6

П. И. Новгородцев22 и кн. Е. Н. Трубецкой23. Ильин стал студентом и вошел в научную школу П. И. Новгородцева. Обстановка в ней была самая благоприятная, но только для тех, кто действительно любил науку и философию. Кто с прохладцей относился к учебе, естественным образом отсеивался: пример тому — Вишняк, однокурсник Ильина. «Пассивным оставался я,— пишет Вишняк,— и на практических заня­тиях у Новгородцева, где главную роль играли два Аякса — будущие профессора Н. Н. Алексеев24 и И. А. Ильин. За время, что Ильина нигде не было видно, он сильно вырос: ушел с головой в философию и, видимо, многому научился — стал обнаруживать недюжинную эрудицию и серьезность»25.

Далее он описывает обычную, но характерную сцену общения главы школы со своими учениками: «<...> Неожиданно пришло пригла­шение от проф. Новгородцева прийти к нему в ближайшее в"ремя утром, когда у него обычно собираются ближайшие ученики и единомышленни­ки. Я, помню, охотно принял приглашение. Среди собравшихся находились знакомые мне Ильин и Алексеев. <...> В один из проме­жутков, когда общий разговор оборвался, Новгородцев, сидевший рядом, обратился ко мне вполголоса с вопросом, знаком ли я с последней книгой Шарля Ренувье, одного из родоначальников прославленного через двадцать лет «персонализма». Я чистосердечно признался, что книги этой не читал. Это, видимо, решило мою судьбу: Новгородцев присматривался ко мне и примерял, гожусь ли я на то, чтобы быть оставленным при его кафедре. Он пришел к отрицательному выводу и был, конечно, прав. В философы права я не годился»26.

Еще более яркое воспоминание о Новгородцеве и его научной школе дано Ильиным: «Двадцать два года знал я Павла Ивановича. Я помню его еще в звании доцента, до защиты им докторской диссерта­ции. Мы, начинающие студенты, слушали его по-особенному, многого не понимая, напряженно ловя каждое слово, напряженно внимая: он говорил о главном; не о фактах и не о средствах, отвлеченно, но о жи­вом; он говорил о целях жизни и, прежде всего, о праве ученого иссле­довать и обосновывать эти цели. Вокруг него, его трудов, докладов и лекций шла полемика, идейная борьба, проникавшая даже в газеты; с ним соглашались, ему возражали; раздраженно выступали «мате­риалисты», энергично смыкали свои ряды «философы». Слагалось идей­ное бродило, закладывались основы духовного понимания жизни, общественности и политики. Его семинарий был многолюдный, ожив­ленный, со страстными встречами марксистов, народников, идеалистов и с атмосферой общего доверия к истинному, уравновешенному, внутрен­не горящему и внешне сдержанному руководителю.

Я помню ту бурю приветствия, которою мы встретили его, вернувше-

П. И. Новгородцев22 и кн. Е. Н. Трубецкой23. Ильин стал студентом и вошел в научную школу П. И. Новгородцева. Обстановка в ней была самая благоприятная, но только для тех, кто действительно любил науку и философию. Кто с прохладцей относился к учебе, естественным образом отсеивался: пример тому — Вишняк, однокурсник Ильина. «Пассивным оставался я,— пишет Вишняк,— и на практических заня­тиях у Новгородцева, где главную роль играли два Аякса — будущие профессора Н. Н. Алексеев24 и И. А. Ильин. За время, что Ильина нигде не было видно, он сильно вырос: ушел с головой в философию и, видимо, многому научился — стал обнаруживать недюжинную эрудицию и серьезность»25.

Далее он описывает обычную, но характерную сцену общения главы школы со своими учениками: «<...> Неожиданно пришло пригла­шение от проф. Новгородцева прийти к нему в ближайшее в"ремя утром, когда у него обычно собираются ближайшие ученики и единомышленни­ки. Я, помню, охотно принял приглашение. Среди собравшихся находились знакомые мне Ильин и Алексеев. <...> В один из проме­жутков, когда общий разговор оборвался, Новгородцев, сидевший рядом, обратился ко мне вполголоса с вопросом, знаком ли я с последней книгой Шарля Ренувье, одного из родоначальников прославленного через двадцать лет «персонализма». Я чистосердечно признался, что книги этой не читал. Это, видимо, решило мою судьбу: Новгородцев присматривался ко мне и примерял, гожусь ли я на то, чтобы быть оставленным при его кафедре. Он пришел к отрицательному выводу и был, конечно, прав. В философы права я не годился»26.

Еще более яркое воспоминание о Новгородцеве и его научной школе дано Ильиным: «Двадцать два года знал я Павла Ивановича. Я помню его еще в звании доцента, до защиты им докторской диссерта­ции. Мы, начинающие студенты, слушали его по-особенному, многого не понимая, напряженно ловя каждое слово, напряженно внимая: он говорил о главном; не о фактах и не о средствах, отвлеченно, но о жи­вом; он говорил о целях жизни и, прежде всего, о праве ученого иссле­довать и обосновывать эти цели. Вокруг него, его трудов, докладов и лекций шла полемика, идейная борьба, проникавшая даже в газеты; с ним соглашались, ему возражали; раздраженно выступали «мате­риалисты», энергично смыкали свои ряды «философы». Слагалось идей­ное бродило, закладывались основы духовного понимания жизни, общественности и политики. Его семинарий был многолюдный, ожив­ленный, со страстными встречами марксистов, народников, идеалистов и с атмосферой общего доверия к истинному, уравновешенному, внутрен­не горящему и внешне сдержанному руководителю.

Я помню ту бурю приветствия, которою мы встретили его, вернувше-