сильного государства. Пока же государство, провозгласив новые права, устранилось от роли правового гаранта в их защите под лозунгами поощрения независимости и самостоятельности. Более того, как мы видели, оно само систематически нарушает законные права рядовых граждан, идет ли речь о задержках с выплатой пособий на детей, заработной платы, о невыполнении обязательств за сданную по государственному заказу продукцию или о безнаказанности государственных чиновников, совершивших противоправные действия. Государство будто бы говорит своим гражданам: "Я не защищаю ваши права и даже нарушаю их, но вы справляйтесь с этим сами - ведь если я вам помогу, то это убавит у вас независимости!"

В связи с тем, что в современных условиях государство демонстрирует бессилие и/или нежелание противодействовать нарастанию неправовой свободы, причем власти разных уровней сами выступают ее субъектами, уровень индивидуальной свободы у больших групп населения снижается. В условиях отсутствия надежных институциональных противовесов произволу властей и на фоне обнищания больших групп населения эффективность самостоятельных способов защиты ими своих прав очень низка. Она ощутима, как мы видели, лишь в отношении потребительских прав и едва заметна в вертикальных неправовых взаимодействиях, где субъектами правонарушений выступают руководители разных уровней. Между тем, как мы видели, сегодня ими нарушаются такие права, которые напрямую затрагивают динамику позиций индивидов на социально-экономических осях, которые, как было показано выше, сильнее всего влияют на динамику индивидуальной свободы. Иными словами, в современных условиях нарушение властями законных прав рядовых граждан является массовым и практически непреодолимым ограничителем индивидуальной свободы, существенно затрудняющим шансы преодолеть многие другие ограничители - прежде всего, на социально-экономических осях как наиболее важных.

Исследование феномена "неправовой" свободы позволило обнаружить, что описанные ранее вертикальные ограничители индивидуальной свободы являются исключительно сильными. Они не останавливаются даже перед неприкосновенной, с точки зрения западной общественной традиции как "маяка реформ", сферой прав человека, равно как и перед принципом обязательного следования провозглашенным самими же властями законам.

О том, что российское общество слабо продвинулось к западной институционально-правовой свободе свидетельствует, в частности, то, что власти разных уровней в массовом порядке нарушают законные права рядовых граждан; последние же в большинстве (3/4) случаев опасаются им противодействовать, дабы еще более не ухудшить свое положение. Иными словами, отношения господства-подчинения не сдали своих позиций: в новых условиях они скрываются под новыми одеждами, но, как и прежде, пронизывают каждую клеточку общественного организма. Более того, усиление неправовых аспектов вертикальных социальных отношений делает последние еще более унизительными для рядовых граждан, чем прежде.

На примере феномена неправовой свободы и оказываемого ей противодействия особо отчетливо видно, что в ходе современных реформ самостоятельность россиян не только возросла, но уже вышла за нормальные (с точки зрения западной общественной традиции) границы. Не надеясь на власти, люди сами пытаются защитить свои права, но делают это либо на индивидуально-семейной, либо на неформальной основе.

Законные права, в том числе и новые, сегодня, часто утверждаются и отстаиваются старыми способами - на основе унаследованных от административно-командной системы моделей решения проблемных ситуаций. Иными словами, даже активные, сильные социальные субъекты, желающие воспользоваться новыми правами, часто вынуждены добиваться положенного им по закону, выступая в роли просителей перед господами-чиновниками. То есть не в ходе основанных на законе взаимодействий равноправных субъектов, а на основе личных договоренностей (улаживаний), когда одна сторона "просит", "умоляет", "подносит", а другая - "соизволяет", "делает милость", "повелевает", "постановляет". К тому же властные элиты в ходе реформ, как известно, в значительной степени сохранили свой состав и весьма преуспели в воспроизводстве прежних моделей вертикальных отношений в новых условиях.

Институционализируясь в условиях неправовой свободы, "западные" права обретают "незападное" качество. За новой системой социальных ролей, способствующих росту независимости и самостоятельности, сегодня часто стоят такие отношения и процессы, которые по природе своей противоположны логически следующим из изменения социетальной свободы по западному образу и подобию. В результате формируется социетальная свобода, отклоняющаяся от провозглашенной и напоминающая западную свободу больше по форме, чем по содержанию.

Причем, насколько позволяют судить наши данные, институционально-НЕправовая свобода - весьма устойчивый элемент новой социетальной свободы, который нельзя изменить мгновенно вместе со сменой лиц, стоящих у руля. Об этом свидетельствует, в частности, то, что в верхних звеньях государственной бюрократии широко распространены двусторонние солидаристические неправовые взаимодействия в отношениях друг с другом и односторонние антагонистические взаимодействия - в отношениях с остальными группами (сказывается отсутствие в обществе надежных институциональных противовесов произволу властей). Кроме того, у рядовых групп, как мы видели, отклонение от правовых норм само по себе уже превращается в норму и активно проникает в институты социализации молодого поколения.

Разные индивиды и группы имеют неодинаковые социоструктурные возможности (и психологическую готовность) для извлечения преимуществ из факта существования неправовой свободы или противодействия ей. Одни выступают ее активными субъектами и делают это добровольно, другие субъекты включаются в этот процесс вынужденно, третьи же оказываются в положении объектов, вынужденных пассивно адаптироваться к "неправовой среде". Так или иначе, в современных условиях "НЕправовая свобода" - важный канал новых социальных неравенств. Она облегчает вхождение в рынок и социальное продвижение в новых условиях одних, затрудняет адаптацию к новой социальной среде других и формирует искаженное представление о свободе и полноценном рынке как у тех, так и у других групп населения.

Нам остается теперь выяснить, как разные группы адаптируются и к росту самостоятельности, и к росту ограничителей своей свободы, и к своей одновременной погруженности в неправовое социальное пространство. Как современные механизмы и результаты социальной адаптации могут сказаться завтра на динамике индивидуальной свободы, а также на шансах формирования в России институционально-правовой свободы по западному образу и подобию? Взаимосвязь социальной адаптации с двумя уровнями свободы (индивидуально-групповым и социетальным) - предмет следующей главы.