1.1Знание практическое

Это совокупность навыков и умений, формируемых в процесс самой деятельности. Все, что мы умеем делать, от простейших «умений» пользоваться ложкой и вилкой, забивать гвозди, плавать, играть в футбол, до таких сложных умений, которые необходимы инженеру или врачу, все это мы освоили чисто практически, «подражая» старшим и опытным. Передача опыта, сложившихся в обществе форм деятельности, как в древности, так и теперь в значительной степени основана на принципе «делай как я». Итак, подражание – простейший способ передачи опыта, навыков и умений. Индивид с самого рождения последовательно входит в различные виды деятельности, осваивает совокупность различных умений и навыков, способов обращения с предметами и другими индивидами. Тем самым он обретает практическое знание, которое может быть в той или иной степени осознанным и вербализованным, выраженным в словах и понятиях.

Процесс освоения опыта в обществе австралийских аборигенов исследователи описывают следующим образом: «Ребенок узнает окружающий мир, общепринятые стандарты поведения, участвуя в жизни общины. Это обучение – скорее часть его настоящей жизни, чем подготовка к будущей. Это активный практический процесс; никто не читает ему нравоучений; он наблюдает за другими людьми и подражает им, а они направляют его поведение в нужное русло в ходе личных взаимоотношений» (22,с.114).

Прямая трансляция опыта путем выработки навыков и умений на основе подражания в процессе непосредственного контакта требует минимального набора слов, используемых в виде команд и названий предметов и действий. Но самое главное – «как делать», умение, мастерство – невербализуемо и словами непередаваемо. Главное «знание», например, в ремесле – это умение, которое внутри мастера, особая, приобретаемая в практике, чувствительность пальцев, отточенные годами движения, глазомер и т.д. Подобного рода знания–умения в античности называются тэхнэ – ремесло, искусство, опытность. Аристотель писал, что «ремесленники подобны некоторым неодушевленным предметам: хотя они и делают то или другое, но делают это, сами того не зная (как, например, огонь, который жжет); неодушевленные предметы в каждом таком случае действуют в силу своей природы, а ремесленники – по  привычке» (7,с.66).  Для Аристотеля   такое ремесленное «знание» равно незнанию, поскольку ремесленники не знают причины, почему надо делать именно так. Аристотель здесь оценивает опытно – практическое знание с точки зрения более высокой формы знания, которую он называет эпистема, «наука».  Это знание причин. Позднее мы к этому еще вернемся.

Пока еще раз отметим важную особенность опытно-практического «знания». Оно существует как навык, усвоенный через подражание способ действия, сноровка, умелость, передаваемые в непосредственном общении. В допромышленную эпоху это был основной способ передачи опыта, трансляции культуры в рамках родовой общины или семьи.

Передача опытно-практического «знания» в непосредственном общении, через подражание предполагает определенный характер отношений, в рамках которых это «знание» существует. Опытно-практическое знание «авторитарно», транслируется «сверху-вниз», от старших младшим, от отца к сыну, от мастера к ученику и т.д. Оно не  требует «теоретического» обоснования , существует как нечто естественное и обычное, то, что необходимо повторить и усвоить, впитать в себя. Уже потом можно «теоретизировать», рассуждать, рефлектировать. Но вначале надо принять и усвоить. Просто потому, что ты живешь в обществе, а значит осваиваешь принятые в нем способы действия. Большая часть нашей жизни строится по принципу: принять, усвоить, повторить. Это ежедневное повторение множества действий, которые мы выполняем чисто автоматически, не задумываясь об их целесообразности и необходимости. Когда возникает вопрос «почему?», ответ единственный – так принято, так делают все, так делали предки – так делаем мы.

Поскольку в древности этот тип трансляции опыта был доминирующим, формируется соответствующая «идеология» – миф. О мифах написано множество книг и статей, в которых анализируется структура и содержание мифомышления. Мы хотим еще раз показать связь формы практики и формы знания в родовой общине, чтобы понять, как возникает и «работает» миф.

Пытаясь разобраться во множестве «иррациональных» представлений, которыми наполнены мифы и совместить их с реальной жизнью, практикой, исследователи часто видят между ними противоречие, невозможность совместить трезвость и рациональность практики реальной жизни и мифологические фантазии. Как способ разрешения данного противоречия возникла идея двойственности мышления наших предков. Об этом, в частности, писал К. Леви–Стросс. Эти же идеи мы находим в работах Е. М. Мелетинского , по мнению которого можно говорить об «историческом сосуществовании мифологического и научного мышления». Характеризуя эти две формы сознания, Е.М. Мелетинский писал: «Рассматривая соотношение мифологического и научного мышления в синхроническом плане, можно сказать, что научное мышление строится на основе логической иерархии от конкретного к абстрактному и от причин к следствиям, а мифологическое оперирует конкретным и персональным, использованным в качестве знаков так, что иерархии причин и следствий соответствует гипостазирование, иерархия сил и мифологических существ, имеющая семантически ценностное значение»(131,с.767). Многие исследователи говорят о сосуществовании в архаичном общественном  сознании двух пластов идей: порожденных «мифологическим мышлением» и таких представлений, в которых виден отпечаток «научной» мысли. «Научная» мысль, по мнению этих авторов, видна в практически–трудовой деятельности, где все основано на знании и понимании  причинно–следственных связей. В. Б. Иорданский отмечает: «Очевидно, что место, занимаемое в общественном сознании основанными на трудовом и социальном опыте представлениями о мире, всегда было огромным. Более того, именно  эти представления определяли практическую деятельность человека, его общественную активность . Но до известных пределов. В некоторых жизненных ситуациях поступки человека начинали подчиняться его иррациональным представлениям». Далее он делает вывод: «...существование в архаичном общественном сознании двух потоков представлений – одного относительно адекватного окружающей действительности и второго – иррационального – не вызывает сомнений»(85 с.24).

Но откуда же берется иррациональное в архаичном мышлении? Это, как правило, не объясняется. Но, рассматривая ход рассуждений названных авторов, можно сказать, что иррациональное здесь тождественно  заблуждению, которое постепенно вытесняется практическим опытом. Это приводит к рационализации первобытного сознания, его превращению в современное научное сознание.

С нашей точки зрения, мифологическое и научное мышление надо рассмотреть в контексте практики, как формы знания, «работающие» в различных социальных структурах и соответствующие различным формам практики.

Это совокупность навыков и умений, формируемых в процесс самой деятельности. Все, что мы умеем делать, от простейших «умений» пользоваться ложкой и вилкой, забивать гвозди, плавать, играть в футбол, до таких сложных умений, которые необходимы инженеру или врачу, все это мы освоили чисто практически, «подражая» старшим и опытным. Передача опыта, сложившихся в обществе форм деятельности, как в древности, так и теперь в значительной степени основана на принципе «делай как я». Итак, подражание – простейший способ передачи опыта, навыков и умений. Индивид с самого рождения последовательно входит в различные виды деятельности, осваивает совокупность различных умений и навыков, способов обращения с предметами и другими индивидами. Тем самым он обретает практическое знание, которое может быть в той или иной степени осознанным и вербализованным, выраженным в словах и понятиях.

Процесс освоения опыта в обществе австралийских аборигенов исследователи описывают следующим образом: «Ребенок узнает окружающий мир, общепринятые стандарты поведения, участвуя в жизни общины. Это обучение – скорее часть его настоящей жизни, чем подготовка к будущей. Это активный практический процесс; никто не читает ему нравоучений; он наблюдает за другими людьми и подражает им, а они направляют его поведение в нужное русло в ходе личных взаимоотношений» (22,с.114).

Прямая трансляция опыта путем выработки навыков и умений на основе подражания в процессе непосредственного контакта требует минимального набора слов, используемых в виде команд и названий предметов и действий. Но самое главное – «как делать», умение, мастерство – невербализуемо и словами непередаваемо. Главное «знание», например, в ремесле – это умение, которое внутри мастера, особая, приобретаемая в практике, чувствительность пальцев, отточенные годами движения, глазомер и т.д. Подобного рода знания–умения в античности называются тэхнэ – ремесло, искусство, опытность. Аристотель писал, что «ремесленники подобны некоторым неодушевленным предметам: хотя они и делают то или другое, но делают это, сами того не зная (как, например, огонь, который жжет); неодушевленные предметы в каждом таком случае действуют в силу своей природы, а ремесленники – по  привычке» (7,с.66).  Для Аристотеля   такое ремесленное «знание» равно незнанию, поскольку ремесленники не знают причины, почему надо делать именно так. Аристотель здесь оценивает опытно – практическое знание с точки зрения более высокой формы знания, которую он называет эпистема, «наука».  Это знание причин. Позднее мы к этому еще вернемся.

Пока еще раз отметим важную особенность опытно-практического «знания». Оно существует как навык, усвоенный через подражание способ действия, сноровка, умелость, передаваемые в непосредственном общении. В допромышленную эпоху это был основной способ передачи опыта, трансляции культуры в рамках родовой общины или семьи.

Передача опытно-практического «знания» в непосредственном общении, через подражание предполагает определенный характер отношений, в рамках которых это «знание» существует. Опытно-практическое знание «авторитарно», транслируется «сверху-вниз», от старших младшим, от отца к сыну, от мастера к ученику и т.д. Оно не  требует «теоретического» обоснования , существует как нечто естественное и обычное, то, что необходимо повторить и усвоить, впитать в себя. Уже потом можно «теоретизировать», рассуждать, рефлектировать. Но вначале надо принять и усвоить. Просто потому, что ты живешь в обществе, а значит осваиваешь принятые в нем способы действия. Большая часть нашей жизни строится по принципу: принять, усвоить, повторить. Это ежедневное повторение множества действий, которые мы выполняем чисто автоматически, не задумываясь об их целесообразности и необходимости. Когда возникает вопрос «почему?», ответ единственный – так принято, так делают все, так делали предки – так делаем мы.

Поскольку в древности этот тип трансляции опыта был доминирующим, формируется соответствующая «идеология» – миф. О мифах написано множество книг и статей, в которых анализируется структура и содержание мифомышления. Мы хотим еще раз показать связь формы практики и формы знания в родовой общине, чтобы понять, как возникает и «работает» миф.

Пытаясь разобраться во множестве «иррациональных» представлений, которыми наполнены мифы и совместить их с реальной жизнью, практикой, исследователи часто видят между ними противоречие, невозможность совместить трезвость и рациональность практики реальной жизни и мифологические фантазии. Как способ разрешения данного противоречия возникла идея двойственности мышления наших предков. Об этом, в частности, писал К. Леви–Стросс. Эти же идеи мы находим в работах Е. М. Мелетинского , по мнению которого можно говорить об «историческом сосуществовании мифологического и научного мышления». Характеризуя эти две формы сознания, Е.М. Мелетинский писал: «Рассматривая соотношение мифологического и научного мышления в синхроническом плане, можно сказать, что научное мышление строится на основе логической иерархии от конкретного к абстрактному и от причин к следствиям, а мифологическое оперирует конкретным и персональным, использованным в качестве знаков так, что иерархии причин и следствий соответствует гипостазирование, иерархия сил и мифологических существ, имеющая семантически ценностное значение»(131,с.767). Многие исследователи говорят о сосуществовании в архаичном общественном  сознании двух пластов идей: порожденных «мифологическим мышлением» и таких представлений, в которых виден отпечаток «научной» мысли. «Научная» мысль, по мнению этих авторов, видна в практически–трудовой деятельности, где все основано на знании и понимании  причинно–следственных связей. В. Б. Иорданский отмечает: «Очевидно, что место, занимаемое в общественном сознании основанными на трудовом и социальном опыте представлениями о мире, всегда было огромным. Более того, именно  эти представления определяли практическую деятельность человека, его общественную активность . Но до известных пределов. В некоторых жизненных ситуациях поступки человека начинали подчиняться его иррациональным представлениям». Далее он делает вывод: «...существование в архаичном общественном сознании двух потоков представлений – одного относительно адекватного окружающей действительности и второго – иррационального – не вызывает сомнений»(85 с.24).

Но откуда же берется иррациональное в архаичном мышлении? Это, как правило, не объясняется. Но, рассматривая ход рассуждений названных авторов, можно сказать, что иррациональное здесь тождественно  заблуждению, которое постепенно вытесняется практическим опытом. Это приводит к рационализации первобытного сознания, его превращению в современное научное сознание.

С нашей точки зрения, мифологическое и научное мышление надо рассмотреть в контексте практики, как формы знания, «работающие» в различных социальных структурах и соответствующие различным формам практики.