В.С. АВТОНОМОВ

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21

ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ И СТРУКТУРЫ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ И ТЕОРИЯ

ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКИ

В числе различных исследовательских подходов, существующих в современной

экономической науке, можно с помощью группировки выделить два основных

"потока": основное течение (mainstream) 1/и альтернативы. Главное различие

между этими состоит в различной степени абстракции при анализе экономических

процессов. В основном течении приняты сильные упрощающие предпосылки

относительно человека (экономическая рациональность или максимизация целевой

функции при данных ограничениях) и окружающей его среды (модель совершенной

конкуренции). Эти предпосылки позволяют экономистам работать с оптимальными

(равновесными) состояниями и формализовать экономическую теорию в степени,

недоступной другим общественным наукам. Неоклассическая теория как бы дает

экономистам всех направлений общий язык: даже сторонники альтернатив

опровергают не саму неоклассическую теорию, ибо опровергнуть набор выводов,

логически дедуцированных из априорных предпосылок невозможно, а возможность

ее применения в различных конкретных ситуациях. В этом смысле, ничего

похожего на мэйнстрим в других общественных науках нет - область консенсуса

там значительно уже. Однако повышенная абстрактность основного течения

порождает и свои проблемы. Во всех науках есть проблема соотношения теории и

фактов, но только в экономической теории она принимает форму противоречия

(или выбора) между "реалистичностью" и "точностью" (truth versui precision).

Для естественных наук за очень редкими и временными исключениями

реалистичность и точность совпадают. Общественные науки вовсе не претендуют

на точность. Промежуточный статус экономической теории порождает серьезную

методологическую проблему. Многие великие экономисты и знатоки экономической

теории (Леонтьев, Алле, Эрроу, Блауг, Хан и др.) признают значение этой

проблемы и связывают перспективы экономической науки с ее разрешением.

Правда, следует отметить, что степень абстрактности основного течения

тоже неоднородна. На уровне глубокой абстракции сформулированы наиболее

общие закономерности экономической неоклассической теории (например, теория

общего равновесия). Крупнейшими представителями этого формалистического

направления среди современных экономистов можно считать Ж.Дебре и Р.Лукаса.

Однако помимо этого формального направления в рамках основного течения

существует и "эмпирическое", нацеленное не на дедукцию из абстрактных

аксиом, а на объяснение и предсказание фактов и эмпирическую проверку

полученных выводов 2/. Главные гипотезы основного течения (такие как

максимизация прибыли или полезности) сохраняются, но другие абстрактные

предпосылки, касающиеся среды, в которой оперируют экономические агенты,

ослабляются; главной чертой данного подхода является именно принципиальная

нацеленность на факты. Виднейшими представителями этого крыла мейнстрима

можно считать М. Фридмена, Ф.Модильяни, Дж.Тобина. К нему относятся (что

важно для проблем переходной экономики) и экономисты МВФ. Между двумя

направлениями мейнстрима нет четкого "разделения труда". Конечно, теория

общего равновесия, большая часть теории благосостояния полностью относится к

ведению формалистов. Но применительно к большинству других областей анализа

такой ясной картины нет. То, что экономисты формального направления не

ориентированы на факты, не означает, что они не снисходят до более

практических и злободневных вопросов. Конечно, для анализа большинства

интересных экономических проблем требуется более конкретный уровень анализа,

более "реалистические" предпосылки, чем при "чистом" формальном анализе,

например, неполная информация, несовершенная конкуренция и т.д. Но для

экономиста формального направления меняется лишь набор исходных ограничений,

а оптимизационно-равновесный инструментарий остается в неприкосновенности

3/.

Но и для "эмпирического" крыла мэйнстрима характерна дилемма точности и

реалистичности. Анализ не поднимается до того уровня конкретности (или

поверхностности), когда наряду с экономической рациональностью поведение

экономического агента начинают определять традиции, правовые и моральные

нормы, политические и другие факторы.

Глубокий уровень абстракции неоклассической теории сказывается и в

трактовке времени. Оптимальная или равновесная ситуация - это моментное

состояние системы. Поэтому любые изменения, динамика в неоклассической

теории обычно описываются с помощью последовательности "остановившихся

мгновений" (сравнительная статика). Время в неоклассической теории носит

дискретный характер, и все, что происходит между равновесными моментами,

остается вне поля ее зрения. Даже формальная теория экономического роста,

ставшая частью мэйнстрима, содержит в первую очередь описание условий

равновесного роста, при котором соотношение экономических параметров не

меняется. Поэтому неоклассическая теория слабо приспособлена к описанию

изменений в реальном времени, таких, в частности, как трансформация

экономических систем, когда важную роль играет не только будущее конечное

состояние системы, но и тот путь, которым она к нему придет.

Интересно, что с течением времени уровень формализации в основном течении

возрастает. Это происходит как благодаря накоплению новых инструментов в уже

освоенных неоклассикой областях, так и путем распространения

формалистической методологии на новые области экономической теории (наиболее

показательна здесь "новая макроэкономика" Р.Лукаса и др., в значительной

мере вытеснившая из "мейнстрима" кейнсианство) и соседние общественные науки

(экономический империализм) 4/. Формальная теория - это техника в поисках

приложения. 5/ Одной из основных причин этой тенденции является больший

престиж формальных исследований по сравнению с эмпирическими. 6/ В

результате критерии оценки научной работы, свойственные формальным моделям

(в первую очередь использование сложного математического инструментария)

переносятся на все экономические исследования. Кроме того, практические

выводы, полученные из глубоко абстрактных моделей, начинают впрямую

прикладывать к экономической политике (так называемый "рикардианский грех").

Самые конкретные, поверхностные уровни анализа остаются сферой обитания

альтернативных основному течению подходов: институционального,

поведенческого, эволюционного, в меньшей степени посткейнсианского и

неоавстрийского. В частности, процесс экономических изменений в реальном

времени с самого начала стоял в центре внимания австрийской школы и

отпочковавшейся от нее Шумпетеровской теории экономического развития.

Особое, в известном смысле промежуточное, положение в структуре

современной экономической теории занимает так называемый "новый

институционализм" - семейство теорий (прав собственности, экономики и права,

трансакционных издержек, политического выбора (public choice)7/, и других),

изучающих институциональную структуру общества с помощью методов

неоклассической экономической теории8/. В отличие от ортодоксальной

неоклассики, также осваивающей нетрадиционные для себя области (Г.Беккер и

его последователи), новые институционалисты несколько меняют предпосылки

анализа, касающиеся самих экономических субъектов (предполагается

оппортунистическое поведение и ограниченная рациональность) и среды, в

которой они действуют (неполнота информации проявляется в наличии

трансакционных издержек и недостаточной определенности прав собственности).

Вокруг общей характеристики нового институционализма и перспектив его

развития высказываются полярно противоположные точки зрения. Так, Р.Познер

считает, что все ценное в нем - от неоклассической теории, которую

неоинституционалисты просто облекают в придуманные ими термины (сами лидеры

данного направления против этого бурно протестуют) 9/. Э.Фуруботн, напротив,

отмечает, что предпосылки ограниченной информации и ненулевых трансакционных

издержек следует последовательно распространить на все компоненты

неоинституциональных моделей. В этом случае любая попытка принять

экономически рациональное (максимизационное решение) будет связана с

"издержками оптимизации", что не позволит прямо применять к нему

неоклассическую логику. Фуруботн видит будущее нового институционализма в

"освобождении" от неоклассических элементов 10/. (Это, по сути дела,

означает возвращение к методологии старого институционализма). Статус нового

институционализма в структуре современной экономической теории также еще не

определился. С одной стороны, новые институционалисты уже имеют на своем

счету три Нобелевские премии: Р. Коуз, Дж. Бьюкенен и Д. Норт. С другой, их

основные идеи еще только начинают пробиваться а универ

ситетские учебники 11/. Так что новый институционализм в настоящее время

"балансирует на грани" между мейнстримом и альтернативными течениями.

Большой интерес представляет собой идеологическая направленность нового

институционализма. В отличие от старого, который был намного левее

мейнстрима, новый институционализм оказывается на правом фланге. Основные

сторонники социализма среди экономистов начиная с Бароне, Ланге и Лернера (а

может быть, даже и Вальраса) рекрутируются из числа представителей теории

общего равновесия и тесно связанной с ней теории благосостояния. Видимо, не

случайно и сейчас среди сторонников построения идеального общества

(гуманного коллективизма и пр.) особенно активны экономисты-математики.

Сравнивая систему рыночной экономики с идеальной моделью совершенной

конкуренции, экономисты-неоклассики составили список провалов или изъянов

рынка, которые призвано устранить просвещенное государственное

регулирование. С другой стороны, новые институционалисты, ищущие raisons

d'etre существующих общественных институтов, сравнивают их не с недостижимым

идеалом, а с реальными институциональными альтернативами, в которых также

есть масса изъянов (например провалы регулирования). 12/ С высот абстрактной

теории, действительно, можно не разглядеть таких помех на пути к земному

раю, как, например, наличие собственного интереса, не обязательно

совпадающего с общественным, у вождей и бюрократического аппарата (из

которого исходит неоинституционалистская теория политического выбора -

public choice). Таким образом, новые институционалисты оказываются в одном

идеологическом лагере с либертарианцами неоавстрийской школы.

Выбор уровня абстракции при решении данной теоретической задачи, в

принципе, должен быть функцией от объекта исследования и характера

поставленной задачи. Нельзя сказать, что более абстрактный анализ всегда

хуже или лучше более конкретного (или, что то же самое, "точность" всегда

хуже или лучше "реалистичности"). Там, где ситуация приближается к рынку

совершенной конкуренции (однородный товар, большое количество равных по силе

участников, полная и легко доступная информация, неизменные правила игры, в

частности отсутствие непосредственного государственного вмешательства),

например, на финансовых рынках, преимущества неоклассического подхода весьма

ощутимы. По мере же нарастающего отклонения от идеальной модели, становятся

весомыми достоинства альтернативных подходов. Однако все вышесказанное

относится к "абсолютному наблюдателю", беспристрастно оценивающему, какой

исследовательский подход следует применить к данной области экономики. С

нашей точки зрения, необходимо дополнительно включить в рассмотрение

факторы, относящиеся к жизни самого профессионального сообщества

ученых-экономистов. Прежде всего, на практике экономист редко имеет

возможность выбирать между различными парадигмами: он применяет ту, которой

его обучили. И здесь кроется одна из главных дополнительных причин

лидирующего положения неоклассической теории: ей гораздо легче обучать.

Впрочем, на дополнительных причинах большой популярности неоклассики

среди экономистов стоит остановиться подробно.

Во-первых, здесь следует упомянуть ее универсальность. Достаточно описать

ограничения, в которых действует экономический субъект и любую ситуацию

можно представить как максимизацию его целевой функции при данных

ограничениях. (Убедительные примеры можно найти в работах Г.Беккера).

Переходя от одной проблемы к другой, экономисту-неоклассику нет нужды менять

язык и инструментарий своей теории, в то время как институционалист, к

примеру, вынужден всякий раз начинать все сначала.

Во-вторых, неоклассические модели позволяют варьировать степень сложности

или детализации обсуждаемых проблем. Трудности можно без труда нарастить или

убрать. Это чрезвычайно важно с педагогической точки зрения, так как

позволяет изучать проблему на дозированном уровне сложности (начальном,

промежуточном или продвинутом ). В то же время объяснить какую-либо

неоинституциональную модель, к примеру "контракт, сопряженный с личными

отношениями" (relational contract) Уильямсона, можно только на достаточно

сложном уровне.

В-третьих, неоклассическому формальному анализу может благоприятствовать

сама структура "рынка экономистов. (См. исследования швейцарского экономиста

Б. Фрая) 13/. В Северной Америке, лидирующей в настоящее время в основном

направлении экономической теории, продавцы услуг на этом рынке - экономисты

и их покупатели - университеты - ведут практически свободную конкуренцию.

Мобильность специалистов в Америке очень велика, длительные контракты

являются скорее исключением, чем правилом, государственное регулирование

отсутствует, информация о новых вакансиях фактически общедоступна. На таком

конкурентном рынке нужен простой общий критерий качества

преподавателей-экономистов, которым является количество публикаций в научных

журналах. Отсюда закономерно смещение центра тяжести к статьям, требующим

минимальной стадии "до письменного стола": сбора и обработки фактического

материала, изучения конкретных институтов и пр. Типичным образцом

"нормальной науки" является усовершенствование известных в литературе

формальных моделей: доказательство их при несколько иных предпосылках,

модификация ограничений и т.д. Отсюда мощный поток статей, отличающихся

точностью, а не реалистичностью. Кроме того, наличие в работе

математического аппарата определенного уровня облегчает оценку

профессионализма автора при рецензировании и т.д. (для менее формализованных

наук эту же роль, выполняют сноски на известных авторитетов). Американские

университетские экономисты сравнительно редко занимаются практической

деятельностью: консультированием государственных орта-нови частных компаний

(за исключением очень престижного участия в Совете экономических

консультантов президента): между факультетами экономики и "бизнеса" стоит

китайская стена, с обеих сторон которой легко почувствовать взаимное

раздражение (теоретики бывают более знамениты, а практики больше

зарабатывают).

Интересно, что Фрай выделяет и вторую модель рынка экономистов - регулир

уемую, характеризующуюся длительными, часто пожизненными контрактами,

государственным финансированием и сильным государственным регулированием (к

примеру, в Германии почти все заявки на преподавателей экономики в

университетах и предложения соискателей проходят через единое

государственное ведомство, расположенное в Дортмунде). Не находясь под

постоянным давлением конкуренции, экономисты могут заниматься здесь более

долгосрочными исследованиями, в первую очередь представляющими интерес для

главных заказчиков - государственных органов. Отсюда - сравнительно более

конкретный уровень анализа, склонность европейских экономистов ко всякого

рода институциональным исследованиям, большая престижность занятия всяческих

государственных постов для экономистов-теоретиков (среди множества примеров

достаточно назвать Л.Эрхарда и А.Папандреу). Правда, сам Фрай полагает, что

с дальнейшей интеграцией в рамках Европейского союза в Западной Европе

сложится примерно такой же конкурентный рынок экономистов, как в США и

Канаде. Однако вряд ли эту действительно наметившуюся тенденцию стоит

преувеличивать. Профессора экономики - не футболисты, которым недавно

разрешили играть за любую команду стран ЕС. Не следует исключать даже

возможный рост культурного национализма и регионализма в ответов дальнейшую

экономическую и политическую интеграцию (вспомним хотя бы ограничения на

использование англицизмов во франкоязычных текстах во Франции). Хотя есть и

важный фактор, подкрепляющий отмеченную Фраем тенденцию: соискатель,

претендующий на признание мировым сообществом академических экономистов,

должен публиковать свои работы на английском языке и желательно в

авторитетных (американских и английских) журналах. В этом отношении

показательна судьба немецкого "Zeitschrift fur die gesamte

Staatswissenschaft", превратившегося в англоязычный по преимуществу "Journal

for institutional and Theoretical Economics". Правда, общая направленность

журнала не стала чисто неоклассической -

это орган нового институционализма,

Что касается нашей страны, то здесь мобильность преподавателей экономики

и конкуренция между ними крайне незначительны. Однако, с другой стороны,

государство дает университетам так мало, что вряд ли его можно

рассматриваться в качестве серьезного заказчика. В наших условиях более

влиятельными могут быть другие факторы, в первую очередь боязнь формул со

стороны громадного большинства отечественных преподавателей экономических

дисциплин. Здесь - важный шанс для институциональных и прочих более

"конкретных" направлений исследования. (Еще раз напомню, что сейчас речь

идет не о содержательных соображениях, а о чисто внешних, привходящих

факторах выбора между различными исследовательскими парадигмами).

Однако в этих условиях наиболее вероятно временное усвоение

институционализма на крайне поверхностном, декоративном уровне и

использование его в качестве методологического прикрытия от неоклассики. На

самом деле легкость институционализма (и старого, и тем более нового)

обманчива: проведение серьезного институционального исследования может быть

на порядок труднее построения неоклассической модели, поскольку требует

детального знакомства со многими реалиями экономики, права, политики, морали

и психологии народа. Эмпирический материал в этой области, вероятно, не

более доступен, чем надежная статистика для эко-нометрических исследований.

Я думаю, что когда на сцену выйдет новое поколение российских экономистов,

не испытывающих комплекса неполноценности перед математикой, оно быстро

осознает преимущества, которые создает для нормальной (в Куновском смысле)

науки формальная неоклассическая теория.

Переход от централизованной к рыночной экономике в странах Восточной

Европы и республиках бывшего СССР является важнейшим экономическим событием

для второй половины XX века 14 / в той же мере, как Великая депрессия 1930-х

годов была им для первой половины века. Поэтому, несмотря на невысокий

престиж среди экономистов проблем компаративистики и развития, представители

различных исследовательских подходов не остались в стороне от проблем

переходной экономики. Литература по этим проблемам, принадлежащая авторам из

самих переходных стран и "посторонним наблюдателям", представляет собой

необозримый поток, коСТР 10

торый очень трудно подчинить какой-либо разумной классификации. В рамках

темы данной статьи мы попытаемся выделить специфику трактовки переходной

экономики различными исследовательскими подходами, хотя, с точки зрения

злободневных практических и политических проблем, этот ракурс может быть не

самым интересным.

Говоря о теориях экономической трансформации, необходимо иметь в виду,

что здесь возможны позитивный и нормативный подходы. Последний, видимо, даже

преобладает, поскольку спрос на практические рекомендации в данной области

больше, чем на объективное описание происходящих процессов. В принципе,

нормативная экономическая теория (или нормативные выводы из позитивной

теории) обычно бывает конкретнее позитивной, поскольку требует учета

возможной реакции реальных экономических субъектов на меры государственной

политики и, что желательно, политических факторов, благоприятствующих или

препятствующих ее реализации.

Существует консенсус относительно основных задач переходного периода. Это

макроэкономическая стабилизация, решающая проблему избыточной денежной

массы, возникшей в результате последних судорог социалистической экономики,

либерализация цен, торговли и производства, реструктуризация (приведение

структуры производства в соответствие с реальными общественными

потребностями), приватизация (одним из главных аргументов в ее пользу

считается то, что приватизированные предприятия менее склонны стремиться к

"извлечению ренты", чем государственные) и институциональная реформа,

призванная обеспечить оформление прав собственности, свободу контрактов и

ответственность участников рынка. Однако между различными исследовательскими

подходами в экономической теории имеются различия в вопросе о сравнительной

важности отдельных задач, порядке и скорости их решения.

Для формальной неоклассической теории, основанной на модели общего

равновесия, переход от централизованной к рыночной системе - это переход от

одного равновесного состояния к другому, превосходящему первое по критерию

Парето-оптимальности. Процесс движения от одного равновесия к другому сам по

себе не является объектом анализа, и конечное состояние не зависит от того,

каким путем оно было достигнуто (path independence). Поэтому вопрос о

порядке осуществления различных стадий реформы здесь нельзя поставить.

Проблемы приватизации и институциональной реформы также не возникают,

поскольку предполагается отсутствие трансакционных издержек, а в этом

случае, согласно теореме Коуза, оптимальное распределение прав собственности

возникнет само собой в результате "торга" сторон. Главным шагом

экономической реформы считается либерализация цен, которая выполняет

двойственную задачу. Во-первых, она убирает "денежный навес", который

образуется в экономике дефицита и неравновесных цен. Это важный шаг на пути

макроэкономической стабилизации. Во-вторых, создается возможность установить

относительные цены, которые отражают реальную степень редкости благ в

экономике и поэтому задают производителям и потребителям правильные

ориентиры. Это приведет в итоге к микроэкономической реструктуризации и

установлению структуры производства, соответствующей потребностям членов

общества. Итак, с данной точки зрения, достаточно убрать искусственные

преграды, сдерживающие экономическую свободу, и переходный процесс пойдет

сам собой. Конечно, в ходе реструктуризации неизбежны пострадавшие: это и

влиятельные группы "извлекателей ренты", и работники, занятые производством

не пользующейся спросом продукции. Но сопротивление первых надо подавить

силой государства (не надо думать, что неоклассики выступают за слабую

государственную власть), а мучения вторых надо насколько возможно уменьшить.

Половинчатые и медленные реформы повышают издержки переходного процесса. К

тому же предполагается, что политическое сопротивление рыночным реформам

также легче слом

ить при скоротечном ходе трансформации. Одним словом, перед нами полное

теоретическое обоснование "шокового сценария". Его авторы верят в

"построение капитализма" ударными методами (даже английское название

шокового сценария называется big bang, что можно перевести, как "большой

удар"). Против формального неоклассического подхода к проблеме трансформации

можно было бы выдвинуть столь же формальное и абстрактное возражение,

основанное на теореме о second best Липси и Ланкастера. Согласно этой

теореме, если хотя бы на одном рынке оптимальное равновесное состояние не

достигнуто (например, из-за несовершенной конкуренции или данный рынок

просто не существует, что в высшей степени вероятно для переходной

экономики), то продвижение к оптимуму на всех других рынках вовсе не

обязательно будет оптимальным, по Парето, для всей экономики. Однако больший

интерес представляют более конкретные аргументы против политики "большого

удара".

Прямыми оппонентами неоклассиков оказываются здесь экономисты,

придерживающиеся посткейнсианских взглядов 15/. Отказываясь от модели общего

равновесия, они подчеркивают, что экономические процессы протекают в

реальном времени и от их хода сильно зависит конечный результат

(path-dependence). Посткейнсианцы подчеркивают активную самостоятельную роль

денег и процента как передаточного звена от денежных переменных к реальным.

Величина процента определяется не предельной производительностью реального

капитала, как предполагает "чистая" неоклассическая теория, - это, в первую

очередь, денежный феномен. Рыночные процентные ставки отражают не

прибыльность реальных инвестиций, а моральный риск и способ отбора кредитных

проектов. Поэтому инвестиции в денежные активы не только не тождественны

реальным инвестициям, но и могут вытеснять их. Кроме того, реально

существующая в экономике неопределенность, асимметрично распределенная

информация искажают структуру относительных цен. В особой степени все это

относится к финансовым рынкам, выполняющим в экономике важнейшую функцию

переброски капитала в более эффективные отрасли. в частности, банки склонны

давать в долг старым клиентам, они не обладают эффективными средствами

оценки и отбора инвестиционных проектов 16/. Поэтому рекомендуется активное

вмешательство государства в финансовую сферу и жесткое регулирование

деятельности финансовых посредников.

Таким образом, посткейнсианцы концентрируют свое внимание на тех же

задачах переходного периода, что и сторонники "большого удара" (стабилизации

и либерализации), но подходят к ним иначе, на более конкретном уровне, что

приводит их к выводу о наличии внутренних противоречий и нецелесообразности

спешки в решении этих задач. Именно здесь проходит фронт знаменитой борьбы

между сторонниками "шока" и "градуалистами".

Очевидным кандидатом для освещения проблем переходной экономики

представляется так называемая эволюционная экономическая теория, ведущая

свое происхождение от теории экономического развития Шумпетера и в настоящий

момент наиболее известная в интерпретации Р.Нельсона и С.Уинтера 17 /. Если

неоклассическая теория и новый институционализм исследуют экономический

процесс в заданных институциональных рамках, то эволюционисты пытаются

поставить вопрос о возникновении институтов и их изменении. Для эволюционной

теории характерен динамический микроподход, особое значение имеют

сложившиеся правила и способы поведения на уровне фирм (Веблен называл их

институтами, а Нельсон и Уинтер -"рутинами"). Эти рутины представляют собой

специфические активы фирм и их пересмотр означает потерю части капитала.

Поэтому от старой рутины отказываются только тогда, когда новое правило

позволит не только получить выгоду, но и возместить потери. По этой причине,

например, в период сравнительно высоких темпов инфляции 1970-80-х годов

некоторые фирмы в США отказывались делать поправку на инфляцию в своих

инвестиционных планах: выигрыш в точности планов не компенсировал проигрыша,

связанного с изменением способов расчета, переучиванием персонала и пр. 18/

Отбор рутин представляет собой длительный процесс, в котором сочетаются

"обучение на опыте" (learning by doing) и естественный отбор - отбраковка

тех, кто не смог обучиться на опыте.

Применительно к политике макроэкономической стабилизации стойкость рутин

проявилась в том, что привыкшие к мягким бюджетным ограничениям предприятия

вели себя "инерционно" (полагались на помощь государства, не воспринимали

всерьез задолженности друг другу и государству). В результате вместо

реструктуризации производства и предложения политика макроэкономической

стабилизации и либерализации цен привела к кризису неплатежей, то есть

вместо стабилизации возникла дестабилизация.

Применительно к приватизации эволюционисты (наиболее активно среди них

занимается переходной экономикой П. Мюррел 19 /, сходные взгляды высказывает

Я. Корнаи ) считают, что "старую собаку не обучишь новым фокусам": раздача и

приватизация старых государственных предприятий не заставит их быстро

"сменить рутины". Поэтому средства, расходуемые на приватизацию,

целесообразно отдать на поддержку новых частных предприятий, не отягощенных

старыми рутинами. К этой же группе теорий примыкает трактовка переходного

предприятия как особого типа фирмы (не социалистической и не

капиталистической), целевой функцией которой является выживание в условиях

значительной неопределенности, в частности, неопределенных перспектив

выживания поставщиков и клиентов фирмы 20/.

Большим потенциалом для объяснения переходной экономики обладают

различные неоинституционалистские теории. Прежде всего переход от

централизованной экономики с господством полуничейной "общенародной"

собственности (назвать ее государственной в строгом смысле нельзя) к

рыночному хозяйству требуется четко определить права, что, как показывает

опыт, не достигается автоматически в ходе массовой формальной приватизации

российского типа. Права собственности, скажем, акционеров наших

многочисленных АО фактически не предусматривают даже получения части

остаточного дохода и возможности созывать собрание акционеров, если этого не

захочет администрация. Директора промышленных предприятий, с выгодой

используя размытость прав собственности, противодействуют их жесткому

правовому закреплению. Здесь, безусловно, многое могут сказать специалисты в

области теории прав собственности. Есть где применить и трансакционный

подход О.Уильямсона и его последователей. Переходная экономика, безусловно,

являет собой классический пример существования больших трансакционных

издержек. Отсутствует или труднодоступна информация. Невозможно обеспечить

выполнение контракта легальным путем (нет надежного механизма исполнения

судебных решений), а нелегальный путь (через рэкетирскую "крышу") связан с

огромными и не только денежными издержками. Оппортунистическое поведение, то

есть обман контрагента на основе асимметрично распределенной информации,

является не исключением, а правилом. Одним словом, наша экономика изобилует

трансакционными издержками и если бы не рентного типа сверхприбыли,

связанные с покровительством государственных чиновников, возможностями

арбитражных сделок и т.д., рыночные сделки в России стали бы непозволительно

дорогими. Не случайно для нашей страны характерно создание относительно

замкнутых финансовых империй со своими банками, страховыми компаниями,

предприятиями, добывающими на экспорт сырье, телеканалами, газетами и т.д.

Эти империи явно работают по "заветам Коуза", экономя на трансакционных

издержках путем интеграции. (Напротив, создаваемые сверху ФПГ, в которых

должны объединяться предприятия, принадлежащие разным хозяевам, на нашей

земле приживаются плохо). Отношения между российскими предприятиями, а также

между директорами и их работниками хорошо описываются уильямсоновской

теорией "контракта, сопряженного с личными отношениями партнеров"

(relational contract). В рамках этих отношений взаимные неплатежи и

задолженности - совершенно естественны. Множество интересных проблем в

российской экономике может осветить исследование того, кто и как

контролирует российские фирмы (governance structures), кто является принц

ипалами и агентами и как они решают возникающие между ними проблемы.

Наконец, весьма злободневными в нашем обществе являются проблемы

конституционного и политического выбора (public choice), трактуемые

соответствующим течением нового инсти-туционализма (Бьюкенен, Таллок и др.),

а также продолжателями дела Ойкена (ордолибералами) в Германии. Система

правовых и политических институтов нашего общества еще не стабилизировалась.

Совсем недавно был принят Гражданский кодекс, продолжается работа над

Налоговым кодексом. Таким образом, есть возможность заложить в основу

российской институциональной системы принципы демократического и

конкурентного порядка. Кроме того, исследования представителями этого

направления таких явлений, как извлечение политической ренты 21/,

коллективные действия заинтересованных групп-лоббистов, 22/ дают возможность

вовлечь в анализ переплетение экономических и политических факторов, без

которого понять переходную экономику практически невозможно. 23/

В заключение хотелось бы коснуться различных инструментов экономического

анализа и их пригодности для исследования переходной экономики. К этим

инструментам относятся формальные модели, статистические (в том числе

эконометрические) исследования, анализ отдельных случаев (case studies) и

исследование результатов массовых опросов. Из них к переходной экономике

реально применяются главным образом первый и последний 24/. Статистический

анализ затруднен краткостью временных рядов и ненадежностью публикуемых

показателей, а глубокий анализ отдельных случаев требует слишком много

времени и денег. В то же время опросный метод имеет и свои преимущества:

оперативность, субъективная "взвешенность" значения различных переменных и

т.д. 25/.

Описанные в статье подходы некоторых направлений экономической теории к

проблемам переходной экономики свидетельствуют, на мой взгляд, о том, что

теоретическая трактовка этих проблем возможна, хотя она скорее всего будет

носить менее строгий и элегантный характер, чем выводы формальной

неоклассической теории. Поэтому, исследуя современное состояние экономики

России и разрабатывая наиболее целесообразные варианты экономической

политики, нет необходимости изобретать велосипед и непосредственно

апеллировать к не постигаемой умом "русской душе". В то же время,

рассматривая и обсуждая различные объяснения и рекомендации, необходимо

учитывать методологические принципы каждого из подходов и смотреть,

насколько они применимы к российским институциональным реалиям (включая

особенности этноса и менталитета).

сноски

1. Критерий принадлежности к основному течению неформальны и определяются

самим научным сообществом: это и присутствие данных концепций в учебниках, и

удельный вес в академических журналах, и присуждение Нобелевских премий.

Состав "мейнстрима" меняется со временем, так, например, за последние

двадцать лет новая неоклассическая микроэкономика и монетаризм вытеснили

хиксианское кейнсианство, но его основу неизменно составляет неоклассическая

теория. Поэтому в дальнейшем понятия "основное течение" и "неоклассическая

теория" употребляются как синонимы. Датировать появление термина мэйнстрима

в экономической литературе можно, пожалуй, с публикацией двух работ

П.Самуэльсона: "Основ экономического анализа" (1947) и вводного курса

экономической теории (1948).

2. CM. Mayer Т. Truth versus Precision in Economics. Aldershot, 1993.

3. У "формалистов" есть и своя эконометрика, но она чаще направлена не на

обнаруживание связи между переменными, а на установление ее отсутствия,

позволяющего сделать вывод о случайном движении зависимой переменной,

совместимом с рациональным непредсказуемым поведением экономических

субъектов по образцу гипотезы эффективного рынка. См. Мэнкью Н.Г. Освежим

наши познания макроэкономики. (МЭиМО, 1996 N 8) С.70.

4. Приведем еще один яркий пример. Джон Стюарт Милль считал даже

розничную торговлю неподходящей сферой анализа для политической экономии,

поскольку в ней, в отличие от оптовой торговли, конкуренция имеет меньшее

значение, чем "обычай". В настоящее время, как известно, созданы весьма

популярные экономические модели браков, разводов, самоубийств и др. явлений,

где "обычай" явно гораздо важнее, чем в розничной торговле. 3. С

Bronfenbrenner М. Economics as Dentistry. // Southern Economic Journal,

1991, v.57, January. P.599-605.

5. С Bronfenbrenner М. Economics as Dentistry. // Southern Economic

Journal, 1991, v.57, January. P.599-605.

6. Согласно Т. Майеру, иерархия экономистов в порядке убывания

престижности выглядит так: 1) представители формальной теории, 2)

представители эмпирической теории, 3) сборщики данных и консультанты по

экономической политике, 4) историки экономической мысли и методологи. Mayer,

op.cit. р.46. К тому же, по классификации Б.Уорда к самым непрестижным

проблемам экономической теории относятся вопросы экономического развития и

компаративистики.(Wаrd В. What's Wrong with Economics? N.Y. 1972, p. 10)

Отсюда видно, какое низкое место в иерархии экономических исследований

должны, по идее, занимать проблемы трансформации. Образцом для экономистов,

как принято считать, являлась здесь физика и другие точные науки, хотя в

настоящее время есть основания полагать, что по уровню математизации

экономическая теория формального толка оставила физику позади.

7. Мы предпочитаем этот вариант перевода, поскольку он больше

соответствует содержанию данной теории и позволяет отличить ее от концепций

общественного выбора (social choice) в рамках теории благосостояния, которые

исследуют возможность агрегировать индивидуальные функции полезности.

8. Об этих теориях см. работы Р.И. Капелюшникова: "Что такое права

собственности?" и "Категория трансакционных издержек" // Как это делается:

финансовые, социальные и информационные технологии. Вып.3. М., 1994. С.

8-49.

9. CM. Posner R.A. The New Institutional Economics Meets law and

Economics // Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1993. Vol

149, N 1. P. 73-87; Coase R.H. Coase on Posner on Coase // ibid. P. 96-98;

Williareson O.E. Transaction Cost Economics Meets Posnerian Law and

Economics // Ibid. P.99-118.

10. CM. Furubotn E. Future Development of the New Institutional

Economics: Extension of the Neoclassical Model or New Construct? //

Lectiones Jenenses, Jena, 1994.

11. Kreps D. A Course in Microeconomic Theory. Princeton, 1990. Этот

учебник содержит главу о трансакционных издержках.

12. Более известны аналогичные взгляды других противников формализма:

представителей неоавстрийской школы (Мизес, Хайек) и эмпирического крыла

основного течения (М.Фридмен).

13. Frey В. An Economic Analysis of the New Institutional Economics. //

Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1993, vol. 149, N 1.

P.351-359.

14. Stiglitz J. Another century of economic science. // Economic Journal,

1991, vol. 101, N 404. P.134-141.

15. CM. например, Kregel J., Matzner E., Grabber G.(Eds.) The Market

Shock. Vienna, 1992.

16. CM. van Ees H., Garretsen H. The Theoretical Foundation of the

Reforms in Eastern Europe: Big Bang vs. Gradualism and the Limitation of

Neo-Classical Theory // Economic Systems, 1994 N 1, p. 1-14.

17. Nelson R., Winter S. An Evolutionary Theory of Economic Change, 1982.

18. CM. Bromitey Ph. Corporate capital investment: a behavioral approach.

Cambridge (Mass.) 1986.

19. Мюррел П. Эволюция экономической теории и экономических реформ в

странах с централизованным плановым хозяйством. // Становление рыночной

экономики в странах восточной Европы. М., Фонд "За экономическую

грамотность", 1994. С.64-91.

20. Айкс, Ритерман От предприятия к фирме: заметки по теории предприятия

переходного периода. // Вопросы экономики 1994, N 8. C.31-39.

21. См. Политическая рента в рыночной и переходной экономике. (п/р

С.П.Аукуционека, Е.В.Беляновой). М.: ИМЭМО, 1995.

22. См. Олсон М. Логика коллективных действий. М.: Фонд Экономической

Инициативы, 1995.

23. Например, обвальную ваучерную приватизацию в Россию можно понять

только в контексте расстановки политических сил: тогдашнего Верховного

Совета, из идеологических соображений выступавшего против приватизации за

выкуп, имевших реальную силу директоров предприятий, от которых

предполагалось "откупиться", дав им большие льготы при приватизации, а также

воинствующей оппозиции, которую предполагалось поставить перед свершившимся

фактом и обеспечить, таким образом, необратимость реформ.

24. Некоторые отечественные исследователи переходной экономики успешно

переходят от формального моделирования к опросному методу (С.П. Аукуционек)

и наоборот (М.В.Бойко).

25.Наиболее полная известная автору библиография опросных исследований

российских предприятий содержится в кн.: Т.Г.Долгопятова. Российские

предприятия в переходной экономике, М.: Дело, 1995.