Глава 4. Социальное значение страхов

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 

Страхи амбивалентны. Они приносят пользу индивидуумам и обществу, но одновременно чреваты существенными издержками. Иначе говоря, мы можем смотреть на страх как на очень мощное лекарство, которое имеет весьма опасные “побочные эффекты”.

 

Непосредственные издержки страхов для его носителей

Прежде всего страх может вести не только к предупреждению бедствий и катастроф, но также и к их воплощению в реальность. Другими словами, страх может продуцировать точно те события, которых люди боялись, так называемые самореализующиеся пророчества. Страх перед преступниками часто провоцирует людей на преступные действия, в то время как страх войны может вызвать “горячую войну”. Это обстоятельство было очень важным во времена холодной войны 1948-1989 годов.

Во-вторых, страх может крайне ложно стимулировать людей, группы и общество, заставляя их предпринимать ненужные и часто вредные действия, приводящие к растрате человеческих и материальных ресурсов (1). По этой причине алармисты и провозвестники Страшного Суда считаются опасными людьми во многих обществах, и почти всегда трудно отличить правильные сигналы, касающиеся бедствий, которые могут произойти в недалеком будущем, от неправильных.

Современные споры о расходах на холодную войну хорошо иллюстрируют подобные трудности. Страх перед ядерной аннигиляцией и советской агрессией оставался весьма сильным в западных странах даже после смерти Сталина. Чтобы компенсировать советскую угрозу, они вырастили огромную военную машину. Это отняло колоссальные ресурсы у гражданской экономики. В 1991 году внезапное разрушение Советского Союза привело к окончательному концу холодной войны и существенной демилитаризации западной экономики.

После прекращения холодной войны многие западные авторы стали критиковать внешнюю политику своих правительств. Они предположили, что военные расходы рассчитывались на основе ложных страхов, а советская угроза в реальности никогда не существовала. Даже те эксперты, которые перед этим описывали Советский Союз как “империю зла”, в 1989 году и особенно после 1991 года, стали изображать Советский Союз как “карточный домик”, крайне слабое государство (2). Другие же авторы резко выступили против подобной переоценки, продолжая доказывать, что угроза для Запада со стороны догорбачевского СССР была очень серьезной. Они напомнили, например, о росте напряженности в 1981-1984 годах вокруг советских и американских ядерных ракет средней дальности в Европе.

Вопрос о рациональности страхов в годы холодной войны далек от ясности, и это только подчеркивает сложность проблемы определения роли катастрофического мышления в истории.

Страх, правильный или ложный, снижает качество жизни — и индивидуальной, и общества. Перефразируя Генриха Гейне, можно сказать: “даже мнимые страхи есть страхи”. Своим присутствием страх ухудшает качество человеческой жизни. Качество жизни в Израиле даже в мирное время ниже, чем в других странах с теми же самыми показателями материального благосостояния, просто из-за страха возможных войн с арабскими соседями. Степени страха оказаться безработным, стать жертвой преступников или бюрократического произвола — факторы, которые чрезвычайно влияют на качество жизни каждой нации.

 

Страхи амбивалентны. Они приносят пользу индивидуумам и обществу, но одновременно чреваты существенными издержками. Иначе говоря, мы можем смотреть на страх как на очень мощное лекарство, которое имеет весьма опасные “побочные эффекты”.

 

Непосредственные издержки страхов для его носителей

Прежде всего страх может вести не только к предупреждению бедствий и катастроф, но также и к их воплощению в реальность. Другими словами, страх может продуцировать точно те события, которых люди боялись, так называемые самореализующиеся пророчества. Страх перед преступниками часто провоцирует людей на преступные действия, в то время как страх войны может вызвать “горячую войну”. Это обстоятельство было очень важным во времена холодной войны 1948-1989 годов.

Во-вторых, страх может крайне ложно стимулировать людей, группы и общество, заставляя их предпринимать ненужные и часто вредные действия, приводящие к растрате человеческих и материальных ресурсов (1). По этой причине алармисты и провозвестники Страшного Суда считаются опасными людьми во многих обществах, и почти всегда трудно отличить правильные сигналы, касающиеся бедствий, которые могут произойти в недалеком будущем, от неправильных.

Современные споры о расходах на холодную войну хорошо иллюстрируют подобные трудности. Страх перед ядерной аннигиляцией и советской агрессией оставался весьма сильным в западных странах даже после смерти Сталина. Чтобы компенсировать советскую угрозу, они вырастили огромную военную машину. Это отняло колоссальные ресурсы у гражданской экономики. В 1991 году внезапное разрушение Советского Союза привело к окончательному концу холодной войны и существенной демилитаризации западной экономики.

После прекращения холодной войны многие западные авторы стали критиковать внешнюю политику своих правительств. Они предположили, что военные расходы рассчитывались на основе ложных страхов, а советская угроза в реальности никогда не существовала. Даже те эксперты, которые перед этим описывали Советский Союз как “империю зла”, в 1989 году и особенно после 1991 года, стали изображать Советский Союз как “карточный домик”, крайне слабое государство (2). Другие же авторы резко выступили против подобной переоценки, продолжая доказывать, что угроза для Запада со стороны догорбачевского СССР была очень серьезной. Они напомнили, например, о росте напряженности в 1981-1984 годах вокруг советских и американских ядерных ракет средней дальности в Европе.

Вопрос о рациональности страхов в годы холодной войны далек от ясности, и это только подчеркивает сложность проблемы определения роли катастрофического мышления в истории.

Страх, правильный или ложный, снижает качество жизни — и индивидуальной, и общества. Перефразируя Генриха Гейне, можно сказать: “даже мнимые страхи есть страхи”. Своим присутствием страх ухудшает качество человеческой жизни. Качество жизни в Израиле даже в мирное время ниже, чем в других странах с теми же самыми показателями материального благосостояния, просто из-за страха возможных войн с арабскими соседями. Степени страха оказаться безработным, стать жертвой преступников или бюрократического произвола — факторы, которые чрезвычайно влияют на качество жизни каждой нации.