С. П. АУКУЦИОНЕК

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21

ПЕРЕХОД К РЫНКУ И МЕТОДОЛОГИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ

В докладе В.С. Автономова привлекает внимание классификация разных

отраслей экономической науки по престижности. Так, в классификации Майера

первое место отводится формальным теориям (1), затем идут эмпирические

теории (2), третье место занимают сборщики данных и советники по

экономической политике (3) и четвертое - делят между собой историки мысли и

методологи (4).

Отсюда немедленно вытекает, что сам доклад Владимира Сергеевича, как и

наш ученый совет (по крайней мере в его методологической части) помещаются

на самой низкой по престижности, 4-й ступеньке.

Непрестижность нашей сегодняшней темы вытекает и из классификации Уорда,

Правда, в его системе места для проблемы перехода к рынку вообще не

предусмотрено, поскольку сама классификация появилась в 70-х годах. Но о

том, каким оно могло бы быть, нетрудно догадаться, судя по тому, что

последнее по значимости место Уорд отводит проблемам экономического развития

и компаративистике.

Не хочу ставить под сомнение объективность этих схем. Но важно заметить,

что они отражают взгляд только с одной стороны. Это - взгляд тех, кто живет

в странах с устоявшейся, развитой рыночной экономикой. Их отношение к нашим

проблемам упрощенно мешено выразить примерно так. Весь переход к рынку * как

и вообще весь период планового развития - это не более, чем временное

отклонение от нормы. Нормой же является рыночная экономика, которую они

неплохо знают и в которой живут. Ее и нужно изучать. Нашу же проблематику

серьезно изучать нет смысла, ибо зачем закладывать новую экономическую

дисциплину, если предмет ее изучения того гляди скоро исчезнет.

Отсюда - разговоры об общих для всех стран экономических законах и

попытки обойтись при анализе рыночной реформы "малой кровью", то есть

ограничиться уже известными подходами и моделями.

Но есть и другой взгляд на указанную проблему, которого стараюсь

придерживаться я сам и, насколько можно судить, неявно многие другие

экономисты. Плановое хозяйство рассматривается как явление логически

"равновеликое" рынку, как еще один устойчивый способ организации

общественного производства.

Соответственно по-иному трактуется и переходный период. Не как переход от

отклонения к равновесию, а скорее как смена одного равновесного режима

другим (если, конечно, равновесие понимать в данном случае не как состояние

конъюнктуры, а более широко). И коль скоро это так, то и проблемы,

возникающие на этом пути, видятся гораздо более сложными и долговременными.

Разумеется, экономические законы одинаковы для всех стран. И Россия - не

исключение. Но нужно все-таки не забывать простую вещь: не все экономические

законы познаны и не все явления описаны. Даже столь уважаемой нами западной

наукой.

Переход к рынку - как раз и создает благоприятные условия для обнаружения

новых законов и явлений. А Россия - как раз та страна, где в силу понятных

нам причин эти новые явления и закономерности принимают масштабные,

осязаемые формы.

Один из самых ярких примеров такого рода на макроуровне - "переходный

экономический кризис". Это действительно особый тип кризиса, мало похожий на

те, что изучались на протяжении предыдущих двух столетий. Не удивительно,

что многие его черты оказались полной неожиданностью для специалистов.

Оглядываясь назад, можно утверждать, что феномен переходного кризиса мог

быть вполне открыт на кончике пера и за 10, и за 20 лет до начала

преобразований. Все методологические предпосылки для этого были. Не было

главного: интереса к проблеме. И по большому счету нет его и сейчас (на

Западе).

Кратко перечислю 4 типа объяснений переходного кризиса (более подробное

описание см. в моей книге "Теория перехода к рынку", второе издание которой

вышло в 1995 г.).

1. Неудачная экономическая политика, ошибки реформаторов.

2. Сложная предреформенная ситуация в нашем хозяйстве.

3. Объективная невозможность быстрого приспособления экономики к новым

условиям (старое уже разрушено, новое - еще не создано).

4. Изменение поведения экономических агентов.

Перечисленные объяснения не альтернативны. Но, на мой взгляд, последний -

поведенческий - компонент и является самым главным в механизме переходного

кризиса. Не в том смысле главным, что с его помощью удается объяснить

большую часть падения производства. А в том, что именно наличие такого

компонента придает кризису качественно новый характер, отличающий его от

всех прочих кризисов*

Переходный кризис не объясняется ни одной из существующих теорий циклов и

кризисов: теорией реального цикла, теорией взаимодействия мультипликатора-

акселератора, теорией равновесного цикла Лукаса и т.д. Более того, он вообще

не объясняется в рамках тех фундаментальных принципов, на которых покоятся

эти теории.

До сих пор экономисты знали два способа объяснения падения производства:

либо сок-* ращением спроса, либо ростом издержек. Многообразные модели

циклов и кризисов, созданные за последние несколько десятилетий, так или

иначе опираются именно на такие представления. И долгое время казалось, что

ничего другого и быть не может. Разумеется, если не считать внеэкономические

насильственные причины: политические потрясения, геологические катаклизмы и

проч.

Но вот началась рыночная реформа, и выяснилось, что возможен третий,

принципиально иной тип кризисного механизма, когда спад производства

вызывается сменой целевой функции производителей, независимо от движений

кривых спроса и предложения. Разумеется, последние тоже играют роль. Может

быть, даже - определяющую. Но именно наличие нетрадиционного поведенческого

элемента придает кризису тот своеобразный характер, который ставит в тупик

многих западных специалистов и обесценивает многие их рекомендации.

Второй пример нового явления, который мне хочется привести, относится к

микроуровню. В российской экономике сложился - и вот уже который год успешно

функционирует - весьма специфический тип производителя. Производителя,

который, будучи погруженным в почти рыночную среду, преследует не вполне

рыночные цели (в их традиционном понимании). Я имею в виду десятки тысяч

бывших государственных предприятий, для которых увеличение прибыли не есть

первоочередная задача, а главным является поддержание размеров предприятия:

объемов выпуска, финансирования, численности занятых и т.д.

Лишь 25 % руководителей промышленных предприятий называют в качестве

своей главной цели прибыль. А для 45 % таковой является поддержание объемов

выпуска. Причем эта пропорция 25/45 на протяжении уже двух лет практически

не меняется (здесь и далее - данные из опросов "Российского экономического

барометра").

И вот перед нами встает вопрос что же это за феномен? Каковы его причины

и следствия? Казус? Закономерность? Надолго ли?

Конечно, экономическая наука не раз имела дело с отклоняющимся

поведением. Но, насколько я могу судить, в нашем случае мы столкнулись

все-таки с чем-то исключительным - и по глубине, и по широте

распространенности, и по серьезности последствий этого феномена. И, думаю,

"облегченные" подходы к его исследованию неоправданны.

Так, например, а качестве легкого решения проблемы не раз приходилось

слышать такие рассуждения. Дескать, и западные фирмы в действительности не

максимизируют прибыль (об этом только в некоторых учебниках пишут), и потому

анкетирование западных предпринимателей дало бы примерно те же результаты

(и, следовательно, там, где мы ищем различия, налицо скорее сходство).

Доводы в общем и целом вполне разумные. И против них трудно возражать, не

имея на руках дополнительных эмпирических аргументов.

Но в данном случае такие аргументы могут быть представлены. Это -

результаты опроса голландских менеджеров, которые отвечали на ту же самую

анкету "РЭБ" (опрос был проведен при финансовой поддержке Европейской

Комиссии - Tacis АСЕ Programme 1994). В ходе этого исследования выпуск в

качестве главной цели указали 42% голландских менеджеров - практически

столько же, сколько и у нас (45%). А вот по прибыли различия очень сильное.

У нас, напомню, было 25%, а у голландцев - 80%. Конечно, и эти данные тоже,

строго говоря, ничего не доказывают, поскольку могут быть истолкованы очень

по-разному. Но они все-таки дают немалую пищу для дополнительных

размышлений. И еще один парадокс, связанный с нетрадиционным поведением

российских предприятий, - парадокс убыточного производства. Думали, что

выпуск убыточной продукции - пережиток плановой системы и что в ходе реформы

от него удастся быстро избавиться. Однако до сих пор нет признаков, что

процесс идет в нужном направлении. Доля убыточной продукции для среднего

российского предприятия составляет 10%. И на протяжении последних двух лет

остается постоянной. Более того, если верить ретроспективным оценкам

респондентов РЭБ, в предреформенную пятилетку (1985 - 1990 гг.) эта доля

была на 2-3 процентных пункта ниже, чем сейчас,

Думали также, что конкуренция способствуют устранению убыточного

производства. Но и здесь наша экономика ведет себя не совсем так, как "надо"

по теории. Острота конкуренции не снижает склонность российских

производителей выпускать убыточную продукцию. Правда, наблюдается ее влияние

на степень убыточности: чем острее конкуренция, тем менее убыточна убыточная

продукция. И это слава богу. Это значит, что наша экономика хотя и

парадоксальна, но не абсурдна.

В заключение еще несколько слов о переходной экономике в целом. Мне

кажется, что сейчас было бы полезно выработать критерии, которые позволяли

бы измерять скорость и направление нашего движения. Прежние ориентиры уже в

значительной мере сыграли свою роль. Из тех пяти программных пунктов, по

которым существовал более или менее широкий консенсус, либерализация

проведена, приватизация - тоже, стабилизация - достигнута. Остаются

реструктуризация промышленности и институциональная реформа. Но это -

длительные и сравнительно вяло текущие процессы, с расплывчатыми

очертаниями. Если же мы действительно все еще куда-то переходим, то этот

процесс должен иметь четкие измерители. Если же таких измерителей найти не

удастся, то логично сделать вывод, что переход в своей интенсивной фазе уже

закончился. И та экономическая система, которую мы сейчас имеем, - со всеми

своими парадоксами и странностями - это, говоря словами Ленина, "всерьез и

надолго".

ВЫВОДЫ

1. Экономическая наука оказалась "не готовой" описать переход от плановой

экономики к рыночной и предсказать ряд важных свойств, ему сопутствующих.

Главной причиной этого является не столько инструментальная недостаточность

существующих экономических дисциплин, сколько объективная

незаинтересованность их представителей признать в рыночном переходе

принципиально новую исследовательскую область, достойную самостоятельного

серьезного и длительного изучения.

2. На макроуровне одним из наиболее заметных новых объектов явился

переходный экономический кризис. Его причины и движущие силы не сводимы к

тем, которыми до сих пор объясняли предшествующие кризисы, А беспрецедентные

глубина и продолжительность символизируют, по-видимому, самый большой

"провал" ортодоксальной экономической теории.

3. На микроуровне к числу новых явлений следует отнести возникновение

класса производителей с весьма специфическими свойствами. По многим

параметрам функционирования они близки к производителям рыночного типа.

Однако в отличие от последних мотив прибыли для них не является ведущим.

4. Сложившаяся в России переходная экономика быстро эволюционирует.

Однако это не означает, что она столь же быстро лишается своих специфических

свойств. Отсюда следует, что многие широко употребительные на Западе теории

и подходы еще долго не станут таковыми в наших условиях. И наоборот:

полезные и подходящие для нашего случая методы и модели могут сравнительно

невысоко котироваться среди западных исследователей (пример: деловые опросы

и их применение в теории). С указанным обстоятельством связана, вероятно,

главная методологическая проблема, стоящая перед развитием экономической

науки в России.