Рыночная экономика и распределение богатства

Людвиг Лахманн

Кто сегодня усомнится в правоте профессора Мизеса, еще 30 лет назад указавшего, что любое вмешательство полити­ческой власти в экономику влечет за собой и дальнейшее вме­шательство, необходимое для предотвращения неизбежных негативных последствий этого первого шага? Кто станет от­рицать, что для функционирования командной экономики необходима инфляционная обстановка, и кто сегодня не зна­ет, какими пагубными результатами оборачивается «контро­лируемая инфляция»? Хотя некоторые экономисты пустили в оборот панегирический термин «обычная инфляция», обо­значающий постоянную инфляцию, с которой мы все так хо­рошо знакомы, это вряд ли сможет кого-то обмануть. И без недавнего примера с возрождением Германии было понят­но, что рыночная экономика даже в самых неблагоприятных условиях способна создать порядок из «контролируемого ад­министративными методами» хаоса. Форма организации экономики, основанная на добровольном сотрудничестве и всеобщем обмене знаниями, по определению превосходит любую иерархическую систему, даже если в рамках послед­ней возможна рациональная проверка квалификации тех, кто отдает приказы. Люди, способные внимать голосу разу­ма и опыта, осознавали этот факт и раньше, а те, кому это не по силам, вряд ли поймут и теперь.

Столкнувшись с этой ситуацией, оппоненты рыноч­ной экономики изменили свою позицию: теперь они высту­пают против нее, исходя не из экономических, а из социаль­ных соображений, обвиняют рынок не в неэффективности,

а в несправедливости. Сегодня эти критики рассуждают об «искажающих эффектах» владения богатством и утвержда­ют, что «плебисцит рынка подтасовывается многократным голосованием». Они пытаются показать, что распределение богатства воздействует на производство и структуру доходов, поскольку обладатели богатства не просто получают «неспра­ведливо большую» долю общественного дохода, но и влияют на ассортимент продукции: производится слишком много предметов роскоши и слишком мало предметов первой необ­ходимости. Более того, поскольку большая часть сбережений приходится на долю тех же владельцев, они определяют и темпы накопления капитала, а значит, и экономического прогресса.

Некоторые из этих оппонентов не отрицают пол­ностью того факта, что распределение богатства в какой-то степени является накопительным результатом действия эко­номических сил, но утверждают: это накопление происходит таким образом, что настоящее становится «рабом» прошло­го — анахронистического и произвольного фактора. Сегод­няшнее распределение доходов определяется сегодняшним распределением богатства, и даже несмотря на то что сего­дняшнее богатство частично накоплено вчера, оно было на­коплено в результате процессов, отражающих влияние поза­вчерашнего характера распределения богатства. В основном эта аргументация противников рыночной экономики осно­вана на институте «наследования», которому, как они нам внушают, обязаны своим богатством большинство нынеш­них владельцев.

Этот аргумент сегодня, судя по всему, пользуется боль­шой популярностью — даже у многих искренних сторонни­ков экономической свободы. Эти люди поверили в то, что «пе­рераспределение богатства», в частности в форме налога на наследство, привело бы к общественно полезным экономи­ческим результатам при отсутствии негативных послед­ствий. Более того, поскольку подобные меры помогут осво­бодить настоящее от «мертвой руки» прошлого, они будут способствовать корректировке нынешних доходов в соответ­ствии с нынешними потребностями. Распределение богат­ства — это параметр рынка, и изменив параметр, мы можем изменить результат, не вмешиваясь в действие рыночного механизма! Из этого следует, что рыночный процесс дает

«социально приемлемые» результаты только в том случае, если он сопровождается постоянными политическими ме­рами, направленными на перераспределение существу­ющего богатства.

Этой точки зрения, как мы уже отмечали, сегодня при­держиваются многие, включая и некоторых экономистов, осознающих превосходство рыночного хозяйства над коман­дной системой и негативную роль государственного вмеша­тельства, но недовольных социальными последствиями, ко­торыми, по их мнению, оборачивается функционирование рыночной экономики. Они готовы принять рыночную эко­номику только в сочетании с подобной перераспределитель­ной политикой.

Настоящая статья посвящена критике основ подобной точки зрения.

Во-первых, в логическом плане вся эта аргументация построена на словесной путанице, связанной с расплывча­тостью понятия «параметр». В просторечии, а также в боль­шинстве научных дисциплин, например в статистике, слово «параметр» означает нечто «заданное» для нас, наблюдаю­щих за происходящим в какой-либо конкретный момент вре­мени. В этом смысле само собой разумеется, что в любой конкретный момент времени та или иная модель распреде­ления богатства представляет собой параметр—по той прос­тейшей причине, что она существует, а другие нет. Но в рам­ках теории равновесия, которая, хорошо это или плохо, играет столь важную роль в современной экономической мысли и очень во многом определяет ее содержание, слово «параметр» приобрело еще одно, совершенно иное значение: как необходимое условие равновесия, независимая перемен­ная. «Параметры» во множественном числе означают со­вокупность необходимых и достаточных условий, на основе которых, когда все они становятся нам известны, мы без до­полнительных усилий можем определить равновесную цену и количество товаров и услуг. Таким образом, в этом втором смысле распределение богатства вместе с другими парамет­рами становится детерминантой (хотя и не единственной) цен и количества различных услуг и товаров, являющихся предметом купли-продажи.

Однако главная цель настоящей статьи — доказать, что в этом втором смысле распределение богатства не является «параметром». Оно не только не представляет собой «незави­симую переменную» рыночного процесса, но, напротив, по­стоянно меняется под воздействием рыночных сил. Не стоит и говорить, что это наблюдение никоим образом не опровер­гает тот факт, что характер распределения богатства числит­ся среди факторов, определяющих путь рыночного процесса на ближайшую перспективу, однако постоянного влияния он как таковой не имеет. Хотя богатство всегда распределяется каким-то конкретным способом, модель этого распределе­ния все время меняется.

Только если бы модель распределения оставалась пос­тоянной при передаче отдельных объектов богатства по на­следству в течение нескольких сменяющих друг друга перио­дов, можно было бы говорить, что эта константная модель представляет собой постоянно действующий экономический фактор. Но в реальности этого не происходит. Распределение богатства определяется рыночными силами, будучи объек­том, а не субъектом, и каков бы ни был его характер сегодня, завтра он уже уйдет в прошлое, утратит актуальность.

Таким образом, для распределения богатства нет места среди параметров равновесия. Однако наибольший интерес с социально-экономической точки зрения представляет не мо­дель распределения богатства в какой-то конкретный момент, а характер ее изменений во временной перспективе. Подлин­ное место этих изменений, как мы увидим,—среди событий, происходящих на том проблематичном «пути», что может привести, но в реальности редко приводит, к равновесию. Это типичный «динамичный» феномен. Парадоксально, но факт: сегодня, когда столько говорится о необходимости более ак­тивного и углубленного исследования динамичных процес­сов, это явление вызывает очень мало интереса.

Владение — правовое понятие, относящееся к конк­ретным материальным объектам. Богатство же — экономи­ческое понятие, относящееся к дефицитным ресурсам. Все ценные ресурсы являются материальными объектами, или их отражением, или их воплощением, но не все материаль­ные объекты представляют собой ресурсы: очевидные при­меры этого — заброшенные дома, кучи мусора и любые объ­екты, от которых владельцы с радостью бы избавились, если бы нашелся кто-то, готовый их снести или убрать. Более того, объект, сегодня являющийся ресурсом, завтра может им уже не являться, а объект, сегодня не имеющий никакой ценнос­ти, завтра может ее обрести. Таким образом, статус ресурса для материального объекта всегда проблематичен и в опреде­ленной степени зависит от предвидения. Объект можно на­звать «богатством» только в том случае, если он является ис­точником дохода. И ценность объекта для его нынешнего или потенциального владельца в любой момент времени отража­ет ожидания в плане его доходности. Это же, в свою очередь, зависит от возможностей использования объекта. Таким об­разом, простое владение объектами не всегда эквивалентно богатству: последнее проистекает из успешного использо­вания объектов. Источником дохода и богатства служит не владение, а использование ресурсов. К примеру, фабрика по производству мороженого в Нью-Йорке может принести вла­дельцу богатство, но такую же фабрику в Гренландии вряд ли можно даже назвать ресурсом.

В мире, где происходит столько неожиданных измене­ний, сохранить богатство всегда нелегко, а в долгосрочной перспективе, пожалуй, и невозможно. Чтобы поддерживать определенный объем богатства для передачи по наследству от одного поколения другому, семья должна владеть такими ресурсами, которые приносят постоянный чистый доход, то есть дают превышение стоимости продукции над затратами на факторы производства, дополняющими соответствующий ресурс. Представляется, что это возможно либо в статичном мире, где сегодняшний день нисколько не отличается от вче­рашнего, а завтрашний от сегодняшнего, и потому день за днем, год за годом одни и те же собственники или их наслед­ники получают один и тот же объем дохода, либо в ситуации, когда все владельцы ресурсов обладают даром абсолютно точного предвидения. Поскольку оба варианта не имеют от­ношения к реальности, их можно смело оставить за скобка­ми. Что же тогда на самом деле происходит с богатством в постоянно меняющемся мире?

Все богатство состоит из капитальных активов, в той или иной форме воплощающих, или по крайней мере косвен­но отражающих, материальные ресурсы производства—ис­точники создания ценной продукции. Продукция же произ­водится трудом людей при помощи таких ресурсов. В этих целях ресурсы необходимо задействовать в определенных сочетаниях: взаимодополняемость — суть использования

ресурсов. Формы этой взаимодополняемости отнюдь не «за­даны» предпринимателям, разрабатывающим и реализую­щим производственные планы. Такой вещи, как производ­ственная функция, в реальности не существует. Напротив, задача предпринимателя состоит именно в том, чтобы в ус­ловиях постоянных изменений угадать, какое сочетание ре­сурсов в сегодняшней обстановке даст максимальное превы­шение стоимости продукции над стоимостью факторов производства, и спрогнозировать, каким это сочетание долж­но быть в вероятной завтрашней ситуации, когда стоимость продукции, затраты на дополнительные факторы производ­ства и технологии изменятся.

Если бы все капитальные ресурсы обладали неограни­ченной универсальностью, предпринимателям достаточно было бы следовать за изменениями внешних условий, пере­нацеливая ресурсы на те способы использования, которые в результате этих изменений становятся прибыльными. На деле, однако, универсальность ресурсов, как правило, огра­ниченна; для каждого из них существует лишь определен­ный набор способов использования. Поэтому необходи­мость приспосабливаться к изменениям зачастую влечет за собой необходимость корректировки состава группы ресур­сов («перегруппировки ресурсов»). Однако любое измене­ние в характере взаимодополняемости влияет на стоимость входящих в группу ресурсов, порождая прирост капитала или убытки. Предприниматели будут делать высокие ставки на те ресурсы, для которых они нашли более прибыльные способы использования, и низкие — на те, что приходится использовать с меньшей выгодой. В условиях, когда вступа­ют в силу ограничения, то есть для ресурса, входившего в прибыльное сочетание, уже нельзя выявить способ исполь­зования (в настоящем или будущем), последний полностью утрачивает характер ресурса. Но даже если не брать подоб­ные крайности, постоянная изменчивость мира, в котором мы живем, неизбежно влечет за собой прирост или убав­ление капитала, воплощенного в активах длительного поль­зования.

Таким образом, рыночный процесс представляет собой процесс выравнивания. В условиях рыночной экономики пе­рераспределение богатства происходит постоянно и в масш­табах, по сравнению с которыми внешне схожие процессы, инициируемые современными политиками, выглядят незна­чительными — хотя бы по той причине, что рынок наделяет богатством тех, кто способен им распорядиться, а политики— своих избирателей, которые, как правило, на это не способны.

Движущая сила процесса перераспределения богат­ства —не сочетание случайных факторов .Те, кто в нем участ­вует, играют не на «авось», а проявляют свои навыки. Этот процесс, как и все подлинно динамичные процессы, отража­ет передачу знаний от одного человека к другому. Он возмо­жен лишь потому, что некоторые обладают знаниями, кото­рые другие еще не приобрели, поскольку информация об изменениях и их последствиях распространяется в обществе постепенно и неравномерно.

В рамках этого процесса успеха добивается тот, кто раньше всех остальных осознает, что некий ресурс, который сегодня можно производить, если он еще не появился, или ку­пить (если он уже существует) по цене А, завтра станет элемен­том какого-то продуктивного сочетания, в результате чего его стоимость составит уже А'. Подобная прибыль или убытки, обусловленные возможностью или потребностью в переходе от одного способа использования ресурса к другому (более эф­фективному или менее эффективному, чем первый), состав­ляет экономическую суть богатства в изменчивом мире и явля­ется главной движущей силой его перераспределения.

В ходе этого процесса вероятность того, что один и тот же человек раз за разом будет правильно угадывать новые спо­собы возможного использования существующих или потенци­альных ресурсов, крайне мала — если он, конечно, не гений. Но даже в последнем случае его наследники вряд ли покажут столь же блестящий результат (если они, опять же, не гениаль­ны) . В мире неожиданных изменений убытки в конечном ито­ге также неизбежны, как и прирост капитала. Конкуренция между владельцами капитала и специфика ресурсов длитель­ного пользования, даже если эта специфика многогранна, обусловливают чередование прибыли и убытков.

У этих экономических феноменов есть определен­ные социальные последствия. Поскольку критики рыночной экономики сегодня предпочитают основываться на аргумен­тах «социального» плана, нам, пожалуй, стоит прояснить под­линные социальные результаты рыночного процесса. Мы уже отмечали, что суть этого процесса — выравнивание. Сейчас мы можем точнее определить его результаты как вариант фе­номена, который Парето называл «круговоротом элит». Бо­гатство редко остается надолго в одних и тех же руках. По ме­ре того как непредвиденные изменения придают ценность то одному, то другому конкретному ресурсу, порождая прирост или убавление капитала, оно переходит из рук в руки. Можно повторить вслед за Шумпетером: владельцы богатства напо­минают постояльцев отеля или пассажиров поезда — они всегда существуют, но их состав часто меняется.

Как мы видели, в условиях рыночной экономики лю­бое богатство проблематично. Чем более долгосрочный и специфический характер носят ресурсы, тем ограниченнее круг способов их использования и тем очевиднее наличие проблемы. Однако в обществе, где объем фиксированного ка­питала был невелик—основной объем накопленного богат­ства принимал форму запасов товаров в основном сельско­хозяйственных и с ограниченным сроком годности и где потребительских товаров длительного пользования, за ис­ключением разве что домов и мебели, практически не суще­ствовало, — эта проблема была не столь заметна. Именно в таком обществе жили классики экономической науки, и многие его особенности они перенесли в свои теории. Та­ким образом, применительно к тогдашним условиям вывод этих экономистов о том, что любой капитал обладает одно­родностью и идеальной универсальностью (они противопо­ставляли его единственному на тот момент специфическому и невоспроизводимому ресурсу — земле), представляется в определенной степени обоснованным. Однако в наше вре­мя подобная дихотомия неоправданна. Чем больше в обще­стве объем основных фондов, чем длительнее срок их исполь­зования, тем сильнее вероятность того, что капитальные ресурсы, пока они не исчерпаются, будут использоваться не в тех целях, для которых они первоначально предназнача­лись. На практике это означает, что в современной рыночной экономике постоянных источников дохода не существует. Длительность пользования и ограниченная универсальность это попросту исключают.

В настоящей статье мы подчеркивали прежде всего тот факт, что перераспределение капитала под воздействием ры­ночных сил в постоянно меняющемся мире — повсеместный и очевидный феномен. Почему же тогда он неизменно игнори­руется? Можно понять, почему его игнорируют политики: в кон­це концов, подавляющее большинство избирателей не испыты­вают непосредственно на себе его воздействие, и даже если ис­пытывают, вряд ли способны понять суть происходящего—как было наглядно продемонстрировано на примере инфляции. Но почему этот феномен обходят вниманием и экономисты? Им по идее должен импонировать тезис о том, что распределение богатства — результат действия экономических сил. Отчего же тогда столь многие экономисты продолжают рассматри­вать распределение богатства как «параметр» в вышеописан­ном втором значении этого понятия? На наш взгляд, пробле­ма связана с чрезмерным вниманием к проблемам равновесия.

Как мы уже видели, изменение способов распределе­ния богатства — атрибут неравновесного мира. Прирост и убавление капитала происходит в основном из-за того, что ресурсы длительного характера приходится использовать не­запланированными способами, и из-за того, что некоторые люди раньше и лучше других понимают значение меняю­щихся потребностей и ресурсов в динамичном мире. Равно­весие означает постоянство планов, но перераспределение богатства рыночными механизмами, как правило, становит­ся результатом спонтанных действий. Тем, кто привык мыс­лить категориями равновесия, процессы вроде тех, что мы описали, естественно, представляются чем-то не слишком «респектабельным». Для них «реальные» экономические си­лы — это те, что поддерживают равновесие. Поэтому силы, действующие в отсутствие равновесия, таким экономистам малоинтересны и чаще всего ими игнорируются.

Мы, конечно, не утверждаем, что современный уче­ный, столь искушенный в «грамматике» равновесия и столь неосведомленный о реалиях рынка, не способен или не готов анализировать изменения в экономике: это было бы нелепо. Мы только хотим сказать, что он хорошо подготовлен лишь к исследованию изменений, соответствующих довольно не­гибким теоретическим рамкам.

Людвиг Лахманн

Кто сегодня усомнится в правоте профессора Мизеса, еще 30 лет назад указавшего, что любое вмешательство полити­ческой власти в экономику влечет за собой и дальнейшее вме­шательство, необходимое для предотвращения неизбежных негативных последствий этого первого шага? Кто станет от­рицать, что для функционирования командной экономики необходима инфляционная обстановка, и кто сегодня не зна­ет, какими пагубными результатами оборачивается «контро­лируемая инфляция»? Хотя некоторые экономисты пустили в оборот панегирический термин «обычная инфляция», обо­значающий постоянную инфляцию, с которой мы все так хо­рошо знакомы, это вряд ли сможет кого-то обмануть. И без недавнего примера с возрождением Германии было понят­но, что рыночная экономика даже в самых неблагоприятных условиях способна создать порядок из «контролируемого ад­министративными методами» хаоса. Форма организации экономики, основанная на добровольном сотрудничестве и всеобщем обмене знаниями, по определению превосходит любую иерархическую систему, даже если в рамках послед­ней возможна рациональная проверка квалификации тех, кто отдает приказы. Люди, способные внимать голосу разу­ма и опыта, осознавали этот факт и раньше, а те, кому это не по силам, вряд ли поймут и теперь.

Столкнувшись с этой ситуацией, оппоненты рыноч­ной экономики изменили свою позицию: теперь они высту­пают против нее, исходя не из экономических, а из социаль­ных соображений, обвиняют рынок не в неэффективности,

а в несправедливости. Сегодня эти критики рассуждают об «искажающих эффектах» владения богатством и утвержда­ют, что «плебисцит рынка подтасовывается многократным голосованием». Они пытаются показать, что распределение богатства воздействует на производство и структуру доходов, поскольку обладатели богатства не просто получают «неспра­ведливо большую» долю общественного дохода, но и влияют на ассортимент продукции: производится слишком много предметов роскоши и слишком мало предметов первой необ­ходимости. Более того, поскольку большая часть сбережений приходится на долю тех же владельцев, они определяют и темпы накопления капитала, а значит, и экономического прогресса.

Некоторые из этих оппонентов не отрицают пол­ностью того факта, что распределение богатства в какой-то степени является накопительным результатом действия эко­номических сил, но утверждают: это накопление происходит таким образом, что настоящее становится «рабом» прошло­го — анахронистического и произвольного фактора. Сегод­няшнее распределение доходов определяется сегодняшним распределением богатства, и даже несмотря на то что сего­дняшнее богатство частично накоплено вчера, оно было на­коплено в результате процессов, отражающих влияние поза­вчерашнего характера распределения богатства. В основном эта аргументация противников рыночной экономики осно­вана на институте «наследования», которому, как они нам внушают, обязаны своим богатством большинство нынеш­них владельцев.

Этот аргумент сегодня, судя по всему, пользуется боль­шой популярностью — даже у многих искренних сторонни­ков экономической свободы. Эти люди поверили в то, что «пе­рераспределение богатства», в частности в форме налога на наследство, привело бы к общественно полезным экономи­ческим результатам при отсутствии негативных послед­ствий. Более того, поскольку подобные меры помогут осво­бодить настоящее от «мертвой руки» прошлого, они будут способствовать корректировке нынешних доходов в соответ­ствии с нынешними потребностями. Распределение богат­ства — это параметр рынка, и изменив параметр, мы можем изменить результат, не вмешиваясь в действие рыночного механизма! Из этого следует, что рыночный процесс дает

«социально приемлемые» результаты только в том случае, если он сопровождается постоянными политическими ме­рами, направленными на перераспределение существу­ющего богатства.

Этой точки зрения, как мы уже отмечали, сегодня при­держиваются многие, включая и некоторых экономистов, осознающих превосходство рыночного хозяйства над коман­дной системой и негативную роль государственного вмеша­тельства, но недовольных социальными последствиями, ко­торыми, по их мнению, оборачивается функционирование рыночной экономики. Они готовы принять рыночную эко­номику только в сочетании с подобной перераспределитель­ной политикой.

Настоящая статья посвящена критике основ подобной точки зрения.

Во-первых, в логическом плане вся эта аргументация построена на словесной путанице, связанной с расплывча­тостью понятия «параметр». В просторечии, а также в боль­шинстве научных дисциплин, например в статистике, слово «параметр» означает нечто «заданное» для нас, наблюдаю­щих за происходящим в какой-либо конкретный момент вре­мени. В этом смысле само собой разумеется, что в любой конкретный момент времени та или иная модель распреде­ления богатства представляет собой параметр—по той прос­тейшей причине, что она существует, а другие нет. Но в рам­ках теории равновесия, которая, хорошо это или плохо, играет столь важную роль в современной экономической мысли и очень во многом определяет ее содержание, слово «параметр» приобрело еще одно, совершенно иное значение: как необходимое условие равновесия, независимая перемен­ная. «Параметры» во множественном числе означают со­вокупность необходимых и достаточных условий, на основе которых, когда все они становятся нам известны, мы без до­полнительных усилий можем определить равновесную цену и количество товаров и услуг. Таким образом, в этом втором смысле распределение богатства вместе с другими парамет­рами становится детерминантой (хотя и не единственной) цен и количества различных услуг и товаров, являющихся предметом купли-продажи.

Однако главная цель настоящей статьи — доказать, что в этом втором смысле распределение богатства не является «параметром». Оно не только не представляет собой «незави­симую переменную» рыночного процесса, но, напротив, по­стоянно меняется под воздействием рыночных сил. Не стоит и говорить, что это наблюдение никоим образом не опровер­гает тот факт, что характер распределения богатства числит­ся среди факторов, определяющих путь рыночного процесса на ближайшую перспективу, однако постоянного влияния он как таковой не имеет. Хотя богатство всегда распределяется каким-то конкретным способом, модель этого распределе­ния все время меняется.

Только если бы модель распределения оставалась пос­тоянной при передаче отдельных объектов богатства по на­следству в течение нескольких сменяющих друг друга перио­дов, можно было бы говорить, что эта константная модель представляет собой постоянно действующий экономический фактор. Но в реальности этого не происходит. Распределение богатства определяется рыночными силами, будучи объек­том, а не субъектом, и каков бы ни был его характер сегодня, завтра он уже уйдет в прошлое, утратит актуальность.

Таким образом, для распределения богатства нет места среди параметров равновесия. Однако наибольший интерес с социально-экономической точки зрения представляет не мо­дель распределения богатства в какой-то конкретный момент, а характер ее изменений во временной перспективе. Подлин­ное место этих изменений, как мы увидим,—среди событий, происходящих на том проблематичном «пути», что может привести, но в реальности редко приводит, к равновесию. Это типичный «динамичный» феномен. Парадоксально, но факт: сегодня, когда столько говорится о необходимости более ак­тивного и углубленного исследования динамичных процес­сов, это явление вызывает очень мало интереса.

Владение — правовое понятие, относящееся к конк­ретным материальным объектам. Богатство же — экономи­ческое понятие, относящееся к дефицитным ресурсам. Все ценные ресурсы являются материальными объектами, или их отражением, или их воплощением, но не все материаль­ные объекты представляют собой ресурсы: очевидные при­меры этого — заброшенные дома, кучи мусора и любые объ­екты, от которых владельцы с радостью бы избавились, если бы нашелся кто-то, готовый их снести или убрать. Более того, объект, сегодня являющийся ресурсом, завтра может им уже не являться, а объект, сегодня не имеющий никакой ценнос­ти, завтра может ее обрести. Таким образом, статус ресурса для материального объекта всегда проблематичен и в опреде­ленной степени зависит от предвидения. Объект можно на­звать «богатством» только в том случае, если он является ис­точником дохода. И ценность объекта для его нынешнего или потенциального владельца в любой момент времени отража­ет ожидания в плане его доходности. Это же, в свою очередь, зависит от возможностей использования объекта. Таким об­разом, простое владение объектами не всегда эквивалентно богатству: последнее проистекает из успешного использо­вания объектов. Источником дохода и богатства служит не владение, а использование ресурсов. К примеру, фабрика по производству мороженого в Нью-Йорке может принести вла­дельцу богатство, но такую же фабрику в Гренландии вряд ли можно даже назвать ресурсом.

В мире, где происходит столько неожиданных измене­ний, сохранить богатство всегда нелегко, а в долгосрочной перспективе, пожалуй, и невозможно. Чтобы поддерживать определенный объем богатства для передачи по наследству от одного поколения другому, семья должна владеть такими ресурсами, которые приносят постоянный чистый доход, то есть дают превышение стоимости продукции над затратами на факторы производства, дополняющими соответствующий ресурс. Представляется, что это возможно либо в статичном мире, где сегодняшний день нисколько не отличается от вче­рашнего, а завтрашний от сегодняшнего, и потому день за днем, год за годом одни и те же собственники или их наслед­ники получают один и тот же объем дохода, либо в ситуации, когда все владельцы ресурсов обладают даром абсолютно точного предвидения. Поскольку оба варианта не имеют от­ношения к реальности, их можно смело оставить за скобка­ми. Что же тогда на самом деле происходит с богатством в постоянно меняющемся мире?

Все богатство состоит из капитальных активов, в той или иной форме воплощающих, или по крайней мере косвен­но отражающих, материальные ресурсы производства—ис­точники создания ценной продукции. Продукция же произ­водится трудом людей при помощи таких ресурсов. В этих целях ресурсы необходимо задействовать в определенных сочетаниях: взаимодополняемость — суть использования

ресурсов. Формы этой взаимодополняемости отнюдь не «за­даны» предпринимателям, разрабатывающим и реализую­щим производственные планы. Такой вещи, как производ­ственная функция, в реальности не существует. Напротив, задача предпринимателя состоит именно в том, чтобы в ус­ловиях постоянных изменений угадать, какое сочетание ре­сурсов в сегодняшней обстановке даст максимальное превы­шение стоимости продукции над стоимостью факторов производства, и спрогнозировать, каким это сочетание долж­но быть в вероятной завтрашней ситуации, когда стоимость продукции, затраты на дополнительные факторы производ­ства и технологии изменятся.

Если бы все капитальные ресурсы обладали неограни­ченной универсальностью, предпринимателям достаточно было бы следовать за изменениями внешних условий, пере­нацеливая ресурсы на те способы использования, которые в результате этих изменений становятся прибыльными. На деле, однако, универсальность ресурсов, как правило, огра­ниченна; для каждого из них существует лишь определен­ный набор способов использования. Поэтому необходи­мость приспосабливаться к изменениям зачастую влечет за собой необходимость корректировки состава группы ресур­сов («перегруппировки ресурсов»). Однако любое измене­ние в характере взаимодополняемости влияет на стоимость входящих в группу ресурсов, порождая прирост капитала или убытки. Предприниматели будут делать высокие ставки на те ресурсы, для которых они нашли более прибыльные способы использования, и низкие — на те, что приходится использовать с меньшей выгодой. В условиях, когда вступа­ют в силу ограничения, то есть для ресурса, входившего в прибыльное сочетание, уже нельзя выявить способ исполь­зования (в настоящем или будущем), последний полностью утрачивает характер ресурса. Но даже если не брать подоб­ные крайности, постоянная изменчивость мира, в котором мы живем, неизбежно влечет за собой прирост или убав­ление капитала, воплощенного в активах длительного поль­зования.

Таким образом, рыночный процесс представляет собой процесс выравнивания. В условиях рыночной экономики пе­рераспределение богатства происходит постоянно и в масш­табах, по сравнению с которыми внешне схожие процессы, инициируемые современными политиками, выглядят незна­чительными — хотя бы по той причине, что рынок наделяет богатством тех, кто способен им распорядиться, а политики— своих избирателей, которые, как правило, на это не способны.

Движущая сила процесса перераспределения богат­ства —не сочетание случайных факторов .Те, кто в нем участ­вует, играют не на «авось», а проявляют свои навыки. Этот процесс, как и все подлинно динамичные процессы, отража­ет передачу знаний от одного человека к другому. Он возмо­жен лишь потому, что некоторые обладают знаниями, кото­рые другие еще не приобрели, поскольку информация об изменениях и их последствиях распространяется в обществе постепенно и неравномерно.

В рамках этого процесса успеха добивается тот, кто раньше всех остальных осознает, что некий ресурс, который сегодня можно производить, если он еще не появился, или ку­пить (если он уже существует) по цене А, завтра станет элемен­том какого-то продуктивного сочетания, в результате чего его стоимость составит уже А'. Подобная прибыль или убытки, обусловленные возможностью или потребностью в переходе от одного способа использования ресурса к другому (более эф­фективному или менее эффективному, чем первый), состав­ляет экономическую суть богатства в изменчивом мире и явля­ется главной движущей силой его перераспределения.

В ходе этого процесса вероятность того, что один и тот же человек раз за разом будет правильно угадывать новые спо­собы возможного использования существующих или потенци­альных ресурсов, крайне мала — если он, конечно, не гений. Но даже в последнем случае его наследники вряд ли покажут столь же блестящий результат (если они, опять же, не гениаль­ны) . В мире неожиданных изменений убытки в конечном ито­ге также неизбежны, как и прирост капитала. Конкуренция между владельцами капитала и специфика ресурсов длитель­ного пользования, даже если эта специфика многогранна, обусловливают чередование прибыли и убытков.

У этих экономических феноменов есть определен­ные социальные последствия. Поскольку критики рыночной экономики сегодня предпочитают основываться на аргумен­тах «социального» плана, нам, пожалуй, стоит прояснить под­линные социальные результаты рыночного процесса. Мы уже отмечали, что суть этого процесса — выравнивание. Сейчас мы можем точнее определить его результаты как вариант фе­номена, который Парето называл «круговоротом элит». Бо­гатство редко остается надолго в одних и тех же руках. По ме­ре того как непредвиденные изменения придают ценность то одному, то другому конкретному ресурсу, порождая прирост или убавление капитала, оно переходит из рук в руки. Можно повторить вслед за Шумпетером: владельцы богатства напо­минают постояльцев отеля или пассажиров поезда — они всегда существуют, но их состав часто меняется.

Как мы видели, в условиях рыночной экономики лю­бое богатство проблематично. Чем более долгосрочный и специфический характер носят ресурсы, тем ограниченнее круг способов их использования и тем очевиднее наличие проблемы. Однако в обществе, где объем фиксированного ка­питала был невелик—основной объем накопленного богат­ства принимал форму запасов товаров в основном сельско­хозяйственных и с ограниченным сроком годности и где потребительских товаров длительного пользования, за ис­ключением разве что домов и мебели, практически не суще­ствовало, — эта проблема была не столь заметна. Именно в таком обществе жили классики экономической науки, и многие его особенности они перенесли в свои теории. Та­ким образом, применительно к тогдашним условиям вывод этих экономистов о том, что любой капитал обладает одно­родностью и идеальной универсальностью (они противопо­ставляли его единственному на тот момент специфическому и невоспроизводимому ресурсу — земле), представляется в определенной степени обоснованным. Однако в наше вре­мя подобная дихотомия неоправданна. Чем больше в обще­стве объем основных фондов, чем длительнее срок их исполь­зования, тем сильнее вероятность того, что капитальные ресурсы, пока они не исчерпаются, будут использоваться не в тех целях, для которых они первоначально предназнача­лись. На практике это означает, что в современной рыночной экономике постоянных источников дохода не существует. Длительность пользования и ограниченная универсальность это попросту исключают.

В настоящей статье мы подчеркивали прежде всего тот факт, что перераспределение капитала под воздействием ры­ночных сил в постоянно меняющемся мире — повсеместный и очевидный феномен. Почему же тогда он неизменно игнори­руется? Можно понять, почему его игнорируют политики: в кон­це концов, подавляющее большинство избирателей не испыты­вают непосредственно на себе его воздействие, и даже если ис­пытывают, вряд ли способны понять суть происходящего—как было наглядно продемонстрировано на примере инфляции. Но почему этот феномен обходят вниманием и экономисты? Им по идее должен импонировать тезис о том, что распределение богатства — результат действия экономических сил. Отчего же тогда столь многие экономисты продолжают рассматри­вать распределение богатства как «параметр» в вышеописан­ном втором значении этого понятия? На наш взгляд, пробле­ма связана с чрезмерным вниманием к проблемам равновесия.

Как мы уже видели, изменение способов распределе­ния богатства — атрибут неравновесного мира. Прирост и убавление капитала происходит в основном из-за того, что ресурсы длительного характера приходится использовать не­запланированными способами, и из-за того, что некоторые люди раньше и лучше других понимают значение меняю­щихся потребностей и ресурсов в динамичном мире. Равно­весие означает постоянство планов, но перераспределение богатства рыночными механизмами, как правило, становит­ся результатом спонтанных действий. Тем, кто привык мыс­лить категориями равновесия, процессы вроде тех, что мы описали, естественно, представляются чем-то не слишком «респектабельным». Для них «реальные» экономические си­лы — это те, что поддерживают равновесие. Поэтому силы, действующие в отсутствие равновесия, таким экономистам малоинтересны и чаще всего ими игнорируются.

Мы, конечно, не утверждаем, что современный уче­ный, столь искушенный в «грамматике» равновесия и столь неосведомленный о реалиях рынка, не способен или не готов анализировать изменения в экономике: это было бы нелепо. Мы только хотим сказать, что он хорошо подготовлен лишь к исследованию изменений, соответствующих довольно не­гибким теоретическим рамкам.