Психологические пути избавления от страха

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 

Ввиду высокой стоимости страхов, индивидуумы и общества вырабатывают механизмы, снимающие или облегчающие индивидуальные страхи и страхи в общественном сознании. Люди стараются психологически приспособиться к обстоятельствам, которые чреваты бедствием, “нормализуя” их в сознании личности и общества. В 1995-1996 годах мы наблюдали этот процесс в России. В то время как российская экономика продолжала ухудшаться и жизненные стандарты большинства населения снижались, только двадцать три процента опрошенных полагали, что к концу 1995 года экономика находилась “в кризисе — существенно ниже по сравнению с предыдущими годами” (4).

Психологическая адаптация на микро- и макроуровнях. Удивительно, что в некоторых случаях люди “нормализуют” свою собственную жизнь и собственное будущее еще более легко, чем общество в целом.

Каждая личность делает различие между будущим для себя и будущим своей группы и общества. Так, в сталинское время людям удавалось соединять высокий оптимизм относительно будущего нации с пессимистическими чувствами по поводу своего собственного будущего.

Для посткоммунистической России типична другая комбинация: умеренный оптимизм относительно своей личной судьбы с весьма пессимистической оценкой будущего нации. Такая комбинация установок по отношению к “моей нынешней жизни и моего будущего” и “нынешней жизни и будущего других” есть прямой результат механизма адаптации, действующего прежде всего на индивидуальном уровне, но до некоторой степени и на социальном тоже (5). Это объясняет, почему люди смогли адаптироваться к их новой жизни после 1991 не только в материальной, но также в психологической сфере.

По данным ВЦИОМ, в то время как 46 процентов россиян оценили свою нынешнюю жизнь как “среднюю” или лучше, только 29 процентов дали ту же самую оценку жизни в их городе или деревне. Более того, только 12 процентов думали примерно то же самое о жизни в стране (6).

 

Ввиду высокой стоимости страхов, индивидуумы и общества вырабатывают механизмы, снимающие или облегчающие индивидуальные страхи и страхи в общественном сознании. Люди стараются психологически приспособиться к обстоятельствам, которые чреваты бедствием, “нормализуя” их в сознании личности и общества. В 1995-1996 годах мы наблюдали этот процесс в России. В то время как российская экономика продолжала ухудшаться и жизненные стандарты большинства населения снижались, только двадцать три процента опрошенных полагали, что к концу 1995 года экономика находилась “в кризисе — существенно ниже по сравнению с предыдущими годами” (4).

Психологическая адаптация на микро- и макроуровнях. Удивительно, что в некоторых случаях люди “нормализуют” свою собственную жизнь и собственное будущее еще более легко, чем общество в целом.

Каждая личность делает различие между будущим для себя и будущим своей группы и общества. Так, в сталинское время людям удавалось соединять высокий оптимизм относительно будущего нации с пессимистическими чувствами по поводу своего собственного будущего.

Для посткоммунистической России типична другая комбинация: умеренный оптимизм относительно своей личной судьбы с весьма пессимистической оценкой будущего нации. Такая комбинация установок по отношению к “моей нынешней жизни и моего будущего” и “нынешней жизни и будущего других” есть прямой результат механизма адаптации, действующего прежде всего на индивидуальном уровне, но до некоторой степени и на социальном тоже (5). Это объясняет, почему люди смогли адаптироваться к их новой жизни после 1991 не только в материальной, но также в психологической сфере.

По данным ВЦИОМ, в то время как 46 процентов россиян оценили свою нынешнюю жизнь как “среднюю” или лучше, только 29 процентов дали ту же самую оценку жизни в их городе или деревне. Более того, только 12 процентов думали примерно то же самое о жизни в стране (6).