Я.А. ПЕВЗНЕР

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 

   АКТУАЛЬНОСТЬ ПОДГОТОВКИ В  ИМЭМО  РАН  ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО  ИССЛЕДОВАНИЯ  ПО

ПРОБЛЕМАМ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

   Вполне очевидно, что нынешний переходный период таков, что о  нем  нельзя

судить без обращения ко всей мировой науке. И прежде всего -  без  понимания

того, что плюрализм экономической науки, тот факт, что она состоит из  часто

противостоящих одна другой и в то же время  во  многих  случаях  дополняющих

одна другую теорий - в этом не ее слабость, а ее  сила.  И  это  несравненно

лучше, чем наши "монизм" и "монолитность". Хорошо  известно,  какое  большое

место в пропаганде марксизма занимал основной тезис статьи  В.И.Ленина  "Три

источника и три  составных  части  марксизма"  -  тезис,  согласно  которому

марксизм возник не на обочине, а на столбовой дороге  мировой  отечественной

науки вообще, экономической - в частности и в особенности. Не вдаваясь здесь

в вопрос  об  источниках,  о  происхождении  марксизма,  мы  можем  уверенно

сказать,  что  в  дальнейшем  развитии  экономической  науки,  начавшемся  с

последней трети  прошлого  века,  и  поныне  как  раз  марксизм  остался  за

пределами магистрального направления, находится на его обочине.

   Самое большое принципиальное различие между марксистской и немарксистской

наукой  заключено  конечно  же  не  в  том,  что  одна  заключает   интересы

угнетенных,  эксплуатируемых,  а  другая  -  на  стороне  эксплуататоров,  в

совершенно иной - в методологической стороне.

   Поставив перед собой задачу вскрыть законы эксплуатации, Маркс подошел  к

этой задаче, отталкиваясь от категорий абстрактного труда, который толкуется

Марксом  так,  что  его  теория  практически  не  выходит  за  рамки   труда

однородного 1/, а это отрезает путь к функциональному анализу,  который  как

раз и составляет основное содержание всей экономической науки. Хотя Маркс  в

ряде своих суждений и приближался к понятию "абстрактная полезность", но  он

не сумел перешагнуть тот рубеж, который уже в его  время  и  особенно  после

него перешагнула теория предельной полезности.

   Самая сильная сторона этой теории в том  и  состоит,  что  лежащая  в  ее

основе абстракция  предельной  полезности,  будучи  исходной,  очень  быстро

открыла  путь  для  анализа  реальной  динамики  -  для   того,   чтобы   от

бесконечномерного  по  своей  сути   абстрактного   анализа   взаимодействия

полезности и производительности перейти к реалиям, какими  они  складываются

не на абстрактном, а на действующем рынке. Сама жизнь, сам  опыт  Советского

Союза и других стран "социалистического  содружества"  доказали  ошибочность

такого перехода, когда  законы  исторического  материализма,  в  котором  на

первом месте стоит производство, автоматически  переносятся  на  современную

экономику, для которой первичность производства - это ненужная  банальность,

а истинная наука начинается с признания в качестве  главного  экономического

механизма рынка. К слову сказать при  таком  переходе  совершенно  по  иному

выглядят и  некоторые  из  основных  положений  исторического  материализма.

Во-первых, рушится занимавшая в марксизме со времени  Каутского  (его  книга

"Бернштейн и социал-демократическая программа" (1899),  более  известна  под

названием  "Антибернштейн")  большое  место  критика   основного   положения

Бернштейна "Движение - все, конечная цель  -  ничто".  Устанавливается,  что

настоящее начало движения к социализму  относится  не  ко  времени  создания

современных  социалистических  организаций,   а   к   началу   перехода   от

натурального  хозяйства  к  рынку.  В  своем  идеале  рынок   это   и   есть

воспроизводство  по  принципу  "от  каждого  по  способности,   каждому   по

результатам труда".

   Но еще более важно другое: истинная диалектика, наиболее последовательное

проявление  действия  в  общественной  жизни  закона   единства   и   борьбы

противоположностей проявляется не в том, что "история общества - это история

борьбы классов" - с ударением на то, что своего высшего и последнего предела

эта борьба достигает в борьбе пролетариата и буржуазии - а в совершенно ином

- в том, что рынок, товарно-денежные отношения, будучи абсолютно необходимым

и ничем не заменимым механизмом соизмерения затрат и  результатов,  в  своей

бесконечномерности обладает и рядом таких пороков и  дефектов,  которые  при

разных  обстоятельствах  могут  углубляться  или  смягчаться.   И   основное

содержание общественного процесса как  раз  и  состоит  в  оптимизации,  как

непрерывном движении к  "наименее  плохому",  в  том,  чтобы  асимптотически

приближаться к идеалу, т.е. сознавая  невозможность  достижения  идеала  как

конечной цели, двигаться в ее направлении от одной промежуточной  ступени  к

другой. Такое движение происходит в ходе постоянной и неизбежной  социальной

и политической борьбы, принимая разный характер в разные периоды и в  разных

странах. Одно из проявлений этой борьбы - не только столкновение монополии и

конкуренции, но  и  столкновение  между  животворной  монополией  (например,

государственным  контролем  в  сферах  кредита  и   денег)   и   губительной

антирыночной монополией, монополией мафиозного характера.

   Хотя и  не  главной,  но  очень  важной  стороной  этой  борьбы  является

экономическая теория. В известной мере ее многогранность  и  разноплановость

зависит  от  интересов  тех  или  иных  социальных  групп.  Но  более  всего

несовпадение взглядов определяется разноплановостью самой  действительности,

тем что последняя  состоит  из  факторов,  действующих  в  разных,  зачастую

противоположных направлениях, в результате чего оказывается  естественным  и

неизбежным возникновение и развитие разных течений,  выделяющих  в  качестве

наиболее важных одни или другие аспекты экономической жизни.

   С этой точки зрения доклад В.С.Автономова глубоко содержателен  и  высоко

ценен. Но в какой степени  он  применим  к  анализу  закономерностей  нашего

переходного периода? Сложность в  том,  что  все  основные  течения  мировой

экономической мысли обращены к анализу реальной рыночной экономики, а у  нас

ее еще нет. Для нас, как я полагаю, самым главным и самым  трудным  является

не сама  теория  рыночной  экономики,  которая  в  мировой  науке  прекрасно

разработана и продолжает разрабатываться, а теория и  практика  перехода  от

нерыночной экономики к рыночной. В зависимости  от  конкретной  исторической

обстановки такой переход носит совершенно различный характер и поэтому очень

трудно найти общие законы и закономерности* Эта  трудность  проявилась  и  в

содержании доклада В.С.Автономова. Здесь позитивная часть  намного  сильней,

чем нормативная. Я это говорю ни в коем случае не в  упрек  докладчику.  То,

что у нас происходит  сейчас  -  это  как  я  полагаю  особое,  своеобразное

первоначальное накопление  -  такое,  которое  более  всего  зависит  не  от

экономических,  а  от   политических   факторов.   Победы   на   предстоящих

президентских выборах демократии - одна экономика, а  победа  коммунистов  -

совсем другая. Но  обратите  внимание  на  то,  что  даже  Зюганов  в  своей

программе ничего не пишет о марксизме как руководстве к действию.  Возможно,

что это всего лишь политическая  уловка,  но  она  не  лишена  определенного

смысла.

   Как бы то ни было впервые после почти 8 десятилетий у нас  пришло  время,

когда марксистская экономическая теория начала уходить в прошлое.  Это  было

неизбежно.  Как  могло  быть  иначе  с  наукой,  которая  основывала  теорию

заработной  платы  на  возмещении  стоимости   рабочей   силы,   а   не   на

производительности труда? И при том, как  это  имеет  место  в  первом  томе

"Капитала", констатировала, что основной системой зарплаты является сдельная

поштучная оплата т.е. прямым образом основанная на  производительности.  Как

могло быть иначе с теорией, которая  объявляла  тенденцию  нормы  прибыли  к

понижению одним из основных  законов  -  и  притом  таким  законом,  который

обусловливает, неизбежность гибели капитализма? Иными словами, один - далеко

не  главный  -  вариант  стабильной  производительности  труда   при   росте

органического  состава  капитала,  объявлялся  главным  и  определяющим  все

будущее общественного устройства?  Как  могло  быть  иначе,  когда  основной

характеристикой  послеоктябрьской  эпохи  объявлялся  сначала  общий  кризис

капитализма, а затем его углубление - тогда как, по крайней  мере  с  начала

50-х  годов,   экономика   капитализма   достигла   небывалой   устойчивости

экономического  роста,  когда   прежние   закономерности   с   неизбежностью

периодических кризисов, явно сходят на нет (как  сходит  на  нет  и  острота

классовых противоречий, что помимо прочего, находит свое выражение в  резком

снижении забастовочного движения, в том, что 80-85% населения индустриальных

стран  относят   себя   к   среднему   классу,   т.е.   не   признают   себя

эксплуатируемыми)?

   Я думаю, что путь выхода на плодотворную  нормативность  состоит  в  том,

чтобы абстрактно-теоретический анализ соединить  с  историко-страновым.  Это

особенно важно потому что сейчас  в  разного  рода  публицистике  появляется

много несообразностей. Возможно наиболее очевидная из них заключается в  той

позиции, которую занимают нынешние "ортодоксальные марксисты". Еще вчера они

объявляли о том, что самая характерная черта современного капитализма как  и

прежде заключается в стихийности  и  анархии  производства,  в  противоречии

между общественным характером производства и  частным  присвоением.  Сегодня

же, когда здесь  у  нас  началось  становление  рынка  и  приватизация,  они

объявляют о том, что мы уходим назад от капитализма, в лоне которого, якобы,

господствуют государственная собственность и организованность. Или  вот  еще

один пример несообразности: в первом варианте программы КПРФ говорилось, что

наше теперешнее экономическое положение похоже на  то,  что  было  в  США  в

1929-1933 гг. Ну как можно так писать, когда там был циклический кризис, а у

нас совсем другое - кризис структуры, кризисный переход от одной  системы  к

другой?

   Если уж обращаться к историческим сравнениям,  то  здесь  наиболее  важны

опыт  СССР  при  переходе  от  "военного   коммунизма"   к   НЭПу   и   опыт

послемаоистского Китая - в том и другом случае речь шла о сочетании рынка  и

значительной приватизации с жесткой политической

   диктатурой;   опыт   "тетчеризма"   и    "    рейганомики",    а    также

Административно-финансовой реформы в Японии - где некоторое, в  определенных

пределах,  ослабление  государственного  регулирования  принесло   с   собой

значительные улучшения.  Немаловажен  опыт  "четырех  драконов"  -республики

Корея, Тайваня, Гонконга и Сингапура, а  также  ряда  стран  Южной  Америки.

Самый общий вывод из этого опыта заключается в следующем: рыночные отношения

могут быть и при политической демократии и при диктатуре. В  зависимости  от

конкретной исторической обстановки, более  эффективным  может  оказаться  то

один,  то  другой  вариант.  Не  мажет,  однако,  быть  эффективным  вариант

антирыночный. С другой стороны, рыночный вариант не  может  сохраняться  при

слишком длительном тоталитаризме (при том, что никаких заранее  определенных

сроков здесь быть не может: разумность или чрезмерность сроков  определяется

только конкретными обстоятельствами).

   Особый, в высшей степени важный самостоятельный вопрос  -  о  соотношении

между рынком и характером собственности. Видимо,  его  самое  общее  решение

состоит в том, что между частной собственностью и рынком существует, хотя  и

не  строгая,  но  положительная   зависимость,   а   между   государственной

собственностью и рынком  тоже  не  строгая,  но  отрицательная  зависимость.

Именно поэтому  курс  политической  демократии,  подкрепляемый  общественной

наукой, состоит в том, чтобы государственную собственность сводить только  к

необходимому  минимуму,  сознавая,  что  необходимость   государственной   и

смешанной форм  собственности  все  же  всегда  сохраняется  и  что  ведущим

фактором, определяющим пропорциональность экономики, является рынок.

   В начале своего доклада В.С.Автономов пишет, что  "во  всех  науках  есть

проблема соотношения теории и факторов, но только в экономической теории она

принимает  форму  противоречия  (или  выбора)  между   "реалистичностью"   и

"точностью" (truth  vs.  precision)...  Промежуточный  статус  экономической

теории порождает серьезную  методологическую  проблему".  В  частности  дело

обстоит так, что для практики решающую роль играет не абстрактная теория,  а

благоразумие, для формирования которого та или иная теория  может  оказаться

очень полезной (едва ли не самый показательный пример - кейнсианство).

   Чем скорее преодолевается то духовное оскудение, которое было  характерно

для всей нашей общественной науки  в  ее  послевоенный  период,  тем,  ясней

становится, что успех приносит не  любое  государственное  регулирование,  а

только  такое,  которое  осуществляется  в  условиях   господства   рыночных

отношений. "Конкуренция - везде, где  возможно,  регулирование  -везде,  где

необходимо" - считаю, что этот девиз, исходящий от  послевоенной  германской

социал-демократии, - самое важное положение всей экономической теории  в  ее

нормативном аспекте. Или  по  другому:  научными  могут  быть  только  такие

взгляды которые признают, что каковы бы ни были исторические обстоятельства,

единственное  содержание  прогресса  может  и  должно   заключаться   не   а

уничтожении рыночных отношений, а в их совершенствовании.

   Убогость всех наших прежних учебников политической  экономии  и  научного

коммунизма в немалой мере объяснялась тем, что  такое  положение  не  только

отвергалось, но и объявлялось антинаучным, апологетическим и т.д.  -  а  для

современной мировой экономической науки вход  в  наши  научные  и  все  иные

публикации был практически закрыт.

   В последние годы положение начало изменятся. В  связи  с  выходом  у  нас

книги "К.Макконелла и С. Брю "Экономикс",  1992  г.",  в  марте  1993  г.  в

журнале МЭиМО была опубликована моя рецензия под названием  "Лед  тронулся?"

Под этим названием я имел в виду первые после  многолетнего  застоя  шаги  к

выпуску   в    нашей    стране    книг,    принадлежащих    к    современной

экономико-теоретической классике. Теперь же с очень большим  удовлетворением

хочу отметить, что началось истинное  половодье,  что  вовсю  развертывается

соревнование учебных и научных институтов,  многих  издательств  по  выпуску

такого рода литературы.

   Я не намерен давать здесь библиографию,  но  приведу  некоторые  примеры:

речь здесь пойдет о  четырех  классах  новейших  публикаций:  1)  переводные

книги, обращаемые к истории  экономической  мысли  (такие  как  "Австрийская

школа  в  политической  экономии",;  Дж.М.Кейнс  "Избранные   произведения";

М.Блаут "Экономическая мысль в ретроспективе"  и  ряд  др.);  2)  переводные

учебники современной экономической теории (здесь кроме  вышеназванной  книги

Макконелла и  Брю,  я  бы  назвал  книгу  С.Фишер,  Р.Дорнбуш  и  Р.Шмалеизи

"Экономика", 1993; "Эдвин Дж. Доллан  "Микроэкономика"  и  "Макроэкономика",

1994;  "Современный  бизнес",  тома  I  и  II,  1995;  Ф.А.Хайек   "Пагубная

самонадеянность", 1992 и многие другие.

   Не могу не отметить, что  многие  из  книг,  принадлежащих  к  первому  и

второму классам выпускаются  по  инициативе  и  при  очень  большом  участии

сотрудников нашего института. Особого внимания здесь заслуживает выпускаемый

по инициативе и при самом активном участии нашего Отдела современных  теорий

рыночной экономики периодический альманах  "Thesis".  Наконец-то  российский

читатель  получил  возможность  читать  лучшие  статьи  из  лучших  западных

периодических изданий по экономике.

   Третий класс: новейшие монографии российских ученых. Здесь можно отметить

книги "С.Брагинский  и  Я.  Певзнер  "Политическая  экономия:  дискуссионные

проблемы, пути становления", (1991); "Экономика и бизнес,  1993,  МГТУ,  под

ред. В.Д.Камаева"; "Политическая экономия, 1993 МГУ под.ред. А.Сидоровича  и

Ф. Волкова"; Е.Ф.Борисов "Экономическая теория", М., 1993, и ряд других.

   И наконец, - книги наших сотрудников - такие как "  Капитализм  и  рынок.

Экономисты  размышляют",  1993,  под   ред.   Мартынова,   В.И.Кузнецова   и

И.М.Осадчей; В.С.Автономов "Человек в зеркале экономической  теории",  1993,

"Теория и  практика  государственного  регулирования  на  переломных  этапах

экономического развития ", под ред. В.А.Мартынова,  1993  и  ряд  других  (в

частности  некоторые  страновые   работы,   в   которых   страновой   анализ

переплетается с теоретическим - напр., "Япония -  полвека  обновления",  под

ред. В.Б.Рамзеса, 1995).

   Чем отличается четвертый класс от третьего т.е. работы  нашего  института

от монографий других российских авторов?  Я  думаю,  что  они  отличаются  в

лучшую сторону самостоятельностью  теоретического  анализа  и  более  тесной

привязанностью  к  конкретной  экономике  отдельных  стран   или   регионов.

Относительно же слабая сторона заключается, во-первых, в более узкой,  я  бы

сказал дробной тематике и, во-вторых, в малотиражности. Такого  рода  работы

выпускаются по преимуществу в институтской типографии тиражом  в  100-  200,

самое большое  500  экз.  (очень  редко,  при  выпуске  вовне  института,  1

тыс.экз.) - тогда, как работы первого и второго классов - от 5  тыс.  до  25

тыс. экз. иногда и больше). Это  значит,  что  наши  работы  практически  не

доходят до широких кругов научной и ВУЗовской общественности.

   Между тем, я убежден в том, что масштабность и  характер  исследований  в

нашем Институте таковы, что мы имеем полную возможность в  течение  полутора

лет  подготовить  двухтомное  издание,  которое  заняло  бы  в   современной

российской экономической литературе по крайней мере  такое  место,  какое  в

70-е  годы   заняла   наша   книга   "Политическая   экономия   современного

монополистического капитализма". Условно  такую  монографию  можно  было  бы

назвать "Экономическая наука и переход к  организованному  рынку".  Полагаю,

что руководство этой работой должен был бы взять непосредственно в свои руки

директор Института академик В.А.Мартынов. В такого рода работе  должно  было

бы  быть  три  тесно  связанных  аспекта:  1)  абстрактно-теоретический;  2)

нормативный; 3) историко-страновой. В основу первого  аспекта  следовало  бы

положить,  во-первых,  теорию  неравновесия;  во-вторых,   институционализм,

который  мог  бы,  учитывая  наш  опыт,   предстать   в   обновленном   виде

("неоинституционализм"); В-третьих, компаративизм,  как  такое  направление,

которое должно служить мостиком  между  чисто  абстрактным  подходом  теорий

общего равновесия, и нормативным  и  прагматическим  подходами.  Соединение,

синтез трех таких направлений  соответствовали  бы  характеру  работы  всего

Института, всех  его  основных  подразделений,  а  в  отношении  методологии

компаративизма Институт мог бы внести свою немалую лепту.

   Проще говоря, нашему институту нельзя оставаться в стороне  от  вопросов,

которые стоят сейчас перед всей нашей общественностью: что происходит и  что

делать? Думаю, что было  бы  очень  полезно  иметь  в  такой  книге  раздел,

посвященный краткому содержанию  и  характеристике  работ  Лауреатов  премии

Нобеля по экономической науке.

   Я отдаю себе отчет в том, что  все  это  очень  трудно  -  не  только  по

научно-организационным,  но  и  по  финансовым  причинам.  Но  бывают  такие

трудности, которые нельзя обходить, а надо преодолевать. В данном случае это

необходимо и для науки, и для престижа Института. Сноска

   1. "Марксовая теория эксплуатации - пишет известный современный экономист

М. Морисима, - выглядит обоснованной только в абстрактном  мире  однородного

труда" (M.Morishima "Marx's Economics," Cambridge, 1973, P.125).

   АКТУАЛЬНОСТЬ ПОДГОТОВКИ В  ИМЭМО  РАН  ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО  ИССЛЕДОВАНИЯ  ПО

ПРОБЛЕМАМ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

   Вполне очевидно, что нынешний переходный период таков, что о  нем  нельзя

судить без обращения ко всей мировой науке. И прежде всего -  без  понимания

того, что плюрализм экономической науки, тот факт, что она состоит из  часто

противостоящих одна другой и в то же время  во  многих  случаях  дополняющих

одна другую теорий - в этом не ее слабость, а ее  сила.  И  это  несравненно

лучше, чем наши "монизм" и "монолитность". Хорошо  известно,  какое  большое

место в пропаганде марксизма занимал основной тезис статьи  В.И.Ленина  "Три

источника и три  составных  части  марксизма"  -  тезис,  согласно  которому

марксизм возник не на обочине, а на столбовой дороге  мировой  отечественной

науки вообще, экономической - в частности и в особенности. Не вдаваясь здесь

в вопрос  об  источниках,  о  происхождении  марксизма,  мы  можем  уверенно

сказать,  что  в  дальнейшем  развитии  экономической  науки,  начавшемся  с

последней трети  прошлого  века,  и  поныне  как  раз  марксизм  остался  за

пределами магистрального направления, находится на его обочине.

   Самое большое принципиальное различие между марксистской и немарксистской

наукой  заключено  конечно  же  не  в  том,  что  одна  заключает   интересы

угнетенных,  эксплуатируемых,  а  другая  -  на  стороне  эксплуататоров,  в

совершенно иной - в методологической стороне.

   Поставив перед собой задачу вскрыть законы эксплуатации, Маркс подошел  к

этой задаче, отталкиваясь от категорий абстрактного труда, который толкуется

Марксом  так,  что  его  теория  практически  не  выходит  за  рамки   труда

однородного 1/, а это отрезает путь к функциональному анализу,  который  как

раз и составляет основное содержание всей экономической науки. Хотя Маркс  в

ряде своих суждений и приближался к понятию "абстрактная полезность", но  он

не сумел перешагнуть тот рубеж, который уже в его  время  и  особенно  после

него перешагнула теория предельной полезности.

   Самая сильная сторона этой теории в том  и  состоит,  что  лежащая  в  ее

основе абстракция  предельной  полезности,  будучи  исходной,  очень  быстро

открыла  путь  для  анализа  реальной  динамики  -  для   того,   чтобы   от

бесконечномерного  по  своей  сути   абстрактного   анализа   взаимодействия

полезности и производительности перейти к реалиям, какими  они  складываются

не на абстрактном, а на действующем рынке. Сама жизнь, сам  опыт  Советского

Союза и других стран "социалистического  содружества"  доказали  ошибочность

такого перехода, когда  законы  исторического  материализма,  в  котором  на

первом месте стоит производство, автоматически  переносятся  на  современную

экономику, для которой первичность производства - это ненужная  банальность,

а истинная наука начинается с признания в качестве  главного  экономического

механизма рынка. К слову сказать при  таком  переходе  совершенно  по  иному

выглядят и  некоторые  из  основных  положений  исторического  материализма.

Во-первых, рушится занимавшая в марксизме со времени  Каутского  (его  книга

"Бернштейн и социал-демократическая программа" (1899),  более  известна  под

названием  "Антибернштейн")  большое  место  критика   основного   положения

Бернштейна "Движение - все, конечная цель  -  ничто".  Устанавливается,  что

настоящее начало движения к социализму  относится  не  ко  времени  создания

современных  социалистических  организаций,   а   к   началу   перехода   от

натурального  хозяйства  к  рынку.  В  своем  идеале  рынок   это   и   есть

воспроизводство  по  принципу  "от  каждого  по  способности,   каждому   по

результатам труда".

   Но еще более важно другое: истинная диалектика, наиболее последовательное

проявление  действия  в  общественной  жизни  закона   единства   и   борьбы

противоположностей проявляется не в том, что "история общества - это история

борьбы классов" - с ударением на то, что своего высшего и последнего предела

эта борьба достигает в борьбе пролетариата и буржуазии - а в совершенно ином

- в том, что рынок, товарно-денежные отношения, будучи абсолютно необходимым

и ничем не заменимым механизмом соизмерения затрат и  результатов,  в  своей

бесконечномерности обладает и рядом таких пороков и  дефектов,  которые  при

разных  обстоятельствах  могут  углубляться  или  смягчаться.   И   основное

содержание общественного процесса как  раз  и  состоит  в  оптимизации,  как

непрерывном движении к  "наименее  плохому",  в  том,  чтобы  асимптотически

приближаться к идеалу, т.е. сознавая  невозможность  достижения  идеала  как

конечной цели, двигаться в ее направлении от одной промежуточной  ступени  к

другой. Такое движение происходит в ходе постоянной и неизбежной  социальной

и политической борьбы, принимая разный характер в разные периоды и в  разных

странах. Одно из проявлений этой борьбы - не только столкновение монополии и

конкуренции, но  и  столкновение  между  животворной  монополией  (например,

государственным  контролем  в  сферах  кредита  и   денег)   и   губительной

антирыночной монополией, монополией мафиозного характера.

   Хотя и  не  главной,  но  очень  важной  стороной  этой  борьбы  является

экономическая теория. В известной мере ее многогранность  и  разноплановость

зависит  от  интересов  тех  или  иных  социальных  групп.  Но  более  всего

несовпадение взглядов определяется разноплановостью самой  действительности,

тем что последняя  состоит  из  факторов,  действующих  в  разных,  зачастую

противоположных направлениях, в результате чего оказывается  естественным  и

неизбежным возникновение и развитие разных течений,  выделяющих  в  качестве

наиболее важных одни или другие аспекты экономической жизни.

   С этой точки зрения доклад В.С.Автономова глубоко содержателен  и  высоко

ценен. Но в какой степени  он  применим  к  анализу  закономерностей  нашего

переходного периода? Сложность в  том,  что  все  основные  течения  мировой

экономической мысли обращены к анализу реальной рыночной экономики, а у  нас

ее еще нет. Для нас, как я полагаю, самым главным и самым  трудным  является

не сама  теория  рыночной  экономики,  которая  в  мировой  науке  прекрасно

разработана и продолжает разрабатываться, а теория и  практика  перехода  от

нерыночной экономики к рыночной. В зависимости  от  конкретной  исторической

обстановки такой переход носит совершенно различный характер и поэтому очень

трудно найти общие законы и закономерности* Эта  трудность  проявилась  и  в

содержании доклада В.С.Автономова. Здесь позитивная часть  намного  сильней,

чем нормативная. Я это говорю ни в коем случае не в  упрек  докладчику.  То,

что у нас происходит  сейчас  -  это  как  я  полагаю  особое,  своеобразное

первоначальное накопление  -  такое,  которое  более  всего  зависит  не  от

экономических,  а  от   политических   факторов.   Победы   на   предстоящих

президентских выборах демократии - одна экономика, а  победа  коммунистов  -

совсем другая. Но  обратите  внимание  на  то,  что  даже  Зюганов  в  своей

программе ничего не пишет о марксизме как руководстве к действию.  Возможно,

что это всего лишь политическая  уловка,  но  она  не  лишена  определенного

смысла.

   Как бы то ни было впервые после почти 8 десятилетий у нас  пришло  время,

когда марксистская экономическая теория начала уходить в прошлое.  Это  было

неизбежно.  Как  могло  быть  иначе  с  наукой,  которая  основывала  теорию

заработной  платы  на  возмещении  стоимости   рабочей   силы,   а   не   на

производительности труда? И при том, как  это  имеет  место  в  первом  томе

"Капитала", констатировала, что основной системой зарплаты является сдельная

поштучная оплата т.е. прямым образом основанная на  производительности.  Как

могло быть иначе с теорией, которая  объявляла  тенденцию  нормы  прибыли  к

понижению одним из основных  законов  -  и  притом  таким  законом,  который

обусловливает, неизбежность гибели капитализма? Иными словами, один - далеко

не  главный  -  вариант  стабильной  производительности  труда   при   росте

органического  состава  капитала,  объявлялся  главным  и  определяющим  все

будущее общественного устройства?  Как  могло  быть  иначе,  когда  основной

характеристикой  послеоктябрьской  эпохи  объявлялся  сначала  общий  кризис

капитализма, а затем его углубление - тогда как, по крайней  мере  с  начала

50-х  годов,   экономика   капитализма   достигла   небывалой   устойчивости

экономического  роста,  когда   прежние   закономерности   с   неизбежностью

периодических кризисов, явно сходят на нет (как  сходит  на  нет  и  острота

классовых противоречий, что помимо прочего, находит свое выражение в  резком

снижении забастовочного движения, в том, что 80-85% населения индустриальных

стран  относят   себя   к   среднему   классу,   т.е.   не   признают   себя

эксплуатируемыми)?

   Я думаю, что путь выхода на плодотворную  нормативность  состоит  в  том,

чтобы абстрактно-теоретический анализ соединить  с  историко-страновым.  Это

особенно важно потому что сейчас  в  разного  рода  публицистике  появляется

много несообразностей. Возможно наиболее очевидная из них заключается в  той

позиции, которую занимают нынешние "ортодоксальные марксисты". Еще вчера они

объявляли о том, что самая характерная черта современного капитализма как  и

прежде заключается в стихийности  и  анархии  производства,  в  противоречии

между общественным характером производства и  частным  присвоением.  Сегодня

же, когда здесь  у  нас  началось  становление  рынка  и  приватизация,  они

объявляют о том, что мы уходим назад от капитализма, в лоне которого, якобы,

господствуют государственная собственность и организованность. Или  вот  еще

один пример несообразности: в первом варианте программы КПРФ говорилось, что

наше теперешнее экономическое положение похоже на  то,  что  было  в  США  в

1929-1933 гг. Ну как можно так писать, когда там был циклический кризис, а у

нас совсем другое - кризис структуры, кризисный переход от одной  системы  к

другой?

   Если уж обращаться к историческим сравнениям,  то  здесь  наиболее  важны

опыт  СССР  при  переходе  от  "военного   коммунизма"   к   НЭПу   и   опыт

послемаоистского Китая - в том и другом случае речь шла о сочетании рынка  и

значительной приватизации с жесткой политической

   диктатурой;   опыт   "тетчеризма"   и    "    рейганомики",    а    также

Административно-финансовой реформы в Японии - где некоторое, в  определенных

пределах,  ослабление  государственного  регулирования  принесло   с   собой

значительные улучшения.  Немаловажен  опыт  "четырех  драконов"  -республики

Корея, Тайваня, Гонконга и Сингапура, а  также  ряда  стран  Южной  Америки.

Самый общий вывод из этого опыта заключается в следующем: рыночные отношения

могут быть и при политической демократии и при диктатуре. В  зависимости  от

конкретной исторической обстановки, более  эффективным  может  оказаться  то

один,  то  другой  вариант.  Не  мажет,  однако,  быть  эффективным  вариант

антирыночный. С другой стороны, рыночный вариант не  может  сохраняться  при

слишком длительном тоталитаризме (при том, что никаких заранее  определенных

сроков здесь быть не может: разумность или чрезмерность сроков  определяется

только конкретными обстоятельствами).

   Особый, в высшей степени важный самостоятельный вопрос  -  о  соотношении

между рынком и характером собственности. Видимо,  его  самое  общее  решение

состоит в том, что между частной собственностью и рынком существует, хотя  и

не  строгая,  но  положительная   зависимость,   а   между   государственной

собственностью и рынком  тоже  не  строгая,  но  отрицательная  зависимость.

Именно поэтому  курс  политической  демократии,  подкрепляемый  общественной

наукой, состоит в том, чтобы государственную собственность сводить только  к

необходимому  минимуму,  сознавая,  что  необходимость   государственной   и

смешанной форм  собственности  все  же  всегда  сохраняется  и  что  ведущим

фактором, определяющим пропорциональность экономики, является рынок.

   В начале своего доклада В.С.Автономов пишет, что  "во  всех  науках  есть

проблема соотношения теории и факторов, но только в экономической теории она

принимает  форму  противоречия  (или  выбора)  между   "реалистичностью"   и

"точностью" (truth  vs.  precision)...  Промежуточный  статус  экономической

теории порождает серьезную  методологическую  проблему".  В  частности  дело

обстоит так, что для практики решающую роль играет не абстрактная теория,  а

благоразумие, для формирования которого та или иная теория  может  оказаться

очень полезной (едва ли не самый показательный пример - кейнсианство).

   Чем скорее преодолевается то духовное оскудение, которое было  характерно

для всей нашей общественной науки  в  ее  послевоенный  период,  тем,  ясней

становится, что успех приносит не  любое  государственное  регулирование,  а

только  такое,  которое  осуществляется  в  условиях   господства   рыночных

отношений. "Конкуренция - везде, где  возможно,  регулирование  -везде,  где

необходимо" - считаю, что этот девиз, исходящий от  послевоенной  германской

социал-демократии, - самое важное положение всей экономической теории  в  ее

нормативном аспекте. Или  по  другому:  научными  могут  быть  только  такие

взгляды которые признают, что каковы бы ни были исторические обстоятельства,

единственное  содержание  прогресса  может  и  должно   заключаться   не   а

уничтожении рыночных отношений, а в их совершенствовании.

   Убогость всех наших прежних учебников политической  экономии  и  научного

коммунизма в немалой мере объяснялась тем, что  такое  положение  не  только

отвергалось, но и объявлялось антинаучным, апологетическим и т.д.  -  а  для

современной мировой экономической науки вход  в  наши  научные  и  все  иные

публикации был практически закрыт.

   В последние годы положение начало изменятся. В  связи  с  выходом  у  нас

книги "К.Макконелла и С. Брю "Экономикс",  1992  г.",  в  марте  1993  г.  в

журнале МЭиМО была опубликована моя рецензия под названием  "Лед  тронулся?"

Под этим названием я имел в виду первые после  многолетнего  застоя  шаги  к

выпуску   в    нашей    стране    книг,    принадлежащих    к    современной

экономико-теоретической классике. Теперь же с очень большим  удовлетворением

хочу отметить, что началось истинное  половодье,  что  вовсю  развертывается

соревнование учебных и научных институтов,  многих  издательств  по  выпуску

такого рода литературы.

   Я не намерен давать здесь библиографию,  но  приведу  некоторые  примеры:

речь здесь пойдет о  четырех  классах  новейших  публикаций:  1)  переводные

книги, обращаемые к истории  экономической  мысли  (такие  как  "Австрийская

школа  в  политической  экономии",;  Дж.М.Кейнс  "Избранные   произведения";

М.Блаут "Экономическая мысль в ретроспективе"  и  ряд  др.);  2)  переводные

учебники современной экономической теории (здесь кроме  вышеназванной  книги

Макконелла и  Брю,  я  бы  назвал  книгу  С.Фишер,  Р.Дорнбуш  и  Р.Шмалеизи

"Экономика", 1993; "Эдвин Дж. Доллан  "Микроэкономика"  и  "Макроэкономика",

1994;  "Современный  бизнес",  тома  I  и  II,  1995;  Ф.А.Хайек   "Пагубная

самонадеянность", 1992 и многие другие.

   Не могу не отметить, что  многие  из  книг,  принадлежащих  к  первому  и

второму классам выпускаются  по  инициативе  и  при  очень  большом  участии

сотрудников нашего института. Особого внимания здесь заслуживает выпускаемый

по инициативе и при самом активном участии нашего Отдела современных  теорий

рыночной экономики периодический альманах  "Thesis".  Наконец-то  российский

читатель  получил  возможность  читать  лучшие  статьи  из  лучших  западных

периодических изданий по экономике.

   Третий класс: новейшие монографии российских ученых. Здесь можно отметить

книги "С.Брагинский  и  Я.  Певзнер  "Политическая  экономия:  дискуссионные

проблемы, пути становления", (1991); "Экономика и бизнес,  1993,  МГТУ,  под

ред. В.Д.Камаева"; "Политическая экономия, 1993 МГУ под.ред. А.Сидоровича  и

Ф. Волкова"; Е.Ф.Борисов "Экономическая теория", М., 1993, и ряд других.

   И наконец, - книги наших сотрудников - такие как "  Капитализм  и  рынок.

Экономисты  размышляют",  1993,  под   ред.   Мартынова,   В.И.Кузнецова   и

И.М.Осадчей; В.С.Автономов "Человек в зеркале экономической  теории",  1993,

"Теория и  практика  государственного  регулирования  на  переломных  этапах

экономического развития ", под ред. В.А.Мартынова,  1993  и  ряд  других  (в

частности  некоторые  страновые   работы,   в   которых   страновой   анализ

переплетается с теоретическим - напр., "Япония -  полвека  обновления",  под

ред. В.Б.Рамзеса, 1995).

   Чем отличается четвертый класс от третьего т.е. работы  нашего  института

от монографий других российских авторов?  Я  думаю,  что  они  отличаются  в

лучшую сторону самостоятельностью  теоретического  анализа  и  более  тесной

привязанностью  к  конкретной  экономике  отдельных  стран   или   регионов.

Относительно же слабая сторона заключается, во-первых, в более узкой,  я  бы

сказал дробной тематике и, во-вторых, в малотиражности. Такого  рода  работы

выпускаются по преимуществу в институтской типографии тиражом  в  100-  200,

самое большое  500  экз.  (очень  редко,  при  выпуске  вовне  института,  1

тыс.экз.) - тогда, как работы первого и второго классов - от 5  тыс.  до  25

тыс. экз. иногда и больше). Это  значит,  что  наши  работы  практически  не

доходят до широких кругов научной и ВУЗовской общественности.

   Между тем, я убежден в том, что масштабность и  характер  исследований  в

нашем Институте таковы, что мы имеем полную возможность в  течение  полутора

лет  подготовить  двухтомное  издание,  которое  заняло  бы  в   современной

российской экономической литературе по крайней мере  такое  место,  какое  в

70-е  годы   заняла   наша   книга   "Политическая   экономия   современного

монополистического капитализма". Условно  такую  монографию  можно  было  бы

назвать "Экономическая наука и переход к  организованному  рынку".  Полагаю,

что руководство этой работой должен был бы взять непосредственно в свои руки

директор Института академик В.А.Мартынов. В такого рода работе  должно  было

бы  быть  три  тесно  связанных  аспекта:  1)  абстрактно-теоретический;  2)

нормативный; 3) историко-страновой. В основу первого  аспекта  следовало  бы

положить,  во-первых,  теорию  неравновесия;  во-вторых,   институционализм,

который  мог  бы,  учитывая  наш  опыт,   предстать   в   обновленном   виде

("неоинституционализм"); В-третьих, компаративизм,  как  такое  направление,

которое должно служить мостиком  между  чисто  абстрактным  подходом  теорий

общего равновесия, и нормативным  и  прагматическим  подходами.  Соединение,

синтез трех таких направлений  соответствовали  бы  характеру  работы  всего

Института, всех  его  основных  подразделений,  а  в  отношении  методологии

компаративизма Институт мог бы внести свою немалую лепту.

   Проще говоря, нашему институту нельзя оставаться в стороне  от  вопросов,

которые стоят сейчас перед всей нашей общественностью: что происходит и  что

делать? Думаю, что было  бы  очень  полезно  иметь  в  такой  книге  раздел,

посвященный краткому содержанию  и  характеристике  работ  Лауреатов  премии

Нобеля по экономической науке.

   Я отдаю себе отчет в том, что  все  это  очень  трудно  -  не  только  по

научно-организационным,  но  и  по  финансовым  причинам.  Но  бывают  такие

трудности, которые нельзя обходить, а надо преодолевать. В данном случае это

необходимо и для науки, и для престижа Института. Сноска

   1. "Марксовая теория эксплуатации - пишет известный современный экономист

М. Морисима, - выглядит обоснованной только в абстрактном  мире  однородного

труда" (M.Morishima "Marx's Economics," Cambridge, 1973, P.125).