1.12. «Осознание», «понимание», «сознание», «интеллект»

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 

До сих пор я не ставил перед собой задачи точно опре­делить те неуловимые концепции, что так или иначе связаны с проблемой «разума». Формулируя положения в  я несколько туманно упоминал об «осознании», других же свойств мышления мы пока не касались. Думаю, что следует хотя бы попытаться прояснить используемую здесь и далее термино­логию — особенно в отношении таких понятий, как «понимание», «сознание» и «интеллект», играющих весьма существенную роль в наших рассуждениях.

Хотя я не вижу особой необходимости пытаться дать непре­менно полные определения, некоторые комментарии относительно моей собственной терминологии представляются все же умест­ными. Я часто с некоторым замешательством обнаруживаю, что употребление всех этих слов, столь очевидное для меня, не совпа­дает с тем, что полагают естественным другие. Например, термин «понимание», на мой взгляд, безусловно подразумевает, что ис­тинное обладание этим свойством требует некоторого элемента осознания. Не осознав сути того или иного суждения, мы, ра­зумеется, не можем претендовать на истинное понимание этого самого суждения. По крайней мере, я уверен, что эти слова сле­дует понимать именно так, хотя провозвестники ИИ, похоже, со мною не согласны и используют термины «понимание» и «осо­знание» в некоторых контекстах так, что первое никоим образом не предполагает непременного наличия второго. Некоторые из них (принадлежащие к категории ) полагают, что управляемый компьютером робот «понимает», в чем заключаются его инструкции, однако при этом никто и не заикается о том, что робот свои инструкции действительно «осознает». Мне кажется, что здесь перед нами всего-навсего неверное употребление тер­мина «понимание», пусть даже одно из тех, что обладают подлин­ной эвристической ценностью для описания функционирования компьютера. Когда мне потребуется указать на то, что термин «понимание» используется не в таком эвристическом смысле — т. е. при описании деятельности, для которой действительно необ­ходимо осознание, — я буду использовать сочетание «подлинное понимание».

Кое-кто, разумеется, может заявить, что между этими двумя случаями употребления слова «понимание» нет четкого разли­чия. Если это так, то сама концепция осознания также не имеет точного определения. С этим, конечно, не поспоришь; однако у меня нет никаких сомнений в том, что осознание действительно представляет собой некоторую сущность, причем эта сущность может как наличествовать, так и отсутствовать — по крайней мере, до некоторой степени. Если согласиться с тем, что осо­знание представляет-таки собой некоторую сущность, то вполне естественно будет согласиться и с тем, что эта сущность долж­на являться неотъемлемой частью всякого подлинного понима­ния. Это утверждение, кстати, не отрицает возможности того, что «сущность», которой является осознание, окажется в дей­ствительности результатом чисто вычислительной деятельности в полном соответствии с точкой зрения

Я также полагаю, что термин «интеллект» следует употреб­лять исключительно в связи с пониманием. Некоторые же те­оретики от ИИ берутся утверждать, что их робот вполне мо­жет обладать «интеллектом», не испытывая при этом никакой необходимости в действительном «понимании» чего-либо. Тер­мин «искусственный интеллект» предполагает возможность осу­ществления разумной вычислительной деятельности, и, вместе с тем, многие полагают, что разрабатываемый ими ИИ замеча­тельно обойдется без подлинного понимания — и, как следствие, осознания. На мой взгляд, словосочетание «интеллект без пони­мания» есть лишь результат неверного употребления терминов. Следует, впрочем, отметить, что иногда что-то вроде частичного моделирования подлинного интеллекта без какого бы то ни бы­ло реального понимания оказывается до определенной степени возможным. (В самом деле, не так уж редко встречаются че­ловеческие существа, способные на некоторое время одурачить нас демонстрацией какого-никакого понимания, хотя, как в конце концов выясняется, оно им в принципе не свойственно!) Между подлинным интеллектом (или подлинным пониманием) и любой деятельностью, моделируемой исключительно вычислительными методами, действительно существует четкое различие; это утвер­ждение является одним из важнейших положений моих даль­нейших рассуждений. Согласно моей терминологии, обладание подлинным интеллектом непременно предполагает присутствие подлинного понимания. То есть, употребляя термин «интеллект» (особенно в сочетании с прилагательным «подлинный»), я тем самым подразумеваю наличие некоторого действительного осо­знания.

Лично мне такая терминология кажется совершенно есте­ственной, однако многие поборники ИИ (во всяком случае те из них, кто не поддерживает точку зрения ) станут решитель­но отрицать всякую свою причастность к попыткам реализации искусственного «осознания», хотя конечной их целью является, судя по названию, не что иное, как искусственный «интеллект». Они, пожалуй, оправдаются тем, что они (в полном согласии с ) всего лишь моделируют интеллект — такая модель не требу­ет действительного понимания или осознания, — а вовсе не пытаются создать то, что я называю подлинным интеллектом. Вероятно, они будут уверять вас, что не видят никакой разницы между подлинным интеллектом и его моделью, что вполне отвечает точке зрения . В своих дальнейших рассуждениях я, в част­ности, намерен показать, что некоторые аспекты «подлинного понимания» действительно невозможно воссоздать путем каких бы то ни было вычислений. Следовательно, должно существовать и различие между подлинным интеллектом и любой попыткой его достоверного численного моделирования.

Я, разумеется, не даю определений ни «интеллекту», ни «по­ниманию», ни, наконец, «осознанию». Я полагаю в высшей сте­пени неблагоразумным пытаться дать в рамках данной книги пол­ное определение хотя бы одному из упомянутых понятий. Нам придется до некоторой степени положиться на свое интуитив­ное восприятие действительного смысла этих слов. Если интуи­ция подсказывает нам, что «понимание» есть нечто, необходимое для «интеллекта», то любое доказательство невычислительной природы «понимания» автоматически доказывает и невычисли­тельную природу «интеллекта». Более того, если «пониманию» непременно должно предшествовать «осознание», то невычисли­тельное физическое обоснование феномена осознания вполне в состоянии объяснить и аналогичную невычислительную природу «понимания». Итак, мое употребление этих терминов (в сущности совпадающее, как я полагаю, с общеупотребительным) сводится к двум положениям:

а)  «интеллект» требует «понимания» и

б)  «понимание» требует «осознания».

Осознание я воспринимаю как один из аспектов — пас­сивный — феномена сознания. У сознания имеется и актив­ный аспект, а именно — свободная воля. Полного определения слова «сознание» здесь также не дается (и, уж конечно же, не мне определять, что есть «свободная воля»), хотя мои аргумен­ты имеют целью окончательное объяснение феномена сознания в научных, но невычислительных терминах — как того требует точка зрения . Не претендую я и на то, что мне удалось пре­одолеть хоть сколько-нибудь значительное расстояние на пути к этой цели, однако надеюсь, что представленная в этой книге (равно как и в НРК.) аргументация расставит вдоль этого пути несколько полезных указателей для идущих следом — а может, станет и чем-то большим. Мне кажется, что, пытаясь на данном этапе дать слишком точное определение термину «сознание», мы рискуем упустить ту самую концепцию, какую хотим изловить. Поэтому вместо поспешного и наверняка неадекватного опреде­ления я приведу лишь несколько комментариев описательного характера относительно моего собственного употребления тер­мина «сознание». В остальном же нам придется положиться на интуитивное понимание смысла этого термина.

Все это вовсе не означает, что я полагаю, будто мы дей­ствительно «интуитивно знаем», чем на самом деле «является» сознание; я лишь хочу сказать, что такое понятие существует, а мы, по мере сил, пытаемся его постичь — причем за понятием стоит некий реально существующий феномен, который допускает научное описание и играет в физическом мире как пассивную, так и активную роль. Некоторые, судя по всему, полагают, что данная концепция слишком туманна, чтобы заслуживать серьез­ного изучения. Однако при этом те же люди часто и с удо­вольствием рассуждают о «разуме», полагая, очевидно, что это понятие определено гораздо точнее. Общепринятое употребле­ние слова «разум» предполагает разделение этого самого разума (возможное или реальное) на так называемые «сознательную» и «бессознательную» составляющие. На мой взгляд, концепция бессознательного разума представляется еще более невразуми­тельной, нежели концепция разума сознательного. Я и сам неред­ко пользуюсь словом «разум», однако не пытаюсь при этом дать его точное определение. В нашей последующей дискуссии (доста­точно строгой, надеюсь)концепция «разума» —за исключением той ее части, что уже нашла свое воплощение в термине «созна­ние», — не будет играть центральной роли.

Что же я имею в виду, говоря о сознании? Как уже отмеча­лось ранее, сознание обладает активным и пассивным аспектами, однако различие между ними далеко не всегда чётко определено. Восприятие, скажем, красного цвета требует несомненно пас­сивного сознания, равно как и ощущение боли либо восхище­ние музыкальным произведением. Активное же сознание участ­вует в сознательных действиях — таких, например, как подъем с кровати или, напротив, намеренное решение воздержаться от какой-либо энергичной деятельности. При воссоздании в памяти каких-то прошедших событий оказываются задействованы как пассивный, так и активный аспекты сознания. Составление плана будущих действий также обычно требует участия сознания — и активного, и пассивного; и, надо полагать, какое-никакое со­знание необходимо для умственной деятельности, которую обще­принято описывать словом «понимание». Более того, мы остаем­ся, в определенном смысле, в сознании (пассивный аспект), даже когда спим, если при этом нам снится сон (в процессе же пробу­ждения может принимать участие и активный аспект сознания).

У кого-то могут найтись возражения против того, что все эти разнообразные проявления сознания следует загонять в тесные рамки какой-то одной — пусть и всеобъемлющей — концепции. Можно, например, указать на то, что для описания феномена сознания необходимо принимать во внимание множество самых разных концепций, не ограничиваясь простым разделением на «активное» и «пассивное», а также и то, что реально существует огромное количество различных психических признаков, каждый из которых имеет определенное отношение к тому или иному свойству мышления. Соответственно, применение ко всем этим свойствам общего термина «сознание» представляется, в лучшем случае, бесполезным. Мне все же думается, что должна суще­ствовать некая единая концепция «сознания», центральная для всех отдельных аспектов мыслительной деятельности. Говоря о разделении сознания на пассивный и активный аспекты, ино­гда четко отличимые один от другого, причем пассивный аспект связан с ощущениями (или «quaiia»), а активный — с прояв­лениями «свободной воли», я считаю их двумя сторонами од­ной монеты.

В первой части книги меня будет занимать, главным образом, вопрос о том, чего можно достичь, используя свойство мышле­ния, известное как «понимание». Хотя я не даю здесь определе­ния термину «понимание», надеюсь все же прояснить его смысл в достаточной мере для того, чтобы убедить читателя в том, что обозначаемое этим термином свойство — чем бы оно ни оказа­лось — ив самом деле должно быть неотъемлемой частью мыс­лительной деятельности, которая необходима, скажем, для при­знания справедливости рассуждений, составляющих Я на­мерен показать, что восприятие этих рассуждений должно быть связано с какими-то принципиально невычислимыми процесса­ми. Мое доказательство не затрагивает столь непосредственно другие свойства мыслительной деятельности («интеллект», «осо­знание», «сознание» или «разум»), однако оно имеет определен­ное отношение и к этим концепциям, поскольку, в соответствии с той терминологией «от здравого смысла», о которой я упо­минал выше, осознание непременно должно быть существенным компонентом понимания, а понимание — являться неотъемлемой частью любого подлинного интеллекта.

 

До сих пор я не ставил перед собой задачи точно опре­делить те неуловимые концепции, что так или иначе связаны с проблемой «разума». Формулируя положения в  я несколько туманно упоминал об «осознании», других же свойств мышления мы пока не касались. Думаю, что следует хотя бы попытаться прояснить используемую здесь и далее термино­логию — особенно в отношении таких понятий, как «понимание», «сознание» и «интеллект», играющих весьма существенную роль в наших рассуждениях.

Хотя я не вижу особой необходимости пытаться дать непре­менно полные определения, некоторые комментарии относительно моей собственной терминологии представляются все же умест­ными. Я часто с некоторым замешательством обнаруживаю, что употребление всех этих слов, столь очевидное для меня, не совпа­дает с тем, что полагают естественным другие. Например, термин «понимание», на мой взгляд, безусловно подразумевает, что ис­тинное обладание этим свойством требует некоторого элемента осознания. Не осознав сути того или иного суждения, мы, ра­зумеется, не можем претендовать на истинное понимание этого самого суждения. По крайней мере, я уверен, что эти слова сле­дует понимать именно так, хотя провозвестники ИИ, похоже, со мною не согласны и используют термины «понимание» и «осо­знание» в некоторых контекстах так, что первое никоим образом не предполагает непременного наличия второго. Некоторые из них (принадлежащие к категории ) полагают, что управляемый компьютером робот «понимает», в чем заключаются его инструкции, однако при этом никто и не заикается о том, что робот свои инструкции действительно «осознает». Мне кажется, что здесь перед нами всего-навсего неверное употребление тер­мина «понимание», пусть даже одно из тех, что обладают подлин­ной эвристической ценностью для описания функционирования компьютера. Когда мне потребуется указать на то, что термин «понимание» используется не в таком эвристическом смысле — т. е. при описании деятельности, для которой действительно необ­ходимо осознание, — я буду использовать сочетание «подлинное понимание».

Кое-кто, разумеется, может заявить, что между этими двумя случаями употребления слова «понимание» нет четкого разли­чия. Если это так, то сама концепция осознания также не имеет точного определения. С этим, конечно, не поспоришь; однако у меня нет никаких сомнений в том, что осознание действительно представляет собой некоторую сущность, причем эта сущность может как наличествовать, так и отсутствовать — по крайней мере, до некоторой степени. Если согласиться с тем, что осо­знание представляет-таки собой некоторую сущность, то вполне естественно будет согласиться и с тем, что эта сущность долж­на являться неотъемлемой частью всякого подлинного понима­ния. Это утверждение, кстати, не отрицает возможности того, что «сущность», которой является осознание, окажется в дей­ствительности результатом чисто вычислительной деятельности в полном соответствии с точкой зрения

Я также полагаю, что термин «интеллект» следует употреб­лять исключительно в связи с пониманием. Некоторые же те­оретики от ИИ берутся утверждать, что их робот вполне мо­жет обладать «интеллектом», не испытывая при этом никакой необходимости в действительном «понимании» чего-либо. Тер­мин «искусственный интеллект» предполагает возможность осу­ществления разумной вычислительной деятельности, и, вместе с тем, многие полагают, что разрабатываемый ими ИИ замеча­тельно обойдется без подлинного понимания — и, как следствие, осознания. На мой взгляд, словосочетание «интеллект без пони­мания» есть лишь результат неверного употребления терминов. Следует, впрочем, отметить, что иногда что-то вроде частичного моделирования подлинного интеллекта без какого бы то ни бы­ло реального понимания оказывается до определенной степени возможным. (В самом деле, не так уж редко встречаются че­ловеческие существа, способные на некоторое время одурачить нас демонстрацией какого-никакого понимания, хотя, как в конце концов выясняется, оно им в принципе не свойственно!) Между подлинным интеллектом (или подлинным пониманием) и любой деятельностью, моделируемой исключительно вычислительными методами, действительно существует четкое различие; это утвер­ждение является одним из важнейших положений моих даль­нейших рассуждений. Согласно моей терминологии, обладание подлинным интеллектом непременно предполагает присутствие подлинного понимания. То есть, употребляя термин «интеллект» (особенно в сочетании с прилагательным «подлинный»), я тем самым подразумеваю наличие некоторого действительного осо­знания.

Лично мне такая терминология кажется совершенно есте­ственной, однако многие поборники ИИ (во всяком случае те из них, кто не поддерживает точку зрения ) станут решитель­но отрицать всякую свою причастность к попыткам реализации искусственного «осознания», хотя конечной их целью является, судя по названию, не что иное, как искусственный «интеллект». Они, пожалуй, оправдаются тем, что они (в полном согласии с ) всего лишь моделируют интеллект — такая модель не требу­ет действительного понимания или осознания, — а вовсе не пытаются создать то, что я называю подлинным интеллектом. Вероятно, они будут уверять вас, что не видят никакой разницы между подлинным интеллектом и его моделью, что вполне отвечает точке зрения . В своих дальнейших рассуждениях я, в част­ности, намерен показать, что некоторые аспекты «подлинного понимания» действительно невозможно воссоздать путем каких бы то ни было вычислений. Следовательно, должно существовать и различие между подлинным интеллектом и любой попыткой его достоверного численного моделирования.

Я, разумеется, не даю определений ни «интеллекту», ни «по­ниманию», ни, наконец, «осознанию». Я полагаю в высшей сте­пени неблагоразумным пытаться дать в рамках данной книги пол­ное определение хотя бы одному из упомянутых понятий. Нам придется до некоторой степени положиться на свое интуитив­ное восприятие действительного смысла этих слов. Если интуи­ция подсказывает нам, что «понимание» есть нечто, необходимое для «интеллекта», то любое доказательство невычислительной природы «понимания» автоматически доказывает и невычисли­тельную природу «интеллекта». Более того, если «пониманию» непременно должно предшествовать «осознание», то невычисли­тельное физическое обоснование феномена осознания вполне в состоянии объяснить и аналогичную невычислительную природу «понимания». Итак, мое употребление этих терминов (в сущности совпадающее, как я полагаю, с общеупотребительным) сводится к двум положениям:

а)  «интеллект» требует «понимания» и

б)  «понимание» требует «осознания».

Осознание я воспринимаю как один из аспектов — пас­сивный — феномена сознания. У сознания имеется и актив­ный аспект, а именно — свободная воля. Полного определения слова «сознание» здесь также не дается (и, уж конечно же, не мне определять, что есть «свободная воля»), хотя мои аргумен­ты имеют целью окончательное объяснение феномена сознания в научных, но невычислительных терминах — как того требует точка зрения . Не претендую я и на то, что мне удалось пре­одолеть хоть сколько-нибудь значительное расстояние на пути к этой цели, однако надеюсь, что представленная в этой книге (равно как и в НРК.) аргументация расставит вдоль этого пути несколько полезных указателей для идущих следом — а может, станет и чем-то большим. Мне кажется, что, пытаясь на данном этапе дать слишком точное определение термину «сознание», мы рискуем упустить ту самую концепцию, какую хотим изловить. Поэтому вместо поспешного и наверняка неадекватного опреде­ления я приведу лишь несколько комментариев описательного характера относительно моего собственного употребления тер­мина «сознание». В остальном же нам придется положиться на интуитивное понимание смысла этого термина.

Все это вовсе не означает, что я полагаю, будто мы дей­ствительно «интуитивно знаем», чем на самом деле «является» сознание; я лишь хочу сказать, что такое понятие существует, а мы, по мере сил, пытаемся его постичь — причем за понятием стоит некий реально существующий феномен, который допускает научное описание и играет в физическом мире как пассивную, так и активную роль. Некоторые, судя по всему, полагают, что данная концепция слишком туманна, чтобы заслуживать серьез­ного изучения. Однако при этом те же люди часто и с удо­вольствием рассуждают о «разуме», полагая, очевидно, что это понятие определено гораздо точнее. Общепринятое употребле­ние слова «разум» предполагает разделение этого самого разума (возможное или реальное) на так называемые «сознательную» и «бессознательную» составляющие. На мой взгляд, концепция бессознательного разума представляется еще более невразуми­тельной, нежели концепция разума сознательного. Я и сам неред­ко пользуюсь словом «разум», однако не пытаюсь при этом дать его точное определение. В нашей последующей дискуссии (доста­точно строгой, надеюсь)концепция «разума» —за исключением той ее части, что уже нашла свое воплощение в термине «созна­ние», — не будет играть центральной роли.

Что же я имею в виду, говоря о сознании? Как уже отмеча­лось ранее, сознание обладает активным и пассивным аспектами, однако различие между ними далеко не всегда чётко определено. Восприятие, скажем, красного цвета требует несомненно пас­сивного сознания, равно как и ощущение боли либо восхище­ние музыкальным произведением. Активное же сознание участ­вует в сознательных действиях — таких, например, как подъем с кровати или, напротив, намеренное решение воздержаться от какой-либо энергичной деятельности. При воссоздании в памяти каких-то прошедших событий оказываются задействованы как пассивный, так и активный аспекты сознания. Составление плана будущих действий также обычно требует участия сознания — и активного, и пассивного; и, надо полагать, какое-никакое со­знание необходимо для умственной деятельности, которую обще­принято описывать словом «понимание». Более того, мы остаем­ся, в определенном смысле, в сознании (пассивный аспект), даже когда спим, если при этом нам снится сон (в процессе же пробу­ждения может принимать участие и активный аспект сознания).

У кого-то могут найтись возражения против того, что все эти разнообразные проявления сознания следует загонять в тесные рамки какой-то одной — пусть и всеобъемлющей — концепции. Можно, например, указать на то, что для описания феномена сознания необходимо принимать во внимание множество самых разных концепций, не ограничиваясь простым разделением на «активное» и «пассивное», а также и то, что реально существует огромное количество различных психических признаков, каждый из которых имеет определенное отношение к тому или иному свойству мышления. Соответственно, применение ко всем этим свойствам общего термина «сознание» представляется, в лучшем случае, бесполезным. Мне все же думается, что должна суще­ствовать некая единая концепция «сознания», центральная для всех отдельных аспектов мыслительной деятельности. Говоря о разделении сознания на пассивный и активный аспекты, ино­гда четко отличимые один от другого, причем пассивный аспект связан с ощущениями (или «quaiia»), а активный — с прояв­лениями «свободной воли», я считаю их двумя сторонами од­ной монеты.

В первой части книги меня будет занимать, главным образом, вопрос о том, чего можно достичь, используя свойство мышле­ния, известное как «понимание». Хотя я не даю здесь определе­ния термину «понимание», надеюсь все же прояснить его смысл в достаточной мере для того, чтобы убедить читателя в том, что обозначаемое этим термином свойство — чем бы оно ни оказа­лось — ив самом деле должно быть неотъемлемой частью мыс­лительной деятельности, которая необходима, скажем, для при­знания справедливости рассуждений, составляющих Я на­мерен показать, что восприятие этих рассуждений должно быть связано с какими-то принципиально невычислимыми процесса­ми. Мое доказательство не затрагивает столь непосредственно другие свойства мыслительной деятельности («интеллект», «осо­знание», «сознание» или «разум»), однако оно имеет определен­ное отношение и к этим концепциям, поскольку, в соответствии с той терминологией «от здравого смысла», о которой я упо­минал выше, осознание непременно должно быть существенным компонентом понимания, а понимание — являться неотъемлемой частью любого подлинного интеллекта.