РАСХОЖДЕНИЕ С ТУРГЕНЕВЫМ

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 

Незадолго до отъезда из нижегородского имения барона Розена, в 1860 г., Леонтьев написал разбор романа «Накануне» и послал его Тургеневу. В мае того же года эта статья под заглавием «Письмо провинциала» появилась в «Отечественных записках» (по желанию Тургенева).

Леонтьев все еще продолжает ценить автора «Записок лишнего человека», «Рудина», «Дворянского гнезда», «Затишья». Все же критика его отрицательная: он осуждает Тургенева за нехудожественность, схематичность. В этой повести, пишет он, бессознательное принесено в жертву сознательному, эстетика оказывается на службе социальной тенденции. От этого нового тургеневского романа «не веет волшебной изменчивостью, смутою лсизни». Болгарин Инсаров, может быть, и ясен как тип, но он не живет. «Живое», говорит Леонтьев, «всегда не слишком ясно и не слишком темно»; и оно угадывается «не путем умствований»... Эта аргументация очень близка органической критике Аполлона Григорьева с его культом всего непосредственного; и это понятие тождественно с тем, что Леонтьев называет бессознательным.

Леонтьев советует Тургеневу сделать Инсарова менее безукоризненным, более грубым, даже развратным и тем самым более убедительным в плане художественном. У Григорьева — такого рода замечаний мы не находим: он разбирает героев романа преимущественно как живых людей... Вопрос, как произведение искусства сделано и как герои показаны, его не интересовал. А у Леонтьева уже намечается формально-художественный подход, чуждый органической критике Григорьева и более близкий той эстетической критике, которую насаждали Дружинин и Анненков. Эту эстетическую критику Леонтьев возродил и обновил гораздо позднее, уже в 80-х гг.

В «Письме провинциала» для него многое еще неясно — и не только в эстетике. Вся статья состоит из намеков, четкости в ней нет, но она существенна как первая попытка Леонтьева мыслить отвлеченно. До этого он писал только художественные произведения.

В 1861 г. переписка Леонтьева с его литературным ментором прекращается. Позднее он очень резко о Тургеневе отзывается: автора «Рудина» и «Дворянского гнезда» «духовно не стало» после «Отцов и детей», а в «Дыме» он «стал ничтожен, как прах!» А Тургенев в том же самом году (в письмах к П. В. Анненкову) с удивлением замечает: «Леонтьев все еще пишет романы!» и даже посылает их для перевода Просперу Мериме.

Наконец после долгого перерыва, в 1876 г., в последнем письме к Леонтьеву Тургенев сожалеет о том, что он не занимается писанием ученых, этнографических или исторических сочинений, и заявляет: «Так называемая беллетристика не есть настоящее ваше призвание; несмотря на ваш тонкий ум, начитанность и владение языком, ваши лица являются безжизненными».

Да, «лица» Леонтьева часто безжизненны, хотя и красочны, — за одним, впрочем, очень существенным исключением: во всех его повестях, а также письмах живет «главное лицо», супергерой, Нарцисс, в разных его проявлениях.

Вообще же они — писатели очень разные: умеренный Тургенев, мастер своего небольшого дела, — неумеренный Леонтьев, с его гениальными прозрениями и неотделанными произведениями.

 

Незадолго до отъезда из нижегородского имения барона Розена, в 1860 г., Леонтьев написал разбор романа «Накануне» и послал его Тургеневу. В мае того же года эта статья под заглавием «Письмо провинциала» появилась в «Отечественных записках» (по желанию Тургенева).

Леонтьев все еще продолжает ценить автора «Записок лишнего человека», «Рудина», «Дворянского гнезда», «Затишья». Все же критика его отрицательная: он осуждает Тургенева за нехудожественность, схематичность. В этой повести, пишет он, бессознательное принесено в жертву сознательному, эстетика оказывается на службе социальной тенденции. От этого нового тургеневского романа «не веет волшебной изменчивостью, смутою лсизни». Болгарин Инсаров, может быть, и ясен как тип, но он не живет. «Живое», говорит Леонтьев, «всегда не слишком ясно и не слишком темно»; и оно угадывается «не путем умствований»... Эта аргументация очень близка органической критике Аполлона Григорьева с его культом всего непосредственного; и это понятие тождественно с тем, что Леонтьев называет бессознательным.

Леонтьев советует Тургеневу сделать Инсарова менее безукоризненным, более грубым, даже развратным и тем самым более убедительным в плане художественном. У Григорьева — такого рода замечаний мы не находим: он разбирает героев романа преимущественно как живых людей... Вопрос, как произведение искусства сделано и как герои показаны, его не интересовал. А у Леонтьева уже намечается формально-художественный подход, чуждый органической критике Григорьева и более близкий той эстетической критике, которую насаждали Дружинин и Анненков. Эту эстетическую критику Леонтьев возродил и обновил гораздо позднее, уже в 80-х гг.

В «Письме провинциала» для него многое еще неясно — и не только в эстетике. Вся статья состоит из намеков, четкости в ней нет, но она существенна как первая попытка Леонтьева мыслить отвлеченно. До этого он писал только художественные произведения.

В 1861 г. переписка Леонтьева с его литературным ментором прекращается. Позднее он очень резко о Тургеневе отзывается: автора «Рудина» и «Дворянского гнезда» «духовно не стало» после «Отцов и детей», а в «Дыме» он «стал ничтожен, как прах!» А Тургенев в том же самом году (в письмах к П. В. Анненкову) с удивлением замечает: «Леонтьев все еще пишет романы!» и даже посылает их для перевода Просперу Мериме.

Наконец после долгого перерыва, в 1876 г., в последнем письме к Леонтьеву Тургенев сожалеет о том, что он не занимается писанием ученых, этнографических или исторических сочинений, и заявляет: «Так называемая беллетристика не есть настоящее ваше призвание; несмотря на ваш тонкий ум, начитанность и владение языком, ваши лица являются безжизненными».

Да, «лица» Леонтьева часто безжизненны, хотя и красочны, — за одним, впрочем, очень существенным исключением: во всех его повестях, а также письмах живет «главное лицо», супергерой, Нарцисс, в разных его проявлениях.

Вообще же они — писатели очень разные: умеренный Тургенев, мастер своего небольшого дела, — неумеренный Леонтьев, с его гениальными прозрениями и неотделанными произведениями.