ИНСТРУМЕНТАРИЙ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 

Противодействие информационным войнам имеет такую

же древнюю историю, как и сама

информационная агрессия. И если раньше основной акцент в таком противодействии

делался на репрессивных механизмах, лишении

физических возможностей получения противоположной информации (типа изъятия

радиоприемников или глушения радиопередач), то

сегодня акцент делается на информационном противодействии. В прошлом также четко

понимали, что те или иные контексты могут

облегчать работу противной стороны. Приведем пример из Николло Макьявелли:

«Когда город кипел всеми этими страстями,

некоторым из тех, кто ненавидел общественные раздоры, подумалось, нет ли

возможности отвлечь от них граждан каким-либо новым

общественным увеселением, ибо народ, ничем не занятый, большей частью и является

орудием в руках смутьянов» (Макьявелли Н.

История Флоренции. — Л., 1973. — С. 273). Последнюю закономерность можно понять

исходя из законов обработки информации:

человеку всегда трудно работать с рядом заданий. В данном случае занятый на

празднестве, он не будет думать о чем-то другом.В

рамках западных паблик рилейшнз выделяется отдельная профессия «лечения

ситуации» — spin doctor. Брендан Брюс выделяет два

варианта такой техники: подготовка ожиданий перед наступлением самого события и

исправление освещения в случае, когда пресса

движется не в том направлении (Bruce B. Images of power. How the image makers

shape our leaders. — London, 1992. — P. 137). Как

видим, эти два типа легко укладываются в рамки чисто логической классификации:

работа до события и работа после события. К

примеру, в прессе прозвучали обвинения в наличии огромных состояний премьера

России В. Черномырдина и премьера Украины П.

Лазаренко. Службы обоих премьеров начали интенсивно опровергать сообщения

прессы. Это пример работы постфактум. В качестве

примера работы до наступления события можно упомянуть различного рода действия

по подготовке общественного мнения к тому или

иному референдуму, вступлению страны в новые структуры (ЕС, НАТО).Служба

психологической защиты, работающая в рамках

Министерства обороны Швеции, к примеру, проанализировала дебаты в прессе до

начала референдума по поводу вступления

Швеции в Европейский Союз (Martinsson B.-G., Saljo R. Bilder av EU. — Stockholm,

1996). Результаты показывают направленность

дебатов: 49% — за, 51% — против. Газеты крупных городов имели большее количество

«за»-статей, в иных газетах направленность

была противоположной. В газетах северных областей преобладали «нет»-статьи, в

газетах южных областей — больше статей «за».

Было также интересное распределение по типу материала в газете: если

редакционные статьи высказывали мнение «за», то письма к

редактору в большей степени сориентированы на «нет»-аргументы.Паблик рилейшнз мы

вообще можем рассматривать как

направление, которое, в отличие от журналистики, само занято созданием события,

в то время как журналист описывает события,

совершаемые кем-то другим. Это явно видно в случае правительственных

коммуникаций, где выработаны достаточно четкие правила

коммуникативного поведения, позволяющие с той или иной степенью эффективности

управлять всей системой массовой

коммуникации, к примеру, в США (Maltese J.A. Spin control. The White House

Office of Communications and the management of presidential

news. — Chapel Hill — London, 1992; Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или Как

успешно управлять общественным мнением. — М.,

1998).Противодействие должно строиться с учетом того, что своими действиями

можно лишь усилить информационную агрессию

другого. Особенно этот аспект важен при борьбе со слухами, поскольку перевод

слуха из устной в официальную форму способствует

его распространению и начинает трактоваться как правдивая информация.

Исследователи слухов приводят следующий пример:

«Подобная ситуация возникала в Санкт-Петербурге в период проектирования и

строительства защитной дамбы: газеты попытались

опровергнуть циркулирующий в городе слух о чрезмерной опасности этого

строительства. Однако эти усилия не дали ожидаемого

результата, напротив, эта история получила еще большее распространение,

поскольку передатчики слуха начали ссылаться на

опубликованный материал в качестве доказательства» (Дмитриев А.В. и др.

Неформальная политическая коммуникация. — М., 1997.

— С. 119-120).В случае построения коммуникативного противодействия мы должны

двигаться во многом по ряду рассмотренных выше

закономерностей. В ответ на символизацию строится новая символизация, питающаяся

из тех же истоков. Назовем этот процесс

мифологизацией.МифологизацияПереработка информации человеком опирается на

определенные конструкты, которые позволяют

вносить понимание в происходящую действительность. И это используется в

современных процессах воздействия. Так, в разработке

специальной информационно-аналитической комиссии правительства России (май 1995

г.) «Мифология чеченского кризиса как

индикатор проблем национальной безопасности России» указывается, что у

руководителей западноевропейских стран сложился

мифологический комплекс представлений о характере действия России в Чечне.

Поэтому ставится задача создать

конкурентоспособную информационную модель «чеченского кризиса» в виде

определенного «антимифа». И такой достаточно

интересный вариант, как нам видится, был найден, поскольку отражал принятые на

Западе интерпретации исламского мира, и был

построен на активизации страха. Предлагалось следующее: «Более правильным было

бы развитие представлений о ситуации в Чечне

как типовом региональном конфликте в пограничной зоне взаимодействия западной

(христианской) и восточной (мусульманской)

цивилизаций, еще точнее — как о типовом в общемировых координатах сепаратистском

криминальном мятеже, современный опыт

подавления которого имеется в арсенале практически всех наиболее крупных

демократических государств». И далее следует переход

в еще одну конструкцию, переводящую войну в Чечне в понятный для Запада образ:

«По данным американских экспертов за

последние 20 лет президент США, а также губернаторы штатов более 400(!) раз

прибегали к использованию подразделений

национальной гвардии для подавления массовых беспорядков внутри страны. Но ни

разу мировое сообщество не пыталось обвинить

США в нарушении прав человека, либо требовать прекращения силовых действий и

допущения на территорию страны

международных наблюдателей».В целом авторы разработки констатируют, что подобный

проигрыш в чеченской войне отнюдь не

является случайным: «отсутствует понимание, осознанное желание и необходимость

отработки технологий взаимодействия структур

государственной власти в такой «символической реальности» и с такой

«символической реальностью», какой является общественное

мнение и вообще идеологическая сфера». И второй еще более сильный вывод:

государство «становится чрезвычайно зависимым от

любого внешнего идеологического воздействия, связанного с целеполаганием,

рекомендациями в стиле «что нужно сделать России» и

международным политическим шантажом».Следует отметить принципиально новый

уровень, которым характеризуется данный

документ. Особенно парадоксальным выглядит сама постановка задачи в виде

выработки антимифа в правительственном тексте. Но

это отражает суть вливания нового вина в старые мехи. К примеру, однотипно

считают французские исследователи: «Рекламная

кампания банка превратилась, по определению «Л’экспрессьон д’антреприз», в

рекламную сагу, основанную на великих мифах

человечества — универсальном средстве, чтобы не оставить аудиторию равнодушной.

Чем дальше человечество продвигается в

своем развитии, одновременно удаляясь от корней и древних истин, тем больше

ощущает потребность в их воскрешении» (Лебедева

Т. Искусство обольщения. Паблик рилейшнз по-французски. — М., 1996. — С.

54).Мифология акцентирует только выигрышное, когда

присоединяет новую информацию к испытанному позитиву. Для этого можно посмотреть

на газетные заголовки. Например: «Иман,

золотая газель Африки» («Независимость», 1997, 11 июля) о темнокожей сомалийке-

манекенщице.Мифология несет как позитив, так и

негатив. Так, А. Мигранян считает, что поражение на выборах националистических

сил в России связано с тем, что их лозунги ранее

эксплуатировались коммунистическим движением. Он перечисляет такие

мифологические схемы: «мессианская роль России по

отношению к остальному человечеству, необходимость своего особого, неповторимого

пути развития, антииндивидуализм,

коллективные формы жизни и хозяйственной деятельности. Прорыв информационной

блокады сделал очевидной для подавляющей

части населения степень деградации и нищеты, до которой довели страну правители,

использовавшие в своей повседневной

политической риторике вышеперечисленные идейные установки и ценности. Был

нанесен сокрушительный удар по представлениям,

что, идя по особому пути развития, можно опередить остальные страны мира в

создании материальных и духовных ценностей»

(Мигранян А. Россия в поисках идентичности. — М., 1997. — С. 281).Современная

мифология часто облекается в определенные

«пакеты». Борис Грушин увидел такой набор мифологических представлений о

грядущей катастрофе в России в октябре-ноябре 1995

г. (цит. по: Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. — М., 1997.

— С. 193):·        «страна оказалась на краю

пропасти (катится в пропасть)»;·        «государство обречено на гибель

(гибнет на глазах)»;·        «Запад намерен

погубить (погубит) нас»;·        «(надо) немедленно спасать Россию! (спасти

Россию — наш долг)»;·   

    «правители ввергли страну в катастрофу»;·        «экономика страны

полностью разрушена»;·        «идет

процесс физического вымирания нации».Определенный мифологический пласт

порождается и с другой стороны, создающей

позитивный ореол вокруг столь же мифологического понятия приватизации: «Надежда,

рожденная собственностью», «Ты уже

использовал свой шанс» и под. После горбачевского «общеевропейского дома»

зазвучало «возвращение в Европу», «европейское

государство», «лоно мировой цивилизации», «Украина — это вторая Франция» и под.В

лаборатории глобальных проблем при

Институте безопасного развития атомной энергетики Российской Академии наук был

сформулирован ряд мифов, которые мешают

развитию страны (цит. по: Россия у критической черты: возрождение или

катастрофа. — М., 1997. — С. 197). Миф номер один — это

великая миссия России, ведущая свое начало от идеи «Москвы как третьего Рима».

Однако сегодня героическая миссия для других

государств давно сменилась, индустриальные страны получили название общества

потребления. Миф номер два — это

представление о том, что Россия самая великая страна. Однако в реальности по

эффективности территорий Россия находится на

пятом месте, поскольку две трети страны непригодны для проживания.Сергей

Кортунов считает, что России извне навязан ряд мифов,

среди которых он выделил следующие (цит. по: Россия у критической черты:

возрождение или катастрофа. — М., 1997. — С. 269).

Миф о проигрыше холодной войны. Миф о том, что Россия все равно остается

«империей зла», только поменявшей свою вывеску.

Миф третий — имперская политика России в странах ближнего зарубежья. Все

предложенные варианты мифов явно носят

дискуссионный характер, но что является несомненным, так это достаточно четкое

внедрение подобных представлений в массовое

сознание, когда они принимаются как данность.Присоединение к другомуЭтот вариант

работает как в случае воздействия, так и в

случае противодействия. Речь идет о максимальном согласии с собеседником, с

пониманием его точки зрения. Наиболее активно этот

вариант «обезоруживания» противника разработан в теории переговоров. При этом

исследователи отталкиваются от идеи

когнитивного диссонанса, в соответствии с которой человеку трудно совместить в

себе позитивное отношение к человеку и негативное

отношение к тому, что он говорит. Мы стремимся выйти на соответствие позитива

или негатива: плохой человек может говорить

только плохое, хороший — только хорошее.У. Юри приводит следующий пример: «До

1977 г. арабские руководители отказывались

признавать существование Израиля; они даже не употребляли этого названия. Однако

в ноябре того года президент Египта Анвар

Садат нарушил табу, совершив свою нашумевшую поездку в Иерусалим. Трудно было

представить себе что-нибудь более

неожиданное для израильтян, более обезоруживающее, спутывающее все представления

о египетском соседе, чем приезд

вражеского лидера в страну, которая всего четыре года назад подверглась

нападению его армии. Но одним этим шагом он преодолел

психологический барьер, составлявший, по его словам, девяносто процентов

конфликта» (Юри У. Преодолевая «нет», или

Переговоры с трудными людьми. — М., 1993. — С. 41; см. также: Фишер У., Юри У.

Путь к согласию, или Переговоры без поражений.

— М., 1990; Мастенбрук В. Переговоры. — Калуга, 1993).Более детальное

опровержениеХарактерным для противодействия является

попытка построения более детального ответа, чем это сделано в исходном тексте.

При этом лучшим вариантом опровержения

является такое построение сообщения, которое не повторяет выдвинутые обвинения,

поскольку в этом случае они получают

дополнительную циркуляцию, и неизвестно, какое из двух сообщений окажется более

предпочтительным для аудитории.Эта же

модель оказывается работающей и в случае слухов. Джон Честара приводит такой

пример: ходят слухи, что шеф положил глаз на

некую машинистку. Его рецепт таков: «С этим можно бороться, передавая

объективную информацию — говоря правду, если это

необходимо, немного приукрашенную — например, о том, что начальник очень предан

своей жене и детям, а девушка, о которой идет

речь, собирается замуж за министра и т.д.» (Честара Дж. Деловой этикет. Паблик

рилейшнз. — М., 1997. — С. 142).«Клапан»В ряде

случаев удается уводить общественное мнение, предоставляя ему клапан, по

которому происходит выброс отрицательных эмоций. В

прессе прозвучало сообщение, что рассказ в российских масс-медиа об охоте

премьера В. Черномырдина на медвежат был продуман

как клапан для выхода критики.Сходно анализируется позитивность глупости

полисмена (милиционера): «всем известна «коповская»

тупость. Но, с одной стороны, если каждый полисмен начнет думать вместо

автоматического выполнения инструкции? Вообще-то

«умным» должен быть закон... С другой стороны, почему не построить именно на

этом недостатке «сток отрицательных эмоций» —

клапан для спуска общественного напряжения? Пусть издеваются над тупостью и

меньше кричат о коррупции и беспределе. Поэтому

есть немало анекдотов, фильмов, сериалов, где можно «оттянуться», надсмеявшись

над злобными, но тупыми и неудачливыми

«копами» (Клеймихина Т. Дядя Степа — полисмен. Трудно найти страну, где

население любило бы «правоохранительные органы»... //

Рекламное измерение. — 1997. — № 4. — С. 11).Наращивание доверияОтрицательное

мнение трудно присоединяется к

устоявшемуся позитивному имиджу. К примеру, трактуя кандидата в президенты как

уже сформировавшегося президента,

американские политические консультанты уводят от него «грозовую тучу». Что

касается организаций, то имеющийся позитивный

имидж достаточно долго может выступать в виде «позитивного зонтика»,

предохраняющего данную структуру от информационной

агрессии. «Публика больше доверяет банку, если постоянно встречает в mass-media

упоминания (естественно, не ругательные) о нем,

о каких-то его проектах и инновациях, мнения его специалистов и т.п.» («Бизнес».

— 1997. — № 13).

Противодействие информационным войнам имеет такую

же древнюю историю, как и сама

информационная агрессия. И если раньше основной акцент в таком противодействии

делался на репрессивных механизмах, лишении

физических возможностей получения противоположной информации (типа изъятия

радиоприемников или глушения радиопередач), то

сегодня акцент делается на информационном противодействии. В прошлом также четко

понимали, что те или иные контексты могут

облегчать работу противной стороны. Приведем пример из Николло Макьявелли:

«Когда город кипел всеми этими страстями,

некоторым из тех, кто ненавидел общественные раздоры, подумалось, нет ли

возможности отвлечь от них граждан каким-либо новым

общественным увеселением, ибо народ, ничем не занятый, большей частью и является

орудием в руках смутьянов» (Макьявелли Н.

История Флоренции. — Л., 1973. — С. 273). Последнюю закономерность можно понять

исходя из законов обработки информации:

человеку всегда трудно работать с рядом заданий. В данном случае занятый на

празднестве, он не будет думать о чем-то другом.В

рамках западных паблик рилейшнз выделяется отдельная профессия «лечения

ситуации» — spin doctor. Брендан Брюс выделяет два

варианта такой техники: подготовка ожиданий перед наступлением самого события и

исправление освещения в случае, когда пресса

движется не в том направлении (Bruce B. Images of power. How the image makers

shape our leaders. — London, 1992. — P. 137). Как

видим, эти два типа легко укладываются в рамки чисто логической классификации:

работа до события и работа после события. К

примеру, в прессе прозвучали обвинения в наличии огромных состояний премьера

России В. Черномырдина и премьера Украины П.

Лазаренко. Службы обоих премьеров начали интенсивно опровергать сообщения

прессы. Это пример работы постфактум. В качестве

примера работы до наступления события можно упомянуть различного рода действия

по подготовке общественного мнения к тому или

иному референдуму, вступлению страны в новые структуры (ЕС, НАТО).Служба

психологической защиты, работающая в рамках

Министерства обороны Швеции, к примеру, проанализировала дебаты в прессе до

начала референдума по поводу вступления

Швеции в Европейский Союз (Martinsson B.-G., Saljo R. Bilder av EU. — Stockholm,

1996). Результаты показывают направленность

дебатов: 49% — за, 51% — против. Газеты крупных городов имели большее количество

«за»-статей, в иных газетах направленность

была противоположной. В газетах северных областей преобладали «нет»-статьи, в

газетах южных областей — больше статей «за».

Было также интересное распределение по типу материала в газете: если

редакционные статьи высказывали мнение «за», то письма к

редактору в большей степени сориентированы на «нет»-аргументы.Паблик рилейшнз мы

вообще можем рассматривать как

направление, которое, в отличие от журналистики, само занято созданием события,

в то время как журналист описывает события,

совершаемые кем-то другим. Это явно видно в случае правительственных

коммуникаций, где выработаны достаточно четкие правила

коммуникативного поведения, позволяющие с той или иной степенью эффективности

управлять всей системой массовой

коммуникации, к примеру, в США (Maltese J.A. Spin control. The White House

Office of Communications and the management of presidential

news. — Chapel Hill — London, 1992; Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или Как

успешно управлять общественным мнением. — М.,

1998).Противодействие должно строиться с учетом того, что своими действиями

можно лишь усилить информационную агрессию

другого. Особенно этот аспект важен при борьбе со слухами, поскольку перевод

слуха из устной в официальную форму способствует

его распространению и начинает трактоваться как правдивая информация.

Исследователи слухов приводят следующий пример:

«Подобная ситуация возникала в Санкт-Петербурге в период проектирования и

строительства защитной дамбы: газеты попытались

опровергнуть циркулирующий в городе слух о чрезмерной опасности этого

строительства. Однако эти усилия не дали ожидаемого

результата, напротив, эта история получила еще большее распространение,

поскольку передатчики слуха начали ссылаться на

опубликованный материал в качестве доказательства» (Дмитриев А.В. и др.

Неформальная политическая коммуникация. — М., 1997.

— С. 119-120).В случае построения коммуникативного противодействия мы должны

двигаться во многом по ряду рассмотренных выше

закономерностей. В ответ на символизацию строится новая символизация, питающаяся

из тех же истоков. Назовем этот процесс

мифологизацией.МифологизацияПереработка информации человеком опирается на

определенные конструкты, которые позволяют

вносить понимание в происходящую действительность. И это используется в

современных процессах воздействия. Так, в разработке

специальной информационно-аналитической комиссии правительства России (май 1995

г.) «Мифология чеченского кризиса как

индикатор проблем национальной безопасности России» указывается, что у

руководителей западноевропейских стран сложился

мифологический комплекс представлений о характере действия России в Чечне.

Поэтому ставится задача создать

конкурентоспособную информационную модель «чеченского кризиса» в виде

определенного «антимифа». И такой достаточно

интересный вариант, как нам видится, был найден, поскольку отражал принятые на

Западе интерпретации исламского мира, и был

построен на активизации страха. Предлагалось следующее: «Более правильным было

бы развитие представлений о ситуации в Чечне

как типовом региональном конфликте в пограничной зоне взаимодействия западной

(христианской) и восточной (мусульманской)

цивилизаций, еще точнее — как о типовом в общемировых координатах сепаратистском

криминальном мятеже, современный опыт

подавления которого имеется в арсенале практически всех наиболее крупных

демократических государств». И далее следует переход

в еще одну конструкцию, переводящую войну в Чечне в понятный для Запада образ:

«По данным американских экспертов за

последние 20 лет президент США, а также губернаторы штатов более 400(!) раз

прибегали к использованию подразделений

национальной гвардии для подавления массовых беспорядков внутри страны. Но ни

разу мировое сообщество не пыталось обвинить

США в нарушении прав человека, либо требовать прекращения силовых действий и

допущения на территорию страны

международных наблюдателей».В целом авторы разработки констатируют, что подобный

проигрыш в чеченской войне отнюдь не

является случайным: «отсутствует понимание, осознанное желание и необходимость

отработки технологий взаимодействия структур

государственной власти в такой «символической реальности» и с такой

«символической реальностью», какой является общественное

мнение и вообще идеологическая сфера». И второй еще более сильный вывод:

государство «становится чрезвычайно зависимым от

любого внешнего идеологического воздействия, связанного с целеполаганием,

рекомендациями в стиле «что нужно сделать России» и

международным политическим шантажом».Следует отметить принципиально новый

уровень, которым характеризуется данный

документ. Особенно парадоксальным выглядит сама постановка задачи в виде

выработки антимифа в правительственном тексте. Но

это отражает суть вливания нового вина в старые мехи. К примеру, однотипно

считают французские исследователи: «Рекламная

кампания банка превратилась, по определению «Л’экспрессьон д’антреприз», в

рекламную сагу, основанную на великих мифах

человечества — универсальном средстве, чтобы не оставить аудиторию равнодушной.

Чем дальше человечество продвигается в

своем развитии, одновременно удаляясь от корней и древних истин, тем больше

ощущает потребность в их воскрешении» (Лебедева

Т. Искусство обольщения. Паблик рилейшнз по-французски. — М., 1996. — С.

54).Мифология акцентирует только выигрышное, когда

присоединяет новую информацию к испытанному позитиву. Для этого можно посмотреть

на газетные заголовки. Например: «Иман,

золотая газель Африки» («Независимость», 1997, 11 июля) о темнокожей сомалийке-

манекенщице.Мифология несет как позитив, так и

негатив. Так, А. Мигранян считает, что поражение на выборах националистических

сил в России связано с тем, что их лозунги ранее

эксплуатировались коммунистическим движением. Он перечисляет такие

мифологические схемы: «мессианская роль России по

отношению к остальному человечеству, необходимость своего особого, неповторимого

пути развития, антииндивидуализм,

коллективные формы жизни и хозяйственной деятельности. Прорыв информационной

блокады сделал очевидной для подавляющей

части населения степень деградации и нищеты, до которой довели страну правители,

использовавшие в своей повседневной

политической риторике вышеперечисленные идейные установки и ценности. Был

нанесен сокрушительный удар по представлениям,

что, идя по особому пути развития, можно опередить остальные страны мира в

создании материальных и духовных ценностей»

(Мигранян А. Россия в поисках идентичности. — М., 1997. — С. 281).Современная

мифология часто облекается в определенные

«пакеты». Борис Грушин увидел такой набор мифологических представлений о

грядущей катастрофе в России в октябре-ноябре 1995

г. (цит. по: Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. — М., 1997.

— С. 193):·        «страна оказалась на краю

пропасти (катится в пропасть)»;·        «государство обречено на гибель

(гибнет на глазах)»;·        «Запад намерен

погубить (погубит) нас»;·        «(надо) немедленно спасать Россию! (спасти

Россию — наш долг)»;·   

    «правители ввергли страну в катастрофу»;·        «экономика страны

полностью разрушена»;·        «идет

процесс физического вымирания нации».Определенный мифологический пласт

порождается и с другой стороны, создающей

позитивный ореол вокруг столь же мифологического понятия приватизации: «Надежда,

рожденная собственностью», «Ты уже

использовал свой шанс» и под. После горбачевского «общеевропейского дома»

зазвучало «возвращение в Европу», «европейское

государство», «лоно мировой цивилизации», «Украина — это вторая Франция» и под.В

лаборатории глобальных проблем при

Институте безопасного развития атомной энергетики Российской Академии наук был

сформулирован ряд мифов, которые мешают

развитию страны (цит. по: Россия у критической черты: возрождение или

катастрофа. — М., 1997. — С. 197). Миф номер один — это

великая миссия России, ведущая свое начало от идеи «Москвы как третьего Рима».

Однако сегодня героическая миссия для других

государств давно сменилась, индустриальные страны получили название общества

потребления. Миф номер два — это

представление о том, что Россия самая великая страна. Однако в реальности по

эффективности территорий Россия находится на

пятом месте, поскольку две трети страны непригодны для проживания.Сергей

Кортунов считает, что России извне навязан ряд мифов,

среди которых он выделил следующие (цит. по: Россия у критической черты:

возрождение или катастрофа. — М., 1997. — С. 269).

Миф о проигрыше холодной войны. Миф о том, что Россия все равно остается

«империей зла», только поменявшей свою вывеску.

Миф третий — имперская политика России в странах ближнего зарубежья. Все

предложенные варианты мифов явно носят

дискуссионный характер, но что является несомненным, так это достаточно четкое

внедрение подобных представлений в массовое

сознание, когда они принимаются как данность.Присоединение к другомуЭтот вариант

работает как в случае воздействия, так и в

случае противодействия. Речь идет о максимальном согласии с собеседником, с

пониманием его точки зрения. Наиболее активно этот

вариант «обезоруживания» противника разработан в теории переговоров. При этом

исследователи отталкиваются от идеи

когнитивного диссонанса, в соответствии с которой человеку трудно совместить в

себе позитивное отношение к человеку и негативное

отношение к тому, что он говорит. Мы стремимся выйти на соответствие позитива

или негатива: плохой человек может говорить

только плохое, хороший — только хорошее.У. Юри приводит следующий пример: «До

1977 г. арабские руководители отказывались

признавать существование Израиля; они даже не употребляли этого названия. Однако

в ноябре того года президент Египта Анвар

Садат нарушил табу, совершив свою нашумевшую поездку в Иерусалим. Трудно было

представить себе что-нибудь более

неожиданное для израильтян, более обезоруживающее, спутывающее все представления

о египетском соседе, чем приезд

вражеского лидера в страну, которая всего четыре года назад подверглась

нападению его армии. Но одним этим шагом он преодолел

психологический барьер, составлявший, по его словам, девяносто процентов

конфликта» (Юри У. Преодолевая «нет», или

Переговоры с трудными людьми. — М., 1993. — С. 41; см. также: Фишер У., Юри У.

Путь к согласию, или Переговоры без поражений.

— М., 1990; Мастенбрук В. Переговоры. — Калуга, 1993).Более детальное

опровержениеХарактерным для противодействия является

попытка построения более детального ответа, чем это сделано в исходном тексте.

При этом лучшим вариантом опровержения

является такое построение сообщения, которое не повторяет выдвинутые обвинения,

поскольку в этом случае они получают

дополнительную циркуляцию, и неизвестно, какое из двух сообщений окажется более

предпочтительным для аудитории.Эта же

модель оказывается работающей и в случае слухов. Джон Честара приводит такой

пример: ходят слухи, что шеф положил глаз на

некую машинистку. Его рецепт таков: «С этим можно бороться, передавая

объективную информацию — говоря правду, если это

необходимо, немного приукрашенную — например, о том, что начальник очень предан

своей жене и детям, а девушка, о которой идет

речь, собирается замуж за министра и т.д.» (Честара Дж. Деловой этикет. Паблик

рилейшнз. — М., 1997. — С. 142).«Клапан»В ряде

случаев удается уводить общественное мнение, предоставляя ему клапан, по

которому происходит выброс отрицательных эмоций. В

прессе прозвучало сообщение, что рассказ в российских масс-медиа об охоте

премьера В. Черномырдина на медвежат был продуман

как клапан для выхода критики.Сходно анализируется позитивность глупости

полисмена (милиционера): «всем известна «коповская»

тупость. Но, с одной стороны, если каждый полисмен начнет думать вместо

автоматического выполнения инструкции? Вообще-то

«умным» должен быть закон... С другой стороны, почему не построить именно на

этом недостатке «сток отрицательных эмоций» —

клапан для спуска общественного напряжения? Пусть издеваются над тупостью и

меньше кричат о коррупции и беспределе. Поэтому

есть немало анекдотов, фильмов, сериалов, где можно «оттянуться», надсмеявшись

над злобными, но тупыми и неудачливыми

«копами» (Клеймихина Т. Дядя Степа — полисмен. Трудно найти страну, где

население любило бы «правоохранительные органы»... //

Рекламное измерение. — 1997. — № 4. — С. 11).Наращивание доверияОтрицательное

мнение трудно присоединяется к

устоявшемуся позитивному имиджу. К примеру, трактуя кандидата в президенты как

уже сформировавшегося президента,

американские политические консультанты уводят от него «грозовую тучу». Что

касается организаций, то имеющийся позитивный

имидж достаточно долго может выступать в виде «позитивного зонтика»,

предохраняющего данную структуру от информационной

агрессии. «Публика больше доверяет банку, если постоянно встречает в mass-media

упоминания (естественно, не ругательные) о нем,

о каких-то его проектах и инновациях, мнения его специалистов и т.п.» («Бизнес».

— 1997. — № 13).