Латентная структура тревожного сознания

Помимо ответов на вопросы, насколько люди обеспокоены теми или иными опасностями из 43 поименованных позиций, интервьюер просил респондента указать лишь одно бедствие, наиболее вероятное и наиболее страшное (табл.2).

Имея в виду эту статистику, но, опираясь на данные ответов в закрытой форме, рассмотрим, какова структура социально-тревожного сознания, то есть как взаимосвязаны тревоги и беспокойства относительно 43 перечисленных в анкете возможных и реально переживаемых бедствий.

Обратимся к данным факторного анализа (Приложение, табл.7).

Первый фактор (V=24,4%) вобрал в себя с положительными нагрузками все 43 наименования источников тревог и беспокойств и может быть назван фактором общей тревожности. С наибольшими нагрузками в нем лидируют тревоги относительно загрязнения и разрушения среды обитания: уничтожения лесов (0,60), химического отравления среды (0,60), скопления радиационных отходов (0,59), уничтожения животного мира (0,59), а также опасения массовых эпидемий (0,59), истощения природных ресурсов (0,56), глобального потепления климата (0,55) и т.д.

В числе страхов и беспокойств с достаточно высокой нагрузкой (более 0,50) в общем факторе мы находим: захват власти экстремистами или мафией (0,56), геноцид (0,51), полное беззаконие (0,52) и утрату чувства коллективизма (0,52).

Страх перед угрозой самой жизни в этом последнем синдроме оказывается в одном ряду с опасениями утраты одной из главных социальных ценностей — взаимопомощи, взаимной поддержки. Наименьшими нагрузками в общем факторе обладают беспокойства в связи с возможностью прихода к власти радикальных коммунистов (0,20), нашествием ислама (0,34), захватом власти инопланетянами (0,38). Ни одно из этих опасений не попало в список наиболее возможных, наиболее опасных (табл.2).

Второй фактор, биполярный (V=6,7%), обнаруживает две подструктуры связей. С достаточно высокими положительными нагрузками в него входят опасения, вызываемые: захватом мира масонами (0,63), еврейским заговором (0,63), нашествием ислама (0,59), распространением неонацизма (0,42), исчезновением белой расы (0,37), — то есть страхи, порождаемые ксенофобией.

Противоположный полюс в этом факторе составляют беспокойства, вошедшие в фактор с относительно невысокими отрицательными нагрузками и вызываемые:  опасностью  химического  и радиационного заражения   (-0,32), уничтожением лесов (-0,30), массовыми эпидемиями (-0,29), уничтожением животных (-0,27), истощением природных ресурсов (-0,27), глобальным потеплением климата (-0,27). Это — полюс рациональных опасений за сохранение среды обитания человека (и человечества).

Очевидно, что данный фактор поляризует подструктуры беспокойств и тревог, провоцируемых относительной депривацией идеологизированного сознания в противоположность беспокойствам, связанным с достаточно прагматическими опасениями относительно загрязнения среды обитания человека и сохранения природы — опасениями абсолютной депривации. Назовем этот фактор “ксенофобия — экологическая тревожность”.

Третий фактор (V-5,3%) поляризует следующие две подструктуры: страх перед ядерной войной (0,45), концом света (0,48), нападением соседних государств (0,41), стихийными бедствиями (0,34) и космической катастрофой (0,33). Очевидный полюс катастрофизма. С высокими отрицательными корреляциями в этом факторе присутствуют: коррупция властных структур (-0,51), криминализация общества (-0,48), снижение жизненного уровня (-0,35), полное беззаконие (-0,31) и... кризис семейных ценностей (-0,26).

Данный фактор с полным основанием можно назвать фактором собственно “катастрофизма”. Оба его полюса выражают страх перед угрозой самой жизни. Эти угрозы поляризованы на исходящие от природных или космических сил и социогенные. Заметим, что в ряду последних, правда, с небольшой нагрузкой, — кризис семейных ценностей.

Четвертый фактор (V=3,8%) включает с положительными нагрузками: опасения перед терроризмом (0,31), гражданскими и межэтническими войнами (0,30), нападением извне (0,31), захватом власти экстремистами (0,29) и массовой безработицей (0,24). С отрицательными нагрузками в этом факторе лидируют: возникновение озоновых дыр (-0,40), глобальное потепление климата (-0,36), уничтожение лесов на планете (-0,35), уничтожение животных (-0,37), природных ресурсов (-0,22), химическое (радиационное) заражение (-0,23), скопление отходов (-0,22), приход к власти радикальных коммунистов (-0,24).

Это, видимо, фактор, который поляризует подструктуры страхов перед насилием и обнищанием против страхов перед уничтожением среды обитания, к коим присовокупляются беспокойство в связи с возвратом к тоталитаризму: фактор “терроризм — экологическая катастрофа”. Этот фактор мы можем отнести к подструктуре катастрофического сознания.

Пятый фактор (V=3,6%) включает с положительными нагрузками: страх перед геноцидом (0,43), захватом земли инопланетянами (0,35), диктатурой и массовыми репрессиями (0,37), распространением неонацизма (0,20) и с отрицательными нагрузками: неверие в бога (-0,37), американизация жизни (-0,36), преобладание иммигрантов (-0,34), приход к власти радикальных коммунистов (-0,34)3, утрата чувства коллективизма (-0,34), осознание бессмысленности жизни (-0,22). Назовем его фактором “тоталитаризм — русская самобытность”. Это фактор, поляризующий страхи перед возможной кровавой диктатурой и страхи утраты исконно русских ценностей. То есть в нашей концепции — фактор относительной депривации, поляризованный разными системами ценностей.

Шестой фактор (V=3,2%) поляризует страхи перед осознанием бессмысленности жизни (0,40), давлением иммигрантов иной культуры (0,33) и космической катастрофой (0,22) versus страхов перед сионизмом (-0,27), нашествием ислама (-0,25), масонством (-0,22), неонацизмом (-0,22), ядерной войной (-0,22), химическими заражениями (-0,22), истощением природных ресурсов (-0,22). Это фактор поляризации двух комплексов катастрофизма – краха духовного versus краха и физического и духовного, то есть фактор максимизации катастрофического сознания.

Общая структура социально-тревожного сознания, если судить по описанным факторам, исчерпывающим 43,8% вариаций факторной матрицы, представляется следующей. Страхи перед загрязнением природной среды, угрозой самой жизни вследствие беззакония и преступности — системообразующее ядро социальной тревожности. Ксенофобия на одном полюсе и боязнь природных катастроф — на другом (второй фактор) выявляют подструктуру обостренной социальной тревожности, возбуждаемой по принципу взаимного отторжения: либо я страшусь природных катастроф и равнодушен к ксенофобии, либо я страшусь заклятых врагов чуждой веры или национальности (цвет кожи и т.д.), что отодвигает на второй план страхи перед стихийными бедствиями.

В структуре собственно катастрофизма поляризуются страхи перед концом света (ядерная война, космические катастрофы) и страхи перед угрозой криминализации общества и обнищания. Озабоченность повседневными проблемами отодвигает на второй план озабоченность судьбами человечества. Это поляризация двух типов идентификаций — с ближайшим социальным окружением и с человечеством как глобальной общностью. Статистически последний тип солидарности в нашей выборке представлен минимально.

Фактор поляризации “тоталитаризм — русская самобытность” (пятый фактор) есть, как мы думаем, фактор относительной депривации, ибо прямо связан с ценностными позициями людей, их ориентациями на идеалы демократии или ценности патриотизма, каковые (те и другие) находятся под угрозой. В последнем, шестом, факторе мы имеем подструктуры максимизации катастрофического сознания (V=3,2%), его обнаженный нерв. Безумные страхи на одном полюсе (бессмысленность жизни, космическая катастрофа) противостоят столь же обостренным страхам перед гибелью российской культуры и экологической катастрофой4.

Вращение факторов методом VARIMAX проясняет описанную структуру, не меняя ее природы. Отвечая на вопрос, какое же сознание мы исследуем, можно заключить:

мы регистрируем социально-тревожное сознание, в структуре которого катастрофизм как ощущение опасности для самой жизни играет не последнюю (но и не первую) роль;

катастрофизм — это подструктура тревожного сознания, питающая его в большей мере опасениями природных катастроф, беззаконием, обнищанием и угрозой войн, нежели страхами, связанными с идеологизированной картиной социального пространства;

ксенофобия составляет слабую подструктуру национального самосознания, но утрата коллективизма, как и кризис семейных ценностей, представляются многим гражданам России (40-60% опрошенных) столь же разрушительными, как уничтожение природной среды обитания;

в концепциях относительной и абсолютной депривации наблюдается доминанта страхов перед абсолютной депривацией, то есть угрозами самой жизни в большей мере, чем жизни достойной, желаемой. Иными словами — самосохранительные установки на выживание определенно господствуют.

Помимо ответов на вопросы, насколько люди обеспокоены теми или иными опасностями из 43 поименованных позиций, интервьюер просил респондента указать лишь одно бедствие, наиболее вероятное и наиболее страшное (табл.2).

Имея в виду эту статистику, но, опираясь на данные ответов в закрытой форме, рассмотрим, какова структура социально-тревожного сознания, то есть как взаимосвязаны тревоги и беспокойства относительно 43 перечисленных в анкете возможных и реально переживаемых бедствий.

Обратимся к данным факторного анализа (Приложение, табл.7).

Первый фактор (V=24,4%) вобрал в себя с положительными нагрузками все 43 наименования источников тревог и беспокойств и может быть назван фактором общей тревожности. С наибольшими нагрузками в нем лидируют тревоги относительно загрязнения и разрушения среды обитания: уничтожения лесов (0,60), химического отравления среды (0,60), скопления радиационных отходов (0,59), уничтожения животного мира (0,59), а также опасения массовых эпидемий (0,59), истощения природных ресурсов (0,56), глобального потепления климата (0,55) и т.д.

В числе страхов и беспокойств с достаточно высокой нагрузкой (более 0,50) в общем факторе мы находим: захват власти экстремистами или мафией (0,56), геноцид (0,51), полное беззаконие (0,52) и утрату чувства коллективизма (0,52).

Страх перед угрозой самой жизни в этом последнем синдроме оказывается в одном ряду с опасениями утраты одной из главных социальных ценностей — взаимопомощи, взаимной поддержки. Наименьшими нагрузками в общем факторе обладают беспокойства в связи с возможностью прихода к власти радикальных коммунистов (0,20), нашествием ислама (0,34), захватом власти инопланетянами (0,38). Ни одно из этих опасений не попало в список наиболее возможных, наиболее опасных (табл.2).

Второй фактор, биполярный (V=6,7%), обнаруживает две подструктуры связей. С достаточно высокими положительными нагрузками в него входят опасения, вызываемые: захватом мира масонами (0,63), еврейским заговором (0,63), нашествием ислама (0,59), распространением неонацизма (0,42), исчезновением белой расы (0,37), — то есть страхи, порождаемые ксенофобией.

Противоположный полюс в этом факторе составляют беспокойства, вошедшие в фактор с относительно невысокими отрицательными нагрузками и вызываемые:  опасностью  химического  и радиационного заражения   (-0,32), уничтожением лесов (-0,30), массовыми эпидемиями (-0,29), уничтожением животных (-0,27), истощением природных ресурсов (-0,27), глобальным потеплением климата (-0,27). Это — полюс рациональных опасений за сохранение среды обитания человека (и человечества).

Очевидно, что данный фактор поляризует подструктуры беспокойств и тревог, провоцируемых относительной депривацией идеологизированного сознания в противоположность беспокойствам, связанным с достаточно прагматическими опасениями относительно загрязнения среды обитания человека и сохранения природы — опасениями абсолютной депривации. Назовем этот фактор “ксенофобия — экологическая тревожность”.

Третий фактор (V-5,3%) поляризует следующие две подструктуры: страх перед ядерной войной (0,45), концом света (0,48), нападением соседних государств (0,41), стихийными бедствиями (0,34) и космической катастрофой (0,33). Очевидный полюс катастрофизма. С высокими отрицательными корреляциями в этом факторе присутствуют: коррупция властных структур (-0,51), криминализация общества (-0,48), снижение жизненного уровня (-0,35), полное беззаконие (-0,31) и... кризис семейных ценностей (-0,26).

Данный фактор с полным основанием можно назвать фактором собственно “катастрофизма”. Оба его полюса выражают страх перед угрозой самой жизни. Эти угрозы поляризованы на исходящие от природных или космических сил и социогенные. Заметим, что в ряду последних, правда, с небольшой нагрузкой, — кризис семейных ценностей.

Четвертый фактор (V=3,8%) включает с положительными нагрузками: опасения перед терроризмом (0,31), гражданскими и межэтническими войнами (0,30), нападением извне (0,31), захватом власти экстремистами (0,29) и массовой безработицей (0,24). С отрицательными нагрузками в этом факторе лидируют: возникновение озоновых дыр (-0,40), глобальное потепление климата (-0,36), уничтожение лесов на планете (-0,35), уничтожение животных (-0,37), природных ресурсов (-0,22), химическое (радиационное) заражение (-0,23), скопление отходов (-0,22), приход к власти радикальных коммунистов (-0,24).

Это, видимо, фактор, который поляризует подструктуры страхов перед насилием и обнищанием против страхов перед уничтожением среды обитания, к коим присовокупляются беспокойство в связи с возвратом к тоталитаризму: фактор “терроризм — экологическая катастрофа”. Этот фактор мы можем отнести к подструктуре катастрофического сознания.

Пятый фактор (V=3,6%) включает с положительными нагрузками: страх перед геноцидом (0,43), захватом земли инопланетянами (0,35), диктатурой и массовыми репрессиями (0,37), распространением неонацизма (0,20) и с отрицательными нагрузками: неверие в бога (-0,37), американизация жизни (-0,36), преобладание иммигрантов (-0,34), приход к власти радикальных коммунистов (-0,34)3, утрата чувства коллективизма (-0,34), осознание бессмысленности жизни (-0,22). Назовем его фактором “тоталитаризм — русская самобытность”. Это фактор, поляризующий страхи перед возможной кровавой диктатурой и страхи утраты исконно русских ценностей. То есть в нашей концепции — фактор относительной депривации, поляризованный разными системами ценностей.

Шестой фактор (V=3,2%) поляризует страхи перед осознанием бессмысленности жизни (0,40), давлением иммигрантов иной культуры (0,33) и космической катастрофой (0,22) versus страхов перед сионизмом (-0,27), нашествием ислама (-0,25), масонством (-0,22), неонацизмом (-0,22), ядерной войной (-0,22), химическими заражениями (-0,22), истощением природных ресурсов (-0,22). Это фактор поляризации двух комплексов катастрофизма – краха духовного versus краха и физического и духовного, то есть фактор максимизации катастрофического сознания.

Общая структура социально-тревожного сознания, если судить по описанным факторам, исчерпывающим 43,8% вариаций факторной матрицы, представляется следующей. Страхи перед загрязнением природной среды, угрозой самой жизни вследствие беззакония и преступности — системообразующее ядро социальной тревожности. Ксенофобия на одном полюсе и боязнь природных катастроф — на другом (второй фактор) выявляют подструктуру обостренной социальной тревожности, возбуждаемой по принципу взаимного отторжения: либо я страшусь природных катастроф и равнодушен к ксенофобии, либо я страшусь заклятых врагов чуждой веры или национальности (цвет кожи и т.д.), что отодвигает на второй план страхи перед стихийными бедствиями.

В структуре собственно катастрофизма поляризуются страхи перед концом света (ядерная война, космические катастрофы) и страхи перед угрозой криминализации общества и обнищания. Озабоченность повседневными проблемами отодвигает на второй план озабоченность судьбами человечества. Это поляризация двух типов идентификаций — с ближайшим социальным окружением и с человечеством как глобальной общностью. Статистически последний тип солидарности в нашей выборке представлен минимально.

Фактор поляризации “тоталитаризм — русская самобытность” (пятый фактор) есть, как мы думаем, фактор относительной депривации, ибо прямо связан с ценностными позициями людей, их ориентациями на идеалы демократии или ценности патриотизма, каковые (те и другие) находятся под угрозой. В последнем, шестом, факторе мы имеем подструктуры максимизации катастрофического сознания (V=3,2%), его обнаженный нерв. Безумные страхи на одном полюсе (бессмысленность жизни, космическая катастрофа) противостоят столь же обостренным страхам перед гибелью российской культуры и экологической катастрофой4.

Вращение факторов методом VARIMAX проясняет описанную структуру, не меняя ее природы. Отвечая на вопрос, какое же сознание мы исследуем, можно заключить:

мы регистрируем социально-тревожное сознание, в структуре которого катастрофизм как ощущение опасности для самой жизни играет не последнюю (но и не первую) роль;

катастрофизм — это подструктура тревожного сознания, питающая его в большей мере опасениями природных катастроф, беззаконием, обнищанием и угрозой войн, нежели страхами, связанными с идеологизированной картиной социального пространства;

ксенофобия составляет слабую подструктуру национального самосознания, но утрата коллективизма, как и кризис семейных ценностей, представляются многим гражданам России (40-60% опрошенных) столь же разрушительными, как уничтожение природной среды обитания;

в концепциях относительной и абсолютной депривации наблюдается доминанта страхов перед абсолютной депривацией, то есть угрозами самой жизни в большей мере, чем жизни достойной, желаемой. Иными словами — самосохранительные установки на выживание определенно господствуют.