Сочетание политической и экономической свободы позволяет человечеству творить чудеса

Темба А. Нолутшунгу

В июле 1794 года Максимилиан Робеспьер—революционер- республиканец, радикал-демократ и вдохновитель якобин­ского террора, от которого до 40 ООО французов и француже­нок погибли на гильотине как «враги народа», — был казнен своими политическими противниками. За несколько мгно­вений до смерти он обратился к толпе, прежде преклоняв­шейся перед ним, а теперь жаждавшей его крови, с такими словами: «Я дал вам свободу, а вы хотите еще и хлеба». На этом закончился террор.

Мораль, которую мы можем извлечь из этой истории, заключается в следующем: между политической свободой и экономическим благосостоянием существует связь, но это не одно и то же.

Экономическое благосостояние—следствие свободы. В ЮАР, где уровень безработицы, по официальным данным, составляет 25% трудоспособного населения (эта цифра не включает тех, кто уже отчаялся и оставил попытки найти работу), разрыв между политической свободой и экономиче­ским благосостоянием чреват катастрофическими послед­ствиями — причем эта опасность усугубляется тем, что при­ходящие к власти правительства раз за разом обещают своим избирателям всяческие социальные льготы.

Чтобы справиться с нашими проблемами, необходи­мо избавиться от некоторых ошибочных представлений.

Создание новых рабочих мест — не функция государ­ства. Чтобы работа была постоянной, они должны создавать­ся частным сектором. Государство создает рабочие места на юб [ ТЕМБА А. НОЛУТШУНГУ ] деньги налогоплательщиков, и это равносильно субсидиро­ванию занятости. Такие рабочие места не являются постоян­ными , а потому их наличие не дает позитивных экономиче­ских результатов. Создает богатство прежде всего частный сектор, а госсектор его потребляет.

Деньги — лишь средство, обеспечивающее обмен товарами и услугами, а потому они должны быть связаны с производительностью труда и отражать ее уровень. Когда я в 1991 году посетил посткоммунистическую Россию и Че­хословакию, там в ходу был анекдот: рабочие делают вид, что работают на государство, а государство делает вид, что им платит. Поэтому, на мой взгляд, говоря об осмысленном соз­дании рабочих мест, внимание следует сосредоточивать ис­ключительно на частном секторе.

Напрашивается вопрос: какую экономическую поли­тику следует проводить применительно к частным пред­приятиям? Какие меры способствуют повышению их произ­водительности, а какие препятствуют? Одним словом, что следуетделать?

Рассмотрим принципы, лежащие в основе простейше­го обмена с двумя участниками. Простые трансакции могут служить «микроиллюстрацией» функционирования эконо­мики в целом. Они должны показывать руководству государ­ства, какая политика больше всего соответствует природе че­ловека, поскольку в экономике именно человеческий фактор имеет решающее значение. Перенесемся для начала в неза­памятные времена и представим себе пещерного человека — опытного охотника, не умеющего, однако, делать оружие дая охоты. И вот наш пещерный человек встречается с опытным мастером и соглашается отдать часть добычи в обмен на нуж­ное ему оружие. По итогам трансакции оба участника доволь­ны: они считают, что получили нечто более ценное для них, чем то, что они отдали. Рано или поздно мастер поймет: если он не будет сам ходить на охоту и сосредоточится на изготов­лении оружия, он сможет менять свои изделия на мех, мясо, слоновую кость и так далее. Одним словом, он начнет зани­маться бизнесом. В результате получают выгоду как сам мас­тер, таки все его клиенты, которые обзаводятся более эффек­тивным охотничьим оружием.

В связи с этим сценарием необходимо отметить, что в ходе описанного процесса не применяется ни сила, ни обман.

Не участвуют в нем и никакие третьи стороны. Никто не ука­зывает, по каким правилам должен вестись бизнес. Правила, которыми руководствуются участники трансакций, возника­ют спонтанно. Участники словно подчиняются естественному порядку вещей. Экономист Фридрих Хайек называл это спон­танным порядком, и одним из его элементов является взаим­ное уважение к правам частной собственности.

Этот простой пример говорит о том, что в современ­ных условиях отказ государства от вмешательства в эконо­мическую деятельность оборачивается высокими темпами роста и соответствующими социально-экономическими бла­гами. Иными словами, если власти поощряют экономиче­скую свободу производителей и потребителей, позволяют им беспрепятственно осуществлять трансакции, не сопряжен­ные с принуждением или мошенничеством, страна и ее на­род процветают. Это гарантированный способ добиться сок­ращения безработицы, улучшить качество образования и здравоохранения.

Эти основополагающие принципы касаются всех эко­номик, независимо от культурного контекста, в котором каж­дая из них формировалась. Распространенный миф о «трудо­вой этике» требует критического разбора. Эта концепция косвенно подкрепляет национальные или этнические стере­отипы, связанные с наличием или отсутствием трудовой эти­ки. Логическим следствием этого становится вывод о том, что бедные бедны, поскольку у них отсутствует трудовая этика, а богатые добиваются успеха благодаря тому, что у них она есть, — такая точка зрения весьма опасна, особенно если раз­личие делается по расовому признаку.

До падения Берлинской стены в 1989 году ФРГ по объ­ему ВВП занимала второе место в мире, а экономика ГДР на­ходилась в катастрофическом состоянии. А ведь в обоих го­сударствах жил один и тот же народ с одинаковой культурой, и даже члены одних и тех же семей, разделенных после Вто­рой мировой войны. То же самое можно сказать и о Корей­ском полуострове: Южная Корея — экономический гигант, а КНДР катится в пропасть и не может обходиться без иност­ранной помощи. А ведь речь снова идет об одном народе, од­ной культуре. Вспомним также, какой контраст существовал между КНР и Гонконгом до того, как в 1992 году Дэн Сяопин инициировал радикальные рыночные реформы, объявив, что богатство заслуживает похвалы, и не важно, какого цвета кошка — главное, чтобы она ловила мышей. И опять — один и тот же народ, одна и та же культура, одни и те же красноре­чивые экономические контрасты. Во всех этих случаях раз­личия определяются степенью свободы, которой пользуют­ся экономические акторы.

С1992 года благодаря радикальным рыночным рефор­мам Китай активно наращивал свой экономический потен­циал, и сегодня он занимает третье место в мире по объему ВВП. В то же время США, как отмечает Бертель Шмитт, к со­жалению, «подобрали социалистическую инструкцию по ру­ководству экономикой, которую Дэн Сяопин благоразумно выбросил».

Богатство страны и ее жителей определяется законода­тельной и институциональной системой, в рамках которой происходит экономическая деятельность, и особенно сте­пенью государственного регулирования экономики. Иными словами, доходы индивидов зависят от того, насколько госу­дарство позволяет им пользоваться экономической свободой.

Сказанное можно подытожить словами профессора Уолтера Уильямса, автора заставляющей задуматься книги «Война Южной Африки против капитализма». Еще в 1986 го­ду он отмечал: «Проблемы ЮАР позволят решить не спе­циальные программы, не льготы для чернокожих, не со­циальные выплаты и поддержка. Их решит свобода. Ведь если вы, глядя на ситуацию в мире, ищете богатых людей и многообразные способы, позволяющие им хорошо жить, это значит, что вы ищете общество с достаточно высоким уровнем свободы личности».

Темба А. Нолутшунгу

В июле 1794 года Максимилиан Робеспьер—революционер- республиканец, радикал-демократ и вдохновитель якобин­ского террора, от которого до 40 ООО французов и француже­нок погибли на гильотине как «враги народа», — был казнен своими политическими противниками. За несколько мгно­вений до смерти он обратился к толпе, прежде преклоняв­шейся перед ним, а теперь жаждавшей его крови, с такими словами: «Я дал вам свободу, а вы хотите еще и хлеба». На этом закончился террор.

Мораль, которую мы можем извлечь из этой истории, заключается в следующем: между политической свободой и экономическим благосостоянием существует связь, но это не одно и то же.

Экономическое благосостояние—следствие свободы. В ЮАР, где уровень безработицы, по официальным данным, составляет 25% трудоспособного населения (эта цифра не включает тех, кто уже отчаялся и оставил попытки найти работу), разрыв между политической свободой и экономиче­ским благосостоянием чреват катастрофическими послед­ствиями — причем эта опасность усугубляется тем, что при­ходящие к власти правительства раз за разом обещают своим избирателям всяческие социальные льготы.

Чтобы справиться с нашими проблемами, необходи­мо избавиться от некоторых ошибочных представлений.

Создание новых рабочих мест — не функция государ­ства. Чтобы работа была постоянной, они должны создавать­ся частным сектором. Государство создает рабочие места на юб [ ТЕМБА А. НОЛУТШУНГУ ] деньги налогоплательщиков, и это равносильно субсидиро­ванию занятости. Такие рабочие места не являются постоян­ными , а потому их наличие не дает позитивных экономиче­ских результатов. Создает богатство прежде всего частный сектор, а госсектор его потребляет.

Деньги — лишь средство, обеспечивающее обмен товарами и услугами, а потому они должны быть связаны с производительностью труда и отражать ее уровень. Когда я в 1991 году посетил посткоммунистическую Россию и Че­хословакию, там в ходу был анекдот: рабочие делают вид, что работают на государство, а государство делает вид, что им платит. Поэтому, на мой взгляд, говоря об осмысленном соз­дании рабочих мест, внимание следует сосредоточивать ис­ключительно на частном секторе.

Напрашивается вопрос: какую экономическую поли­тику следует проводить применительно к частным пред­приятиям? Какие меры способствуют повышению их произ­водительности, а какие препятствуют? Одним словом, что следуетделать?

Рассмотрим принципы, лежащие в основе простейше­го обмена с двумя участниками. Простые трансакции могут служить «микроиллюстрацией» функционирования эконо­мики в целом. Они должны показывать руководству государ­ства, какая политика больше всего соответствует природе че­ловека, поскольку в экономике именно человеческий фактор имеет решающее значение. Перенесемся для начала в неза­памятные времена и представим себе пещерного человека — опытного охотника, не умеющего, однако, делать оружие дая охоты. И вот наш пещерный человек встречается с опытным мастером и соглашается отдать часть добычи в обмен на нуж­ное ему оружие. По итогам трансакции оба участника доволь­ны: они считают, что получили нечто более ценное для них, чем то, что они отдали. Рано или поздно мастер поймет: если он не будет сам ходить на охоту и сосредоточится на изготов­лении оружия, он сможет менять свои изделия на мех, мясо, слоновую кость и так далее. Одним словом, он начнет зани­маться бизнесом. В результате получают выгоду как сам мас­тер, таки все его клиенты, которые обзаводятся более эффек­тивным охотничьим оружием.

В связи с этим сценарием необходимо отметить, что в ходе описанного процесса не применяется ни сила, ни обман.

Не участвуют в нем и никакие третьи стороны. Никто не ука­зывает, по каким правилам должен вестись бизнес. Правила, которыми руководствуются участники трансакций, возника­ют спонтанно. Участники словно подчиняются естественному порядку вещей. Экономист Фридрих Хайек называл это спон­танным порядком, и одним из его элементов является взаим­ное уважение к правам частной собственности.

Этот простой пример говорит о том, что в современ­ных условиях отказ государства от вмешательства в эконо­мическую деятельность оборачивается высокими темпами роста и соответствующими социально-экономическими бла­гами. Иными словами, если власти поощряют экономиче­скую свободу производителей и потребителей, позволяют им беспрепятственно осуществлять трансакции, не сопряжен­ные с принуждением или мошенничеством, страна и ее на­род процветают. Это гарантированный способ добиться сок­ращения безработицы, улучшить качество образования и здравоохранения.

Эти основополагающие принципы касаются всех эко­номик, независимо от культурного контекста, в котором каж­дая из них формировалась. Распространенный миф о «трудо­вой этике» требует критического разбора. Эта концепция косвенно подкрепляет национальные или этнические стере­отипы, связанные с наличием или отсутствием трудовой эти­ки. Логическим следствием этого становится вывод о том, что бедные бедны, поскольку у них отсутствует трудовая этика, а богатые добиваются успеха благодаря тому, что у них она есть, — такая точка зрения весьма опасна, особенно если раз­личие делается по расовому признаку.

До падения Берлинской стены в 1989 году ФРГ по объ­ему ВВП занимала второе место в мире, а экономика ГДР на­ходилась в катастрофическом состоянии. А ведь в обоих го­сударствах жил один и тот же народ с одинаковой культурой, и даже члены одних и тех же семей, разделенных после Вто­рой мировой войны. То же самое можно сказать и о Корей­ском полуострове: Южная Корея — экономический гигант, а КНДР катится в пропасть и не может обходиться без иност­ранной помощи. А ведь речь снова идет об одном народе, од­ной культуре. Вспомним также, какой контраст существовал между КНР и Гонконгом до того, как в 1992 году Дэн Сяопин инициировал радикальные рыночные реформы, объявив, что богатство заслуживает похвалы, и не важно, какого цвета кошка — главное, чтобы она ловила мышей. И опять — один и тот же народ, одна и та же культура, одни и те же красноре­чивые экономические контрасты. Во всех этих случаях раз­личия определяются степенью свободы, которой пользуют­ся экономические акторы.

С1992 года благодаря радикальным рыночным рефор­мам Китай активно наращивал свой экономический потен­циал, и сегодня он занимает третье место в мире по объему ВВП. В то же время США, как отмечает Бертель Шмитт, к со­жалению, «подобрали социалистическую инструкцию по ру­ководству экономикой, которую Дэн Сяопин благоразумно выбросил».

Богатство страны и ее жителей определяется законода­тельной и институциональной системой, в рамках которой происходит экономическая деятельность, и особенно сте­пенью государственного регулирования экономики. Иными словами, доходы индивидов зависят от того, насколько госу­дарство позволяет им пользоваться экономической свободой.

Сказанное можно подытожить словами профессора Уолтера Уильямса, автора заставляющей задуматься книги «Война Южной Африки против капитализма». Еще в 1986 го­ду он отмечал: «Проблемы ЮАР позволят решить не спе­циальные программы, не льготы для чернокожих, не со­циальные выплаты и поддержка. Их решит свобода. Ведь если вы, глядя на ситуацию в мире, ищете богатых людей и многообразные способы, позволяющие им хорошо жить, это значит, что вы ищете общество с достаточно высоким уровнем свободы личности».