ОДНА ВСТРЕЧА И НА ВСЮ ЖИЗНЬ
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52
В
воспоминаниях моего отца подробно описаны события 1916-1918 года, когда отец был студентом Учительского института в городе Вологде. В то время отец в бурные дни февральской революции работал в «Вологодском листке», сначала корректором, позднее – репортером; участвовал в переписи населения Вологодской губернии; был избран председателем Союза учащихся города Вологды; по поручению Вологодского кооперативного общества сельского хозяйства в июле – августе 1917 года работал инструктором по культурно-просветительской работе в Яренском уезде, а в конце 1917 года вместе со своим однокурсником Назаровым давал материалы о Первом Губернском съезде Советов для газеты «Известия Исполнительного комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Вологодской губернии». «В связи с этой работой, — пишет отец, — мы познакомились с первым председателем губисполкома Шалвой Зурабовичем Элиава, а затем со сменившим его Ветошкиным».
Когда в Вологду прибыла революционерка – народница Брешко-Брешковская, которую прозвали «бабушкой русской революции», в честь нее было устроено заседание (организовал его «Союз учащихся города Вологды») и отец «произнес восторженную речь… Брешко-Брешковская, уже старая, но крепкая женщина, растрогалась и поцеловала меня».
«Летом 1918 года мы (Союз учащихся) устроили большое собрание, на котором попросили выступить нескольких руководителей местных партийных организаций и познакомить нас, а также приглашенную публику, с программами своих партий и с конкретными задачами своей деятельности. Особенно запомнилось яркое, убедительное выступление Ш.З. Элиавы».
«Во время инструктажа по переписи населения я познакомился с рядом лиц правления Вологодского кооперативного общества (впоследствии я узнал, что все они были политические ссыльные, члены партий социалистов–революционеров, социал-демократов и анархистов. Самой крупной фигурой из них был Сергей Маслов, затем Новиков и Бессонов (все – эсеры). Солнцев, автор популярных книжек по географии, псевдоним – Сергей Меч, анархист, по-видимому, последователь Кропоткина)… Тогда же мне пришлось прикоснуться к деятельности Сергея Маслова. Однажды он вызвал меня к себе в кабинет и дал два поручения в Петроград, которые я выполнил».
Итак, в воспоминаниях моего отца рассказано о его жизни, работе и встречах в Вологде в 1916-1918 годах, упомянуты Брешко-Брешковская, Шалва Элиава, Сергей Маслов, Новиков и Бессонов, описаны поездка в Петроград и культурно-просветительская работа в Яренском уезде Вологодской губернии.
Нигде в его записках не упоминалось имя Питирима Сорокина. Но в своих рассказах о юности, о начале жизненного пути, отец вспоминал о единственной встрече с Питиримом Сорокиным именно в этот период, и подчеркивал, что слушал Питирима Сорокина, когда он был «представителем премьер-министра А.Ф. Керенского».
Обратившись к мемуарам Питирима Сорокина, я открыл (и смог уточнить) немало моментов, объяснявших не просто интерес отца к личности Питирима Сорокина, но и причину того впечатления, которое произвела на отца эта встреча.
Оценивая свою позицию и свою деятельность в 1917-1918 годах, Питирим Сорокин писал: «Я оказался в стане социал-патриотов вместе с правительством Керенского и большинством лидеров и простых членов социалистических и либеральных партий, вместе с «бабушкой» и «дедушкой» русской революции – Е. Брешко-Брешковской и Н. Чайковским, наиболее заслуженными деятелями партии эсеров, Г.В. Плехановым и даже с одним из величайших лидеров анархистов – П. Кропоткиным.
Я отстаивал эту позицию как член Временного правительства Керенского, член Совета Российской республики, депутат Учредительного собрания, Российского крестьянского совета и как один из основных редакторов эсеровских газет «Дело народа» и «Воля народа», как ученый, оратор, лектор» (П.А. Сорокин. Дальняя дорога. М., 1992. С.75).
П.А. Сорокин стал помощником (личным секретарем) А.Ф. Керенского в июле 1917 года – этот пост, по его словам, он принял «после тщательного раздумья, хотя и сомневался, что в нынешних обстоятельствах я буду полезен своей стране. Однако, как помощник Керенского, сделаю все от меня зависящее» [Там же. С.96].
Осенью 1917 года П.А. Сорокин в Вологде и Вологодской губернии активно выступает за Учредительное собрание, во время выборов в Вологде избираются делегатами в Учредительное собрание С.С. Маслов и П.А. Сорокин. Об активности П.А. Сорокина можно судить по короткой фразе его воспоминаний – «на этой неделе я выступил на 12-ти митингах» [Там же].
«Лето 1918 года Сорокин провел в Яренском уезде, агитируя против большевиков за Учредительное собрание… Наиболее известна двухчасовая лекция «О текущем моменте», прочитанная им в Яренске 13 июня 1918 года при огромном стечении обывателей» [Там же, примечание. C.284].
Наконец, следует напомнить, что значительную роль в очередном «повороте судьбы» П.А. Сорокина в конце 1918 года, когда он находился в заключении в Великом Устюге, сыграли Ш.З. Элиава (его близкий товарищ по занятиям в Психоневрологическом институте) и М.К. Ветошкин, — о которых вспоминает мой отец.
Очевидно, что, по крайней мере, с июля 1917 до лета 1918 года пути П.А. Сорокина и отца многократно пересекались, а имя Сорокина на Вологодчине было весьма популярно, — тем более на его родине — в Яренском уезде, где отец летом 1918 года вел культурно-просветительскую работу, а за полгода до этого – участвовал в переписи населения в Вологодской губернии.
В интересе к личности П.А. Сорокина определенную роль сыграло и то, что П.А. Сорокин был широко известен своими выступлениями в печати, а отец – репортер и, одновременно, корректор «Вологодского листка», хорошо знал петроградские газеты тех бурных дней и месяцев и мог оценить П.А. Сорокина как политического публициста.
Такова событийная канва, которая, как я отметил, позволила мне понять отношение отца к Питириму Сорокину.
«Два человека оставили прочный след в моей жизни», – не раз говорил мой отец, – «Семен Людвигович Франк и Питирим Александрович Сорокин – оба выпускники, а впоследствии и профессора Санкт-Петербургского университета».
С.Л. Франк был деканом историко-философского факультета Саратовского университета в 1919-1921 годах и блестящим лектором, многие высказывания которого отец, поступивший в Саратовский университет в 1919 году, запомнил на всю жизнь и, как мне представляется, следовал примеру С.Л. Франка в педагогической деятельности. Отец сорок лет преподавал в Благовещенском педагогическом институте с момента его открытия в 1931 году и по 1970 год, был преподавателем психологии, долгие годы заведовал кафедрой психологии и педагогики.
Но почему столь же прочную память сохранил отец о человеке, которого, по его же словам, он встретил всего один раз? Думаю, что причина в своеобразии личности «неистового Питирима» (выражение отца).
Впервые о Питириме Сорокине отец узнал, когда после окончания учительской семинарии в Петрозаводске в 1914 году начал работать в сельской школе (деревни Ладины и Архангелы Каргопольского уезда — до 1916 года). Началось со статей П.А. Сорокина в серии «Новые идеи в социологии», посвященных социологическому подходу в этике и особенно с большого труда «Преступление и кара, подвиг и награда». Уже в учительской семинарии отец решил заниматься психологией личности и штудировал работы по психологии, социологии, праву. По его словам, первый труд П.А. Сорокина произвел столь сильное впечатление, что он, начинающий учитель, обратился, как тогда практиковалось, с письмом в издательство и ему выслали эту книгу. Замечу, что все работы П.А. Сорокина, выходившие до 1920 года, отец приобретал и они, с его пометками, сохранились в домашней библиотеке.
Поступив в Вологодский учительский институт, отец узнает об интересующем его молодом ученом – уроженце Вологодской губернии, о котором уже идет молва, как о талантливом самоучке, «ученом из народа».
Отец был всего восемью годами младше Питирима, начало их биографий сходно, оба из «глубокого русского севера», оба учились «на казенный счет», обоих манил уже в школьные годы не просто «свет знания», но именно Петербургский университет, оба жили в сельской глубинке и вдохновлялись сходными – народническими идеалами.
Вполне естественно, что для двадцати – двадцатидвухлетнего юноши, увлеченного революционными событиями его «почти земляк» уже во многом с ним схожий, идущий впереди, но тем же путем, стал реальным примером. Когда же он, сочувствующий идеям эсеров, увидел и услышал одного из самых молодых, но известных лидеров – личного секретаря Керенского, оратора, и, главное! – не «кабинетного ученого», но ученого, политика и публициста в одном лице – восхищение кипучей и разносторонней деятельностью, яркой самобытностью личности человека, о котором уже не слухи ходили, а слагались легенды, было естественным.
Полагаю, что именно в своих поездках в места, где Питирима знали сызмальства – в Яренском уезде, в ближайших местах Вологодчины – отцу приходилось слышать немало рассказов о Питириме Сорокине, рассказов, запечатлевшихся на всю жизнь.
«Как ни суди о статье «Ценные признания Питирима Сорокина», — не раз повторял отец, но ведь сам Ленин его отметил, оценил – пусть как противника, но как достойного противника»…
В ранних работах Питирима Сорокина (никаких трудов Сорокина «американского периода» отцу не довелось прочитать) мой отец всегда подчеркивал «железную логику, ясность мысли, способность убеждать».
В рассказах отца о Сорокине, как я понимаю сегодня, когда прочитал «Дальнюю дорогу», факты причудливо сплелись с вымыслом, почему я и думаю, что уже в 1918 году в Яренском уезде вокруг имени Сорокина слагались легенды. Так, по рассказам отца Питириму судьбою было определено остаться на уровне сельской начальной (двухклассной) школы, поскольку он «рано осиротел и некому было ему помочь». Однако его учитель, «пораженный блестящими способностями Питирима и его стремлением учиться», добился того, что его «на казенный счет» определили в четырехклассное училище», а затем он в короткий срок сам подготовился к сдаче экзаменов за гимназический курс, «получил круглые пятерки» и, опять же, как «на редкость талантливый юноша» был «без экзаменов зачислен в университет и с блеском его окончил», причем еще будучи студентом «публиковал свои научные работы, неизменно высоко оцениваемые его учителями».
Рассказ этот во многом не соответствует действительной истории школьных лет и получению высшего образования Питиримом Сорокиным: в нем есть что-то от истории Михайло Ломоносова, от стремления к «укрупнению, героизации и безразличию к деталям», однако со всей очевидностью выступает главное: речь идет о становлении выдающейся своими способностями – и способностями разносторонними – того типа личности, которую в народе называли «самородками».
Обаяние богато одаренного человека, его кипучей натуры, способности проявить себя на столь разных, как правило, – несовместимых родах деятельности – ученого и политика, журналиста и общественного деятеля и произвело столь глубокое впечатление на молодого учителя, вступающего на путь, блестяще и «только что» пройденный энергичным и тоже еще совсем молодым преподавателем Санкт-Петербургского университета и помощником премьер-министра, что их единственная встреча оказалась событием, память о котором мой отец сохранил на всю жизнь.
преподаватель гимназии искусств
В
воспоминаниях моего отца подробно описаны события 1916-1918 года, когда отец был студентом Учительского института в городе Вологде. В то время отец в бурные дни февральской революции работал в «Вологодском листке», сначала корректором, позднее – репортером; участвовал в переписи населения Вологодской губернии; был избран председателем Союза учащихся города Вологды; по поручению Вологодского кооперативного общества сельского хозяйства в июле – августе 1917 года работал инструктором по культурно-просветительской работе в Яренском уезде, а в конце 1917 года вместе со своим однокурсником Назаровым давал материалы о Первом Губернском съезде Советов для газеты «Известия Исполнительного комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Вологодской губернии». «В связи с этой работой, — пишет отец, — мы познакомились с первым председателем губисполкома Шалвой Зурабовичем Элиава, а затем со сменившим его Ветошкиным».
Когда в Вологду прибыла революционерка – народница Брешко-Брешковская, которую прозвали «бабушкой русской революции», в честь нее было устроено заседание (организовал его «Союз учащихся города Вологды») и отец «произнес восторженную речь… Брешко-Брешковская, уже старая, но крепкая женщина, растрогалась и поцеловала меня».
«Летом 1918 года мы (Союз учащихся) устроили большое собрание, на котором попросили выступить нескольких руководителей местных партийных организаций и познакомить нас, а также приглашенную публику, с программами своих партий и с конкретными задачами своей деятельности. Особенно запомнилось яркое, убедительное выступление Ш.З. Элиавы».
«Во время инструктажа по переписи населения я познакомился с рядом лиц правления Вологодского кооперативного общества (впоследствии я узнал, что все они были политические ссыльные, члены партий социалистов–революционеров, социал-демократов и анархистов. Самой крупной фигурой из них был Сергей Маслов, затем Новиков и Бессонов (все – эсеры). Солнцев, автор популярных книжек по географии, псевдоним – Сергей Меч, анархист, по-видимому, последователь Кропоткина)… Тогда же мне пришлось прикоснуться к деятельности Сергея Маслова. Однажды он вызвал меня к себе в кабинет и дал два поручения в Петроград, которые я выполнил».
Итак, в воспоминаниях моего отца рассказано о его жизни, работе и встречах в Вологде в 1916-1918 годах, упомянуты Брешко-Брешковская, Шалва Элиава, Сергей Маслов, Новиков и Бессонов, описаны поездка в Петроград и культурно-просветительская работа в Яренском уезде Вологодской губернии.
Нигде в его записках не упоминалось имя Питирима Сорокина. Но в своих рассказах о юности, о начале жизненного пути, отец вспоминал о единственной встрече с Питиримом Сорокиным именно в этот период, и подчеркивал, что слушал Питирима Сорокина, когда он был «представителем премьер-министра А.Ф. Керенского».
Обратившись к мемуарам Питирима Сорокина, я открыл (и смог уточнить) немало моментов, объяснявших не просто интерес отца к личности Питирима Сорокина, но и причину того впечатления, которое произвела на отца эта встреча.
Оценивая свою позицию и свою деятельность в 1917-1918 годах, Питирим Сорокин писал: «Я оказался в стане социал-патриотов вместе с правительством Керенского и большинством лидеров и простых членов социалистических и либеральных партий, вместе с «бабушкой» и «дедушкой» русской революции – Е. Брешко-Брешковской и Н. Чайковским, наиболее заслуженными деятелями партии эсеров, Г.В. Плехановым и даже с одним из величайших лидеров анархистов – П. Кропоткиным.
Я отстаивал эту позицию как член Временного правительства Керенского, член Совета Российской республики, депутат Учредительного собрания, Российского крестьянского совета и как один из основных редакторов эсеровских газет «Дело народа» и «Воля народа», как ученый, оратор, лектор» (П.А. Сорокин. Дальняя дорога. М., 1992. С.75).
П.А. Сорокин стал помощником (личным секретарем) А.Ф. Керенского в июле 1917 года – этот пост, по его словам, он принял «после тщательного раздумья, хотя и сомневался, что в нынешних обстоятельствах я буду полезен своей стране. Однако, как помощник Керенского, сделаю все от меня зависящее» [Там же. С.96].
Осенью 1917 года П.А. Сорокин в Вологде и Вологодской губернии активно выступает за Учредительное собрание, во время выборов в Вологде избираются делегатами в Учредительное собрание С.С. Маслов и П.А. Сорокин. Об активности П.А. Сорокина можно судить по короткой фразе его воспоминаний – «на этой неделе я выступил на 12-ти митингах» [Там же].
«Лето 1918 года Сорокин провел в Яренском уезде, агитируя против большевиков за Учредительное собрание… Наиболее известна двухчасовая лекция «О текущем моменте», прочитанная им в Яренске 13 июня 1918 года при огромном стечении обывателей» [Там же, примечание. C.284].
Наконец, следует напомнить, что значительную роль в очередном «повороте судьбы» П.А. Сорокина в конце 1918 года, когда он находился в заключении в Великом Устюге, сыграли Ш.З. Элиава (его близкий товарищ по занятиям в Психоневрологическом институте) и М.К. Ветошкин, — о которых вспоминает мой отец.
Очевидно, что, по крайней мере, с июля 1917 до лета 1918 года пути П.А. Сорокина и отца многократно пересекались, а имя Сорокина на Вологодчине было весьма популярно, — тем более на его родине — в Яренском уезде, где отец летом 1918 года вел культурно-просветительскую работу, а за полгода до этого – участвовал в переписи населения в Вологодской губернии.
В интересе к личности П.А. Сорокина определенную роль сыграло и то, что П.А. Сорокин был широко известен своими выступлениями в печати, а отец – репортер и, одновременно, корректор «Вологодского листка», хорошо знал петроградские газеты тех бурных дней и месяцев и мог оценить П.А. Сорокина как политического публициста.
Такова событийная канва, которая, как я отметил, позволила мне понять отношение отца к Питириму Сорокину.
«Два человека оставили прочный след в моей жизни», – не раз говорил мой отец, – «Семен Людвигович Франк и Питирим Александрович Сорокин – оба выпускники, а впоследствии и профессора Санкт-Петербургского университета».
С.Л. Франк был деканом историко-философского факультета Саратовского университета в 1919-1921 годах и блестящим лектором, многие высказывания которого отец, поступивший в Саратовский университет в 1919 году, запомнил на всю жизнь и, как мне представляется, следовал примеру С.Л. Франка в педагогической деятельности. Отец сорок лет преподавал в Благовещенском педагогическом институте с момента его открытия в 1931 году и по 1970 год, был преподавателем психологии, долгие годы заведовал кафедрой психологии и педагогики.
Но почему столь же прочную память сохранил отец о человеке, которого, по его же словам, он встретил всего один раз? Думаю, что причина в своеобразии личности «неистового Питирима» (выражение отца).
Впервые о Питириме Сорокине отец узнал, когда после окончания учительской семинарии в Петрозаводске в 1914 году начал работать в сельской школе (деревни Ладины и Архангелы Каргопольского уезда — до 1916 года). Началось со статей П.А. Сорокина в серии «Новые идеи в социологии», посвященных социологическому подходу в этике и особенно с большого труда «Преступление и кара, подвиг и награда». Уже в учительской семинарии отец решил заниматься психологией личности и штудировал работы по психологии, социологии, праву. По его словам, первый труд П.А. Сорокина произвел столь сильное впечатление, что он, начинающий учитель, обратился, как тогда практиковалось, с письмом в издательство и ему выслали эту книгу. Замечу, что все работы П.А. Сорокина, выходившие до 1920 года, отец приобретал и они, с его пометками, сохранились в домашней библиотеке.
Поступив в Вологодский учительский институт, отец узнает об интересующем его молодом ученом – уроженце Вологодской губернии, о котором уже идет молва, как о талантливом самоучке, «ученом из народа».
Отец был всего восемью годами младше Питирима, начало их биографий сходно, оба из «глубокого русского севера», оба учились «на казенный счет», обоих манил уже в школьные годы не просто «свет знания», но именно Петербургский университет, оба жили в сельской глубинке и вдохновлялись сходными – народническими идеалами.
Вполне естественно, что для двадцати – двадцатидвухлетнего юноши, увлеченного революционными событиями его «почти земляк» уже во многом с ним схожий, идущий впереди, но тем же путем, стал реальным примером. Когда же он, сочувствующий идеям эсеров, увидел и услышал одного из самых молодых, но известных лидеров – личного секретаря Керенского, оратора, и, главное! – не «кабинетного ученого», но ученого, политика и публициста в одном лице – восхищение кипучей и разносторонней деятельностью, яркой самобытностью личности человека, о котором уже не слухи ходили, а слагались легенды, было естественным.
Полагаю, что именно в своих поездках в места, где Питирима знали сызмальства – в Яренском уезде, в ближайших местах Вологодчины – отцу приходилось слышать немало рассказов о Питириме Сорокине, рассказов, запечатлевшихся на всю жизнь.
«Как ни суди о статье «Ценные признания Питирима Сорокина», — не раз повторял отец, но ведь сам Ленин его отметил, оценил – пусть как противника, но как достойного противника»…
В ранних работах Питирима Сорокина (никаких трудов Сорокина «американского периода» отцу не довелось прочитать) мой отец всегда подчеркивал «железную логику, ясность мысли, способность убеждать».
В рассказах отца о Сорокине, как я понимаю сегодня, когда прочитал «Дальнюю дорогу», факты причудливо сплелись с вымыслом, почему я и думаю, что уже в 1918 году в Яренском уезде вокруг имени Сорокина слагались легенды. Так, по рассказам отца Питириму судьбою было определено остаться на уровне сельской начальной (двухклассной) школы, поскольку он «рано осиротел и некому было ему помочь». Однако его учитель, «пораженный блестящими способностями Питирима и его стремлением учиться», добился того, что его «на казенный счет» определили в четырехклассное училище», а затем он в короткий срок сам подготовился к сдаче экзаменов за гимназический курс, «получил круглые пятерки» и, опять же, как «на редкость талантливый юноша» был «без экзаменов зачислен в университет и с блеском его окончил», причем еще будучи студентом «публиковал свои научные работы, неизменно высоко оцениваемые его учителями».
Рассказ этот во многом не соответствует действительной истории школьных лет и получению высшего образования Питиримом Сорокиным: в нем есть что-то от истории Михайло Ломоносова, от стремления к «укрупнению, героизации и безразличию к деталям», однако со всей очевидностью выступает главное: речь идет о становлении выдающейся своими способностями – и способностями разносторонними – того типа личности, которую в народе называли «самородками».
Обаяние богато одаренного человека, его кипучей натуры, способности проявить себя на столь разных, как правило, – несовместимых родах деятельности – ученого и политика, журналиста и общественного деятеля и произвело столь глубокое впечатление на молодого учителя, вступающего на путь, блестяще и «только что» пройденный энергичным и тоже еще совсем молодым преподавателем Санкт-Петербургского университета и помощником премьер-министра, что их единственная встреча оказалась событием, память о котором мой отец сохранил на всю жизнь.
преподаватель гимназии искусств