15

Молодой, одержимый, бледный, как скелет, Иван Александрович Ильин, гегельянец, впоследствии воинственный черносотенец,— возненавидел меня с первой встречи: ни за что, ни про что; бывают такие вполне инстинктивные антипатии; Ильина при виде меня передергивало; сар­доническая улыбка змеилась на тонких и мертвых устах его; с нарочи­тою, исступленною сухостью, бегая глазками мимо меня, он мне кла­нялся; наше знакомство определялось отнюдь не словами, а тем, как молчали мы, исподлобья метая взгляды друг в друга»84.

Все верно здесь, но за кем была правда? Ильин не отрицал своего неприятия того, что многим казалось положительным: «<...> Я понял политические опасности России еще во время первой революции; я уви­дел соблазнительность новой русской поэзии и новой русской публицисти­ки в годы, предшествующие первой мировой войне»85.

Но Ильин не был только созерцателем происходящего «соблазни­тельного действа»; он давал немедленный отпор «наглым» его проявле­ниям. Пример тому — ссора давнишних друзей по «Мусагету», Андрея Белого и Эмилия Метнера, возникшая вокруг модных тогда «идей» Рудольфа Штейнера, приверженцем и адептом которых был первый, а противником — второй. В 1914 году в издательстве «Мусагет» вышла книга Э. Метнера «Размышления о Гете. Книга первая. Разбор взгля­дов Р. Штейнера в связи с вопросами критицизма, символизма и оккуль­тизма». В 1917 году в издательстве «Духовное знание» выходит ответ Андрея Белого Эмилию Метнеру под названием: «Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности». Ильин решительно встал на защиту Э. Метнера, разослав многим, включая и кн. Е. Н. Трубецкого (ставшего третейским судьей между Ильиным и адресатом), свое письмо от 6 февраля 1917 года к Андрею Белому, в котором, обращаясь к нему, писал: «Милостивый Государь Борис Николаевич! С чувством острого стыда и тяжелого отвращения прочел я книгу, выпущенную вами против Эмилия Карловича Метнера. Я прочел ее всю и, читая, чувствовал себя так, как если бы я, уже одним чтением, становился участником низкой выходки, направленной против благороднейшего из людей. Отсю­да у меня непреодолимая нравственная потребность заявить открыто, что книга ваша есть явление постыдное и что все непристойное, напечатан­ное в ней, возвращается на голову того, кто ее писал»86. Далее, подроб­но указывая страницы, содержащие непристойную для нормального человека терминологию Белого, Ильин заканчивает: «Вам угодно было обогатить русскую литературу пасквилем — и мы принимаем его как зрелый итог вашей жизни. Он свидетельствует о себе как порождение личной злобы и бессильного отчаяния.

И эта личная злоба, которой хватило для того, чтобы написать отвратительный памфлет в триста сорок одну страницу, прочитать его

Молодой, одержимый, бледный, как скелет, Иван Александрович Ильин, гегельянец, впоследствии воинственный черносотенец,— возненавидел меня с первой встречи: ни за что, ни про что; бывают такие вполне инстинктивные антипатии; Ильина при виде меня передергивало; сар­доническая улыбка змеилась на тонких и мертвых устах его; с нарочи­тою, исступленною сухостью, бегая глазками мимо меня, он мне кла­нялся; наше знакомство определялось отнюдь не словами, а тем, как молчали мы, исподлобья метая взгляды друг в друга»84.

Все верно здесь, но за кем была правда? Ильин не отрицал своего неприятия того, что многим казалось положительным: «<...> Я понял политические опасности России еще во время первой революции; я уви­дел соблазнительность новой русской поэзии и новой русской публицисти­ки в годы, предшествующие первой мировой войне»85.

Но Ильин не был только созерцателем происходящего «соблазни­тельного действа»; он давал немедленный отпор «наглым» его проявле­ниям. Пример тому — ссора давнишних друзей по «Мусагету», Андрея Белого и Эмилия Метнера, возникшая вокруг модных тогда «идей» Рудольфа Штейнера, приверженцем и адептом которых был первый, а противником — второй. В 1914 году в издательстве «Мусагет» вышла книга Э. Метнера «Размышления о Гете. Книга первая. Разбор взгля­дов Р. Штейнера в связи с вопросами критицизма, символизма и оккуль­тизма». В 1917 году в издательстве «Духовное знание» выходит ответ Андрея Белого Эмилию Метнеру под названием: «Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности». Ильин решительно встал на защиту Э. Метнера, разослав многим, включая и кн. Е. Н. Трубецкого (ставшего третейским судьей между Ильиным и адресатом), свое письмо от 6 февраля 1917 года к Андрею Белому, в котором, обращаясь к нему, писал: «Милостивый Государь Борис Николаевич! С чувством острого стыда и тяжелого отвращения прочел я книгу, выпущенную вами против Эмилия Карловича Метнера. Я прочел ее всю и, читая, чувствовал себя так, как если бы я, уже одним чтением, становился участником низкой выходки, направленной против благороднейшего из людей. Отсю­да у меня непреодолимая нравственная потребность заявить открыто, что книга ваша есть явление постыдное и что все непристойное, напечатан­ное в ней, возвращается на голову того, кто ее писал»86. Далее, подроб­но указывая страницы, содержащие непристойную для нормального человека терминологию Белого, Ильин заканчивает: «Вам угодно было обогатить русскую литературу пасквилем — и мы принимаем его как зрелый итог вашей жизни. Он свидетельствует о себе как порождение личной злобы и бессильного отчаяния.

И эта личная злоба, которой хватило для того, чтобы написать отвратительный памфлет в триста сорок одну страницу, прочитать его