18

шинских пожалований от воров!» «Голод в наших семьях,— го­ворил другой, ныне находящийся за рубежом,— но зажмем наше серд­це, стиснем зубы и будем терпеть: русская Академия не примет по­зора!»93.

Так оно и было. Ильин 18 мая 1918 года защитил магистерскую диссертацию. Накануне этого он зашел к Новгородцеву предупредить его о том, что идут аресты: «Я имел данные полагать, что ордер на его арест уже выписан в вечека, и уговаривал его поберечься и не ночевать дома. Он выслушал меня спокойно и долго не соглашался принять необходимые меры. Наконец обещал...

19-го мая в 10 ч. утра я уже знал, что всю ночь у него шел обыск, что дома его не нашли, что семья его заключена в его квартире, что ученые рукописи его во власти коммунистов, что у него оставлена засада. В два часа дня факультет был в сборе; царила тревога и неизвестность; диспут не мог состояться при одном оппоненте (князь Е. Н. Трубецкой). В два с половиною приехал Павел Иванович; бодрый, уравновешенный, в сюртуке, за которым он специально посылал на свою осажденную квар­тиру... Все знали, в какой он опасности и что он должен переживать. Он начал свои возражения около трех часов; до шести длились наши реп­лики. В семь диспут был закончен. Его самообладание, его духовная си­ла — были изумительны.

Тревожно простился я с ним, уходящим; я знал уже, что такое подвал на Лубянке.

— Поберегите себя, Павел Иванович! Они будут искать вас...

— Помните ли вы,— сказал он,— слова Сократа, что с человеком, исполняющим свой долг, не может случиться зла ни в жизни, ни по смерти?..

Это было указание на Божию волю и принятие ее.

С тех пор я с ним не виделся...»94

Диссертация Ильина в профессиональном и научном смысле была столь безукоризненна, что факультет единогласно присудил ему сразу две степени: магистра и доктора государственных наук.

А в это время шел разгром русской академической науки и тради­ции: «Осенью нас настигла первая реформа»: все «трехлетние» приват-доценты были переименованы в «профессоров». «Реформа» была встрече­на молчаливым презрением: ведь еще Хлестаков сказал: «пусть назы­ваются»... Но атака уже готовилась по всей линии. И уже попадались на университетском дворе подозрительные фигуры, которые, сильно грассируя, спрашивали: «товарищ, где здесь записываются в красные профессора?»; и уже поговаривали о рабфаке, а в Совете профессоров стали появляться какие-то темные личности «с мандатами», и уже бывали случаи, что арестованные профессора — в чеке или в Бутырках —

шинских пожалований от воров!» «Голод в наших семьях,— го­ворил другой, ныне находящийся за рубежом,— но зажмем наше серд­це, стиснем зубы и будем терпеть: русская Академия не примет по­зора!»93.

Так оно и было. Ильин 18 мая 1918 года защитил магистерскую диссертацию. Накануне этого он зашел к Новгородцеву предупредить его о том, что идут аресты: «Я имел данные полагать, что ордер на его арест уже выписан в вечека, и уговаривал его поберечься и не ночевать дома. Он выслушал меня спокойно и долго не соглашался принять необходимые меры. Наконец обещал...

19-го мая в 10 ч. утра я уже знал, что всю ночь у него шел обыск, что дома его не нашли, что семья его заключена в его квартире, что ученые рукописи его во власти коммунистов, что у него оставлена засада. В два часа дня факультет был в сборе; царила тревога и неизвестность; диспут не мог состояться при одном оппоненте (князь Е. Н. Трубецкой). В два с половиною приехал Павел Иванович; бодрый, уравновешенный, в сюртуке, за которым он специально посылал на свою осажденную квар­тиру... Все знали, в какой он опасности и что он должен переживать. Он начал свои возражения около трех часов; до шести длились наши реп­лики. В семь диспут был закончен. Его самообладание, его духовная си­ла — были изумительны.

Тревожно простился я с ним, уходящим; я знал уже, что такое подвал на Лубянке.

— Поберегите себя, Павел Иванович! Они будут искать вас...

— Помните ли вы,— сказал он,— слова Сократа, что с человеком, исполняющим свой долг, не может случиться зла ни в жизни, ни по смерти?..

Это было указание на Божию волю и принятие ее.

С тех пор я с ним не виделся...»94

Диссертация Ильина в профессиональном и научном смысле была столь безукоризненна, что факультет единогласно присудил ему сразу две степени: магистра и доктора государственных наук.

А в это время шел разгром русской академической науки и тради­ции: «Осенью нас настигла первая реформа»: все «трехлетние» приват-доценты были переименованы в «профессоров». «Реформа» была встрече­на молчаливым презрением: ведь еще Хлестаков сказал: «пусть назы­ваются»... Но атака уже готовилась по всей линии. И уже попадались на университетском дворе подозрительные фигуры, которые, сильно грассируя, спрашивали: «товарищ, где здесь записываются в красные профессора?»; и уже поговаривали о рабфаке, а в Совете профессоров стали появляться какие-то темные личности «с мандатами», и уже бывали случаи, что арестованные профессора — в чеке или в Бутырках —