4.4. Жить сообразно природе или следуя богу?

Христианство становится мощным средством обуздания «челове­ка плоти», т.е., фактически, человека периода разложения античной культуры, когда ценности полиса - стремление к общему благу, мужество, рассудительность, честность, справедливость - сменяются стремлением к удовольствиям, наживе, богатству, власти, достигаемы­ми с помощью лжи, насилия и предательства. О падении нравов и развращенности общества периода империи писали практически все римские авторы того времени. Английский писатель Г.К. Честертон пишет, что понадобились несколько веков «смирительной рубашки» христианства, очищения от различных извращений, прежде чем уда­лось укротить буйство плоти и распространить в Европе ту мораль, которая отличает христианский мир от языческого, т.е. сделать Евро­пу «нормальной» (см.: 226). Г.К. Честертон отмечает высокие достижения «языческой цивилизации». Но древние, по мнению Г.К. Честертона, совершили великую ошибку, которую можно определить как поклоне­ние природе. Они были «слишком естественны», считали, что «если человек пойдет прямо по большой дороге разума и природы, ничего плохого случиться не может». Г.К. Честертон говорит, что не успели древние пойти по этой дороге, как с ними приключилась странная вещь: поклонение природе, здоровью и красоте привело к противо­естественным извращениям, разгулу диких страстей, темных природ­ных сил.

Жизнеописания многих римских императоров - Тиберия, Калигулы, Нерона , свидетельствуют об этом. Нерон, ставший императором в 54 г., был садист и убийца собственной матери. «Мало того,- говорит римский историк Светоний, - что жил он  со свобод­ными мальчиками и с замужними женщинами: он изнасиловал вестал­ку Рубрию... Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу ... и жил с ним как с женой ... Уверяют даже, будто, разъезжая в носилках вместе с матерью, он предавался с нею кровосмесительной похоти»(190,с.208). Нерон придумал новую «потеху», говорит Светоний: «В звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дорифора он вышел замуж...» (190,с.209). Нерон не был исключением. Видимо такие «забавы» были распространены в общест­ве на всех его уровнях. Простолюдины и аристократы наслаждались зверствами гладиаторских боев и истреблением диких животных, знать изобретала более «утонченные» развлечения, в основе которых было все то же: насилие, смерть, похоть. Нельзя, конечно, представ­лять дело так, что вся античная культура была пронизана насилием, извращением и садизмом. Это скорее ее привкус, крайнее проявление, доведение до предела тех потенций, которые в ней были заложены. Разрушение родовых связей, древних обычаев, норм необратимо приводит к состоянию вражды и насилия в обществе, утрате общей цели и интересов. Поскольку главными ценностями становятся богатство, власть и доставляемые ими удовольствия, то это приводит, в конечном счете, к тем «удовольствиям» и «забавам», о которых было сказано. Христианство, по мнению Г.К. Честертона, исправило ошибку античной культуры, заявив о греховности человеческой при­роды. Нельзя обожествлять природу и поклоняться ей, т.к. в природе в целом и в человеческой природе есть прекрасное и безобразное, светлое и темное, добро и зло. Греховность человеческой природы означает, что человек не может полагаться только на себя, на свой разум, который может привести его куда угодно. Он должен осознать свое несовершенство и подчиниться воле бога, следовать его запове­дям. Говоря современным языком, это означает, что человек не все может понять в этом мире и в своей жизни. Многие важные вещи, в частности, основные ценности, моральные нормы, он должен просто принять и следовать им, даже если это противоречит порой здравому смыслу и личному интересу. Эти ценности отражают исторический опыт человечества, они - аксиомы, разумом не доказуемые, следова­тельно, абсолютные, «божественные» - на языке древних.

Философия пыталась выводить нравственные ценности из «при­роды человека» или из устройства мира, что породило множество противоречащих друг другу философских систем. Философия соверша­ла примерно ту же работу, что и религия, предлагая человеку опреде­ленную систему ценностей, т.е. образ самого человека, каким он должен быть.

"Природа" и свобода

Практически вся античная философия исходила из того, что целью человеческого существования является счастье, получения удовольствий и избегание страданий. К этому влечет человека его «природа». Разум выступает в качестве средства, позволяющего разли­чать удовольствия и страдания, благо и зло, достигать блага и избе­гать зла. При этом философия утверждала в качестве высшего блага удовольствия духовные - наслаждение созерцанием мира идей, исти­ны, бога.

Христианство резко меняет ситуацию. Счастье, удовольствие не могут быть целью и смыслом человеческой жизни. Такой целью становится преодоление греха, в конечном счете - самосовершенство­вание, неотделимое от страдания и сострадания. Страдание впервые приобретает статус ценности, такого состояния, которого не только не нужно избегать, но к которому надо стремиться. Почему? Потому что избавление от греха - это избавление от эгоизма собственного Я, от желания «быть, как боги». Страдание - это как бы избавление от болезни, искупление вины, наказание индивида за его отделение от целого и противопоставление себя целому. Если раньше за это наказы­вал род, то теперь наказывает бог, а реально человек наказывает сам себя, поскольку бог внутри, в душе каждого, где идет непрерывная борьба собственной воли и воли бога, пока человек не подчинится высшей воле. Здесь воля бога есть воля всеобщего, общества, частью которого является человек. Поскольку греховность человека - в его эгоизме, то страдание - наказание за эгоизм и путь избавления от него. Схожую ситуацию мы находим в греческой трагедии, в частности, в «Царе Эдипе», где главный герой претерпевает страдания за родовую вину предков. В христианстве вина становится всеобщей, виной всего рода человеческого, который обречен на страдания.

Античная философия тему вины, преступности индивида закры­ла, поскольку посчитала, что человек с помощью разума способен познать целое, всеобщие законы, правящие миром и построить свою жизнь в соответствии с этими законами. Безличность всеобщего исключает вину перед ним и сводит проступок к логической ошибке, неумению познать всеобщий закон. С другой стороны, если миром правит закон, высший разум, то отсутствует проблема свободы воли. Часть не может взбунтоваться против целого, она необходимо следует своей «природе», своему назначению. Философия утверждала доста­точно спокойный, эпический взгляд на мир, где господствует всеоб­щее, а индивид не может не следовать его законам, поскольку он не самостоятелен. Он или сам, сознательно подчиняется всеобщему, или всеобщий закон «тащит» индивида против его воли.

Христианство утверждает свободу воли индивида. Им никто не может управлять. Хотя бог все видит и все знает и все в его воле, но он и человека наделил свободной волей. Следовательно, нет всеобщего закона, который ведет человека, как кукловод куклу, а есть его само­определение, самостоятельность, способность самому устанавливать себе «закон».

По мнению философии, человек просто следует своей «природе», которая влечет его к удовольствиям и избеганию страданий, а разум позволяет различать то и другое. Только недостаток разума приводит человека к ошибочному выбору, когда он не может различить истин­ное благо и принимает за него другое, например, устремляется к телес­ным удовольствиям вместо духовных, хотя телесные удовольствия скрывают следующие за ними страдания.

Полагая свободу воли в качестве главной определенности человека, христианство, тем самым, отрицает подчиненность человека его «природе». Не «природа» движет и направляет, а свободная воля, которая позволяет человеку выбирать не  только удовольствия, но следование долгу. Человек должен исполнить заветы бога независимо от того, к чему это приведет - к страданию и смерти или вечному блаженству. Тем самым упорядоченный, спокойный космос античнос­ти сменяется миром, в основе которого - свободная воля, т.е. миром неопределенным, в котором человеку остается вера, надежда, любовь. Именно свободная воля становится для человека самой большой тайной бытия. Разум и воля перестают быть связанными в одной упряжке, поскольку мотивы поступка часто скрыты в глубине души и непонятны разуму. Поэтому исследование души, всех ее глубин и потаенных мест приходит вместе с христианством. Именно об этом говорит Августин в своей «Исповеди»: «Если под «бездной» мы разу­меем великую глубину, то разве же сердце человеческое не есть бездна? И что глубже этой бездны?... Или ты не веришь, что в человеке есть бездны столь глубокие, что они скрыты от него самого?»(84,с.37).

Если мы скажем, что христианство указало человеку новые цели существования: вместо чувственных наслаждений. удовольствий плоти - спасение души, обращение к духовному, то это будет правильно, но здесь упускается главное. Христианство не просто предложило новые цели, новые ценности, оно изменяет самосознание человека, его пред­ставление о себе и мире в целом: ставит на место «природы», безлич­ной силы, управляющей миром и человеком, свободную волю. Свобод­ная воля непредсказуема, нерациональна, не может быть рассчитана с помощью разума, поэтому разум человека бессилен в этом мире. Кро­ме того, свободная воля человека оказывается преступной, приводит его к нарушению закона, к гордыне и эгоизму. Поэтому, утвердив свободу воли человека, христианство ограничило эту свободу волей бога. Здесь в новых условиях воспроизводится прежняя драма, глав­ные герои которой - индивид и род, свобода и необходимость, личный, частный интерес и интересы всеобщие, коллективные. В христианстве эта драма описывается в терминах божественного творения, грехо­падения, вины. страдания, веры и т.д. В античной философии те же проблемы осмысливались в категориях единичного и общего, мирового разума и разума индивида, знания и заблуждения, природной необходимости и индивидуального поведе­ния и т.д.

Человек и мир средневековья

Если говорить о мироощущении человека средних веков в целом, то надо отметить его особую напряженность и эмоциональную насы­щенность. Это связано с неустойчивостью жизни, постоянной угрозой голода. насилия, болезней, стихийных бедствий. В позднее средневе­ковье Европа перенесла несколько волн эпидемий чумы, которые уно­сили до 30% населения, некоторые города при этом вымирали на 70-80%. Самое распространенное обращение к богу в тот период: «Спаси нас, Господи, от голода, войны и чумы».

Голод был постоянным спутником в жизни. По данным истори­ков питание было достаточно однообразным и малокалорийным, около 2000 ккал. в день, что явно недостаточно, если учесть, что это было общество тяжелого физического труда. Постоянное недоедание, связанное с бедностью и нищетой, периодически переходило в «Вели­кий голод» как результат неурожаев или войн, который был тяжелым испытанием для всего общества.

Средняя продолжительность жизни не превышала 23 лет. Это было общество молодых, половина населения была моложе 22 лет, что также накладывало свой отпечаток на восприятие окружающего мира.

Войны, династические раздоры, конфликты в борьбе за власть, а также ссоры, судебные преследования, притеснения и грабежи на бытовом уровне - все это делало жизнь средневекового человека особенно напряженной, независимо от того, к какому социальному слою он принадлежал.

«Это злой мир, - говорит исследователь средневековья Й. Хейзин­га. - Повсюду вздымается пламя ненависти и насилия, повсюду несправедливость ... Люди ждут, что вот-вот прийдет конец света. Но обращения и раскаяния не происходит; церковь борется, проповедники и поэты предостерегают напрасно»(218,с.33). Настроение глубокой меланхолии, горькой тоски и усталости свойственно было не только простым лю­дям, но и «свету». Придворные поэты выразили это настроение в своих стихах и балладах:

«О времена соблазнов, горьких слез,

Век зависти, гордыни и мученья,

О времена тоски, ушедших грез,

Век, чьим недугам нету излеченья»

«О жалкое, прискорбное житье!

Война и глад нам гибелью грозят,

Днем, ночью зной иль стужа нас томят;

Блоха и клещ и прочий мерзкий гад

Нас истребляют. Сжалься Боже ...» (218,с.36)

Поэт говорит, что сначала наш мир был невинен, затем долго оставался мудрым, добродетельным, а теперь подобен старику, впав­шему в детство:

«А ныне мерзок, вял и хмур,

Дряхл, алчен стал и злоречив;

Зрю лишь одних глупцов и дур ...

Конец уж близок, так и есть...» (218,с.37)

«Едва ли не каждый, - говорит Й.Хейзинга, - спешит объявить, что не видел в жизни ничего, кроме бедствий, что еще худшего следует ожидать в будущем и что пройденный им жизненный путь он не хотел бы повторить заново»(218,с.36). Таково господствующее мироощущение позд­него средневековья. Это усталость и страх перед жизнью, перед теми тяготами и страданиями, которые она с собой несет. Но человек не может жить в мире страха и страдания. Опору в жизни давала надежда на лучшую жизнь в мире потустороннем, которая сочеталась с отрица­нием существующего мира и стремлением к совершенствованию мира внутреннего, собственной души.

Страдания, страх, горечь, печаль конечно не были единственной эмоциональной окраской средневековой жизни. Они были неотделимы от своих противоположностей: безудержной радости, чувственных удовольствий, вспышками гнева и страшной жестокости. Исследовате­ли отмечают высокую степень эмоциональности индивида того перио­да, частую смену настроений, когда звериная жестокость и необуздан­ность может смениться душевной отзывчивостью и сентиментальной слезливостью.

Сама жизнь была полна контрастов горя и радости, нищеты и богатства, силы и слабости. Всякое действие, поступок, важные жиз­ненные события имели выразительную эмоциональную окраску, пре­вращались в ритуал, спектакль. Праздники, траур, свадьба, рождение ребенка, коронации и т.д. - все это было ярким эмоционально насы­щенным действом. «Знатностью и богатством упивались с большей алчностью и более истово, ибо они гораздо острее противостояли вопиющей нищете и отверженности ... Все стороны жизни выстав­лялись напоказ кичливо и грубо. Знатные господа передвигались не иначе как блистая великолепием оружия и нарядов, всем на страх и зависть. Появление купцов с товаром, свадьбы и похороны громоглас­но возвещались криками, процессиями, плачем и музыкой. Прокажен­ные вертели свои трещетки и собирались в процессии, нищие вопили на папертях, обнажая свое убожество и уродства»(218,с.7). Так характеризует средневековье Й.Хейзинга. Контрасты жизни возбуждали и разжигали страсти. Речи бродячих проповедников, траурные процессии, появле­ние экскорта знатных особ исторгали у слушателей и зрителей потоки слез. Публичные жестокие казни, четвертования, пытки были настоя­щим развлечением и излюбленным зрелищем толпы и аристократов. «Издевательская безжалостность по отношению к обездоленным и калекам соседствует с притягательной сердечностью и чувством род­ственной близости к убогим, больным и безумным, которые так хоро­шо знакомы нам по русской литературе,» - говорит Й. Хейзинга (218,с.26). «Так неистова и пестра была эта жизнь, где к запаху роз примешивался запах крови. Словно исполин с детской головой, народ бросался от удушающих детских страхов - к младенческим радостям, от дикой жестокости к слезливому умилению. Жизнь его полна крайностей: безусловное отречение от всех мирских радостей - и безумная тяга к наживе и наслаждениям, мрачная ненависть - и смешливость и добро­душие» (218,с.28).

В среде знати наиболее распространенные пороки - гордыня, безудержная алчность, корыстолюбие. Эти качества являются главной причиной неутихающей вражды различных группировок и партий аристократов в средние века. «Грех гордыни» и обостренное чувство чести, личной и родовой, были связаны с тем, что место дворянина на лестнице власти зависело от его личных качеств - храбрости, доблести, верности, которые требовалось постоянно подтверждать. В народе было двойственное отношение к аристократам: ненависти и восхищения, преданности и вражды. Сословные различия считались данными богом и «естественными». Каждое сословие должно выпол­нять свои функции: духовенство - молиться, аристократы - сражаться, крестьяне и ремесленники - трудиться.

В целом жизнь человека средних веков - это сочетание неустойчи­вости и постоянства, стремление облечь поток жизни в устойчивую форму. Жизнь ритуализирована во всех ее сферах, начиная с трудовых операций и заканчивая литургией и молитвой. Пространство свободы достаточно ограничено - оно в сфере духа, свободной воли, которая может направить человека к добродетели или греху, спасению или ги­бели. Хотя и здесь явно просматривается тенденция поставить эту сфе­ру под власть божественного предопределения. Все же свободная воля бога была гарантом свободы человека и устранить последнюю можно, только устранив волю бога, превратив ее в закон мировой необходи­мости, цепь причин и следствий. В этом направлении пошла филосо­фия нового времени, тесно связанная с формирующимся естествозна­нием.

Философия средних веков

Философия средних веков именовалось «служанкой богословия». Полет ее мысли направлялся и сдерживался истинами Откровения. В целом это была экзегеза - истолкование библейских текстов, их пере­вод на язык разума. Текст, слово, понятие - тот материал, с которым работала философия средних веков. Раскрыть символический смысл текста, имени, знака, заложенный в них богом, пробиться через текст к мудрости творца, раскрыть потаенное - основная задача философии. Если античная философия исследует мир, вечные и неизменные формы его бытия, роды и виды вещей, то средневековая философия исследует текст, слово, отношение слова и вещи, при этом реальный мир остается вне поля зрения философии. Главным инструментом исследования была логика, диалектика. Христианизированная философия фактиче­ски являлась теологией, богословием. В ней можно выделить два главных периода: патристику (учение «отцов церкви») - II - VIII века и схоластику (схоле - школа) - XI -XVII века. Вершиной патристики было учение Августина (354-430 гг.). «Отцы церкви» использовали традицию платонизма и неоплатонизма, в результате получился син­тез философской культуры античности и христианства. В начальный период формируется христианская догматика, «символ веры», осново­положения христианства. Догматика вырабатывалась в процессе ожесточенной борьбы различных точек зрения внутри новой религии. Важнейшие проблемы вызывавшие яростные споры и ереси были: соотношение божественной и человеческой «природы» в Иисусе, его «единосущности» или «подобносущности» Богу-Отцу, о соотноше­нии лиц в составе Троицы, о взаимодействии свободной воли человека и предопределения бога, а также ряд других проблем. От ортодоксаль­ной церкви отделились арианство, несторианство, пелагианство, кото­рые иначе толковали названные вопросы. Догматика закрепялась решениями церковных соборов.

С XI века, когда христианская догматика была сформулирована и установлена, начинается новый этап в развитии философии средних веков - схоластика. Одна из важнейших ее проблем - проблема «универсалий», родов и видов вещей - являются ли они самостоятель­ными «сущностями» или только «именами» вещей. Выделяются два направления - реализм и номинализм. Для номинализма реально существует единичная вещь, а общее понятие - лишь имя, обозна­чающее сходные признаки вещей. Реализм же рассматривал понятия как независимые от вещей, реально существующие «сущности». Здесь воспроизводится еще сформулированная Платоном проблема «идей». Проблема «универсалий» была только разделительной гранью двух направлений в схоластике. В целом это было рационализированное богословие. Схоластики, используя мощь логики и темперамент веры, старались установить и определить самым точным образом мельчай­шие подробности мира невидимого. Горячие споры, например, вызы­вал вопрос, умер ли Иисус, когда его ударили копьем, и осталась ли на земле или была вознесена на небо пролитая им кровь. В схоластике обсуждалась масса подобных вопросов, вызывавших яростные споры и противостояние школ. Изощренная логика богословов порой приво­дила их к тому, что, доказав какое-то положение Святого Писания и удостоившись аплодисментов слушателей, они тут же с помощью логических доводов опровергали доказанное, чтобы продемонстри­ровать силу своего разума. Одно из главных произведений Абеляра (1079-1142 гг.), философа и теолога, называлось «Да и нет». В нем давался анализ противоположных суждений в области богословия.

Шумные диспуты номиналистов и реалистов были настолько яростными, что переходили порою в драки, иногда заканчивающиеся убийствами. Враждующие стороны привлекали на свою сторону власти. «Реалисты», например, добились от Людовика XI издания указа, запрещавшего преподавание номинализма во всех универси­тетах Франции. Все книги номиналистов были уложены в сундуки и запечатаны. Так они пролежали до тех пор, пока Людовика не угово­рили отменить указ. Схоластические умствования часто были на грани ереси и даже преступали эту грань. Тогда соответствующими указами церковь осуждала как еретические те положения, в которых содер­жались отступления от догмы. Так в 1277 году епископ г. Тампье осудил 919 «заблуждений», ведущих к материализму и фатализму. Это показывает, насколько сложным и изощренным было схоластическое теоретизирование, вершиной которого стала философская система Фомы Аквинского (1225-1274 гг.), итальянского монаха-доминиканца. Он использовал философию Аристотеля для создания всеохваты­вающей рациональной конструкции, объясняющей устройство вселен­ной с точки зрения христианского богословия.

Закат схоластики наступает во времена Ф. Бэкона и Г. Галилея с развитием экспериментальной науки. Их критика схоластических методов познания и христианско-аристотелевской картины мира расчищала почву для нового мировоззрения .

Христианство становится мощным средством обуздания «челове­ка плоти», т.е., фактически, человека периода разложения античной культуры, когда ценности полиса - стремление к общему благу, мужество, рассудительность, честность, справедливость - сменяются стремлением к удовольствиям, наживе, богатству, власти, достигаемы­ми с помощью лжи, насилия и предательства. О падении нравов и развращенности общества периода империи писали практически все римские авторы того времени. Английский писатель Г.К. Честертон пишет, что понадобились несколько веков «смирительной рубашки» христианства, очищения от различных извращений, прежде чем уда­лось укротить буйство плоти и распространить в Европе ту мораль, которая отличает христианский мир от языческого, т.е. сделать Евро­пу «нормальной» (см.: 226). Г.К. Честертон отмечает высокие достижения «языческой цивилизации». Но древние, по мнению Г.К. Честертона, совершили великую ошибку, которую можно определить как поклоне­ние природе. Они были «слишком естественны», считали, что «если человек пойдет прямо по большой дороге разума и природы, ничего плохого случиться не может». Г.К. Честертон говорит, что не успели древние пойти по этой дороге, как с ними приключилась странная вещь: поклонение природе, здоровью и красоте привело к противо­естественным извращениям, разгулу диких страстей, темных природ­ных сил.

Жизнеописания многих римских императоров - Тиберия, Калигулы, Нерона , свидетельствуют об этом. Нерон, ставший императором в 54 г., был садист и убийца собственной матери. «Мало того,- говорит римский историк Светоний, - что жил он  со свобод­ными мальчиками и с замужними женщинами: он изнасиловал вестал­ку Рубрию... Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу ... и жил с ним как с женой ... Уверяют даже, будто, разъезжая в носилках вместе с матерью, он предавался с нею кровосмесительной похоти»(190,с.208). Нерон придумал новую «потеху», говорит Светоний: «В звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дорифора он вышел замуж...» (190,с.209). Нерон не был исключением. Видимо такие «забавы» были распространены в общест­ве на всех его уровнях. Простолюдины и аристократы наслаждались зверствами гладиаторских боев и истреблением диких животных, знать изобретала более «утонченные» развлечения, в основе которых было все то же: насилие, смерть, похоть. Нельзя, конечно, представ­лять дело так, что вся античная культура была пронизана насилием, извращением и садизмом. Это скорее ее привкус, крайнее проявление, доведение до предела тех потенций, которые в ней были заложены. Разрушение родовых связей, древних обычаев, норм необратимо приводит к состоянию вражды и насилия в обществе, утрате общей цели и интересов. Поскольку главными ценностями становятся богатство, власть и доставляемые ими удовольствия, то это приводит, в конечном счете, к тем «удовольствиям» и «забавам», о которых было сказано. Христианство, по мнению Г.К. Честертона, исправило ошибку античной культуры, заявив о греховности человеческой при­роды. Нельзя обожествлять природу и поклоняться ей, т.к. в природе в целом и в человеческой природе есть прекрасное и безобразное, светлое и темное, добро и зло. Греховность человеческой природы означает, что человек не может полагаться только на себя, на свой разум, который может привести его куда угодно. Он должен осознать свое несовершенство и подчиниться воле бога, следовать его запове­дям. Говоря современным языком, это означает, что человек не все может понять в этом мире и в своей жизни. Многие важные вещи, в частности, основные ценности, моральные нормы, он должен просто принять и следовать им, даже если это противоречит порой здравому смыслу и личному интересу. Эти ценности отражают исторический опыт человечества, они - аксиомы, разумом не доказуемые, следова­тельно, абсолютные, «божественные» - на языке древних.

Философия пыталась выводить нравственные ценности из «при­роды человека» или из устройства мира, что породило множество противоречащих друг другу философских систем. Философия соверша­ла примерно ту же работу, что и религия, предлагая человеку опреде­ленную систему ценностей, т.е. образ самого человека, каким он должен быть.

"Природа" и свобода

Практически вся античная философия исходила из того, что целью человеческого существования является счастье, получения удовольствий и избегание страданий. К этому влечет человека его «природа». Разум выступает в качестве средства, позволяющего разли­чать удовольствия и страдания, благо и зло, достигать блага и избе­гать зла. При этом философия утверждала в качестве высшего блага удовольствия духовные - наслаждение созерцанием мира идей, исти­ны, бога.

Христианство резко меняет ситуацию. Счастье, удовольствие не могут быть целью и смыслом человеческой жизни. Такой целью становится преодоление греха, в конечном счете - самосовершенство­вание, неотделимое от страдания и сострадания. Страдание впервые приобретает статус ценности, такого состояния, которого не только не нужно избегать, но к которому надо стремиться. Почему? Потому что избавление от греха - это избавление от эгоизма собственного Я, от желания «быть, как боги». Страдание - это как бы избавление от болезни, искупление вины, наказание индивида за его отделение от целого и противопоставление себя целому. Если раньше за это наказы­вал род, то теперь наказывает бог, а реально человек наказывает сам себя, поскольку бог внутри, в душе каждого, где идет непрерывная борьба собственной воли и воли бога, пока человек не подчинится высшей воле. Здесь воля бога есть воля всеобщего, общества, частью которого является человек. Поскольку греховность человека - в его эгоизме, то страдание - наказание за эгоизм и путь избавления от него. Схожую ситуацию мы находим в греческой трагедии, в частности, в «Царе Эдипе», где главный герой претерпевает страдания за родовую вину предков. В христианстве вина становится всеобщей, виной всего рода человеческого, который обречен на страдания.

Античная философия тему вины, преступности индивида закры­ла, поскольку посчитала, что человек с помощью разума способен познать целое, всеобщие законы, правящие миром и построить свою жизнь в соответствии с этими законами. Безличность всеобщего исключает вину перед ним и сводит проступок к логической ошибке, неумению познать всеобщий закон. С другой стороны, если миром правит закон, высший разум, то отсутствует проблема свободы воли. Часть не может взбунтоваться против целого, она необходимо следует своей «природе», своему назначению. Философия утверждала доста­точно спокойный, эпический взгляд на мир, где господствует всеоб­щее, а индивид не может не следовать его законам, поскольку он не самостоятелен. Он или сам, сознательно подчиняется всеобщему, или всеобщий закон «тащит» индивида против его воли.

Христианство утверждает свободу воли индивида. Им никто не может управлять. Хотя бог все видит и все знает и все в его воле, но он и человека наделил свободной волей. Следовательно, нет всеобщего закона, который ведет человека, как кукловод куклу, а есть его само­определение, самостоятельность, способность самому устанавливать себе «закон».

По мнению философии, человек просто следует своей «природе», которая влечет его к удовольствиям и избеганию страданий, а разум позволяет различать то и другое. Только недостаток разума приводит человека к ошибочному выбору, когда он не может различить истин­ное благо и принимает за него другое, например, устремляется к телес­ным удовольствиям вместо духовных, хотя телесные удовольствия скрывают следующие за ними страдания.

Полагая свободу воли в качестве главной определенности человека, христианство, тем самым, отрицает подчиненность человека его «природе». Не «природа» движет и направляет, а свободная воля, которая позволяет человеку выбирать не  только удовольствия, но следование долгу. Человек должен исполнить заветы бога независимо от того, к чему это приведет - к страданию и смерти или вечному блаженству. Тем самым упорядоченный, спокойный космос античнос­ти сменяется миром, в основе которого - свободная воля, т.е. миром неопределенным, в котором человеку остается вера, надежда, любовь. Именно свободная воля становится для человека самой большой тайной бытия. Разум и воля перестают быть связанными в одной упряжке, поскольку мотивы поступка часто скрыты в глубине души и непонятны разуму. Поэтому исследование души, всех ее глубин и потаенных мест приходит вместе с христианством. Именно об этом говорит Августин в своей «Исповеди»: «Если под «бездной» мы разу­меем великую глубину, то разве же сердце человеческое не есть бездна? И что глубже этой бездны?... Или ты не веришь, что в человеке есть бездны столь глубокие, что они скрыты от него самого?»(84,с.37).

Если мы скажем, что христианство указало человеку новые цели существования: вместо чувственных наслаждений. удовольствий плоти - спасение души, обращение к духовному, то это будет правильно, но здесь упускается главное. Христианство не просто предложило новые цели, новые ценности, оно изменяет самосознание человека, его пред­ставление о себе и мире в целом: ставит на место «природы», безлич­ной силы, управляющей миром и человеком, свободную волю. Свобод­ная воля непредсказуема, нерациональна, не может быть рассчитана с помощью разума, поэтому разум человека бессилен в этом мире. Кро­ме того, свободная воля человека оказывается преступной, приводит его к нарушению закона, к гордыне и эгоизму. Поэтому, утвердив свободу воли человека, христианство ограничило эту свободу волей бога. Здесь в новых условиях воспроизводится прежняя драма, глав­ные герои которой - индивид и род, свобода и необходимость, личный, частный интерес и интересы всеобщие, коллективные. В христианстве эта драма описывается в терминах божественного творения, грехо­падения, вины. страдания, веры и т.д. В античной философии те же проблемы осмысливались в категориях единичного и общего, мирового разума и разума индивида, знания и заблуждения, природной необходимости и индивидуального поведе­ния и т.д.

Человек и мир средневековья

Если говорить о мироощущении человека средних веков в целом, то надо отметить его особую напряженность и эмоциональную насы­щенность. Это связано с неустойчивостью жизни, постоянной угрозой голода. насилия, болезней, стихийных бедствий. В позднее средневе­ковье Европа перенесла несколько волн эпидемий чумы, которые уно­сили до 30% населения, некоторые города при этом вымирали на 70-80%. Самое распространенное обращение к богу в тот период: «Спаси нас, Господи, от голода, войны и чумы».

Голод был постоянным спутником в жизни. По данным истори­ков питание было достаточно однообразным и малокалорийным, около 2000 ккал. в день, что явно недостаточно, если учесть, что это было общество тяжелого физического труда. Постоянное недоедание, связанное с бедностью и нищетой, периодически переходило в «Вели­кий голод» как результат неурожаев или войн, который был тяжелым испытанием для всего общества.

Средняя продолжительность жизни не превышала 23 лет. Это было общество молодых, половина населения была моложе 22 лет, что также накладывало свой отпечаток на восприятие окружающего мира.

Войны, династические раздоры, конфликты в борьбе за власть, а также ссоры, судебные преследования, притеснения и грабежи на бытовом уровне - все это делало жизнь средневекового человека особенно напряженной, независимо от того, к какому социальному слою он принадлежал.

«Это злой мир, - говорит исследователь средневековья Й. Хейзин­га. - Повсюду вздымается пламя ненависти и насилия, повсюду несправедливость ... Люди ждут, что вот-вот прийдет конец света. Но обращения и раскаяния не происходит; церковь борется, проповедники и поэты предостерегают напрасно»(218,с.33). Настроение глубокой меланхолии, горькой тоски и усталости свойственно было не только простым лю­дям, но и «свету». Придворные поэты выразили это настроение в своих стихах и балладах:

«О времена соблазнов, горьких слез,

Век зависти, гордыни и мученья,

О времена тоски, ушедших грез,

Век, чьим недугам нету излеченья»

«О жалкое, прискорбное житье!

Война и глад нам гибелью грозят,

Днем, ночью зной иль стужа нас томят;

Блоха и клещ и прочий мерзкий гад

Нас истребляют. Сжалься Боже ...» (218,с.36)

Поэт говорит, что сначала наш мир был невинен, затем долго оставался мудрым, добродетельным, а теперь подобен старику, впав­шему в детство:

«А ныне мерзок, вял и хмур,

Дряхл, алчен стал и злоречив;

Зрю лишь одних глупцов и дур ...

Конец уж близок, так и есть...» (218,с.37)

«Едва ли не каждый, - говорит Й.Хейзинга, - спешит объявить, что не видел в жизни ничего, кроме бедствий, что еще худшего следует ожидать в будущем и что пройденный им жизненный путь он не хотел бы повторить заново»(218,с.36). Таково господствующее мироощущение позд­него средневековья. Это усталость и страх перед жизнью, перед теми тяготами и страданиями, которые она с собой несет. Но человек не может жить в мире страха и страдания. Опору в жизни давала надежда на лучшую жизнь в мире потустороннем, которая сочеталась с отрица­нием существующего мира и стремлением к совершенствованию мира внутреннего, собственной души.

Страдания, страх, горечь, печаль конечно не были единственной эмоциональной окраской средневековой жизни. Они были неотделимы от своих противоположностей: безудержной радости, чувственных удовольствий, вспышками гнева и страшной жестокости. Исследовате­ли отмечают высокую степень эмоциональности индивида того перио­да, частую смену настроений, когда звериная жестокость и необуздан­ность может смениться душевной отзывчивостью и сентиментальной слезливостью.

Сама жизнь была полна контрастов горя и радости, нищеты и богатства, силы и слабости. Всякое действие, поступок, важные жиз­ненные события имели выразительную эмоциональную окраску, пре­вращались в ритуал, спектакль. Праздники, траур, свадьба, рождение ребенка, коронации и т.д. - все это было ярким эмоционально насы­щенным действом. «Знатностью и богатством упивались с большей алчностью и более истово, ибо они гораздо острее противостояли вопиющей нищете и отверженности ... Все стороны жизни выстав­лялись напоказ кичливо и грубо. Знатные господа передвигались не иначе как блистая великолепием оружия и нарядов, всем на страх и зависть. Появление купцов с товаром, свадьбы и похороны громоглас­но возвещались криками, процессиями, плачем и музыкой. Прокажен­ные вертели свои трещетки и собирались в процессии, нищие вопили на папертях, обнажая свое убожество и уродства»(218,с.7). Так характеризует средневековье Й.Хейзинга. Контрасты жизни возбуждали и разжигали страсти. Речи бродячих проповедников, траурные процессии, появле­ние экскорта знатных особ исторгали у слушателей и зрителей потоки слез. Публичные жестокие казни, четвертования, пытки были настоя­щим развлечением и излюбленным зрелищем толпы и аристократов. «Издевательская безжалостность по отношению к обездоленным и калекам соседствует с притягательной сердечностью и чувством род­ственной близости к убогим, больным и безумным, которые так хоро­шо знакомы нам по русской литературе,» - говорит Й. Хейзинга (218,с.26). «Так неистова и пестра была эта жизнь, где к запаху роз примешивался запах крови. Словно исполин с детской головой, народ бросался от удушающих детских страхов - к младенческим радостям, от дикой жестокости к слезливому умилению. Жизнь его полна крайностей: безусловное отречение от всех мирских радостей - и безумная тяга к наживе и наслаждениям, мрачная ненависть - и смешливость и добро­душие» (218,с.28).

В среде знати наиболее распространенные пороки - гордыня, безудержная алчность, корыстолюбие. Эти качества являются главной причиной неутихающей вражды различных группировок и партий аристократов в средние века. «Грех гордыни» и обостренное чувство чести, личной и родовой, были связаны с тем, что место дворянина на лестнице власти зависело от его личных качеств - храбрости, доблести, верности, которые требовалось постоянно подтверждать. В народе было двойственное отношение к аристократам: ненависти и восхищения, преданности и вражды. Сословные различия считались данными богом и «естественными». Каждое сословие должно выпол­нять свои функции: духовенство - молиться, аристократы - сражаться, крестьяне и ремесленники - трудиться.

В целом жизнь человека средних веков - это сочетание неустойчи­вости и постоянства, стремление облечь поток жизни в устойчивую форму. Жизнь ритуализирована во всех ее сферах, начиная с трудовых операций и заканчивая литургией и молитвой. Пространство свободы достаточно ограничено - оно в сфере духа, свободной воли, которая может направить человека к добродетели или греху, спасению или ги­бели. Хотя и здесь явно просматривается тенденция поставить эту сфе­ру под власть божественного предопределения. Все же свободная воля бога была гарантом свободы человека и устранить последнюю можно, только устранив волю бога, превратив ее в закон мировой необходи­мости, цепь причин и следствий. В этом направлении пошла филосо­фия нового времени, тесно связанная с формирующимся естествозна­нием.

Философия средних веков

Философия средних веков именовалось «служанкой богословия». Полет ее мысли направлялся и сдерживался истинами Откровения. В целом это была экзегеза - истолкование библейских текстов, их пере­вод на язык разума. Текст, слово, понятие - тот материал, с которым работала философия средних веков. Раскрыть символический смысл текста, имени, знака, заложенный в них богом, пробиться через текст к мудрости творца, раскрыть потаенное - основная задача философии. Если античная философия исследует мир, вечные и неизменные формы его бытия, роды и виды вещей, то средневековая философия исследует текст, слово, отношение слова и вещи, при этом реальный мир остается вне поля зрения философии. Главным инструментом исследования была логика, диалектика. Христианизированная философия фактиче­ски являлась теологией, богословием. В ней можно выделить два главных периода: патристику (учение «отцов церкви») - II - VIII века и схоластику (схоле - школа) - XI -XVII века. Вершиной патристики было учение Августина (354-430 гг.). «Отцы церкви» использовали традицию платонизма и неоплатонизма, в результате получился син­тез философской культуры античности и христианства. В начальный период формируется христианская догматика, «символ веры», осново­положения христианства. Догматика вырабатывалась в процессе ожесточенной борьбы различных точек зрения внутри новой религии. Важнейшие проблемы вызывавшие яростные споры и ереси были: соотношение божественной и человеческой «природы» в Иисусе, его «единосущности» или «подобносущности» Богу-Отцу, о соотноше­нии лиц в составе Троицы, о взаимодействии свободной воли человека и предопределения бога, а также ряд других проблем. От ортодоксаль­ной церкви отделились арианство, несторианство, пелагианство, кото­рые иначе толковали названные вопросы. Догматика закрепялась решениями церковных соборов.

С XI века, когда христианская догматика была сформулирована и установлена, начинается новый этап в развитии философии средних веков - схоластика. Одна из важнейших ее проблем - проблема «универсалий», родов и видов вещей - являются ли они самостоятель­ными «сущностями» или только «именами» вещей. Выделяются два направления - реализм и номинализм. Для номинализма реально существует единичная вещь, а общее понятие - лишь имя, обозна­чающее сходные признаки вещей. Реализм же рассматривал понятия как независимые от вещей, реально существующие «сущности». Здесь воспроизводится еще сформулированная Платоном проблема «идей». Проблема «универсалий» была только разделительной гранью двух направлений в схоластике. В целом это было рационализированное богословие. Схоластики, используя мощь логики и темперамент веры, старались установить и определить самым точным образом мельчай­шие подробности мира невидимого. Горячие споры, например, вызы­вал вопрос, умер ли Иисус, когда его ударили копьем, и осталась ли на земле или была вознесена на небо пролитая им кровь. В схоластике обсуждалась масса подобных вопросов, вызывавших яростные споры и противостояние школ. Изощренная логика богословов порой приво­дила их к тому, что, доказав какое-то положение Святого Писания и удостоившись аплодисментов слушателей, они тут же с помощью логических доводов опровергали доказанное, чтобы продемонстри­ровать силу своего разума. Одно из главных произведений Абеляра (1079-1142 гг.), философа и теолога, называлось «Да и нет». В нем давался анализ противоположных суждений в области богословия.

Шумные диспуты номиналистов и реалистов были настолько яростными, что переходили порою в драки, иногда заканчивающиеся убийствами. Враждующие стороны привлекали на свою сторону власти. «Реалисты», например, добились от Людовика XI издания указа, запрещавшего преподавание номинализма во всех универси­тетах Франции. Все книги номиналистов были уложены в сундуки и запечатаны. Так они пролежали до тех пор, пока Людовика не угово­рили отменить указ. Схоластические умствования часто были на грани ереси и даже преступали эту грань. Тогда соответствующими указами церковь осуждала как еретические те положения, в которых содер­жались отступления от догмы. Так в 1277 году епископ г. Тампье осудил 919 «заблуждений», ведущих к материализму и фатализму. Это показывает, насколько сложным и изощренным было схоластическое теоретизирование, вершиной которого стала философская система Фомы Аквинского (1225-1274 гг.), итальянского монаха-доминиканца. Он использовал философию Аристотеля для создания всеохваты­вающей рациональной конструкции, объясняющей устройство вселен­ной с точки зрения христианского богословия.

Закат схоластики наступает во времена Ф. Бэкона и Г. Галилея с развитием экспериментальной науки. Их критика схоластических методов познания и христианско-аристотелевской картины мира расчищала почву для нового мировоззрения .