ОМОЛОЖЕННОЕ ЕВАНГЕЛИЕ21

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 _724.php" style="padding:2px; font-size: 14px;">12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 

Говорят, теперь антирелигиозную пропаганду надо вести осто­рожно. Спорить не буду, потому что не спец.

Но сказано о пропаганде антирелигиозной. Насчет религиоз­ной — ничего не сказано.

Поэтому — подальше от греха — займусь пропагандой рели­гиозной.

Хочу в двух словах рассказать о ценнейшем богословско-этическом докладе, весьма разъясняющем суть новейшей религиозной морали.

Читал доклад верующий русский христианин, профессор Ильин. Читал в переполненной аудитории Берлина, Праги и Парижа. Как о том вещала широкая реклама, доклад «произвел громадное впе­чатление» в первых двух городах. В третьем городе, судя по отзы­вам, доклад вызвал меньший восторг. Но не в восторге дело.

Ильин говорил очень много, растекался широким потоком, журчал маленькими ручейками, понижал голос до херувимского шепота и повышал до архангельского рыка. Вспоминая праведных и блаженных в лоне Христовом, кадил «русскому национальному герою» генералу Корнилову, веял над залом благоуханными воскрылиями мыслей «об идее православного меча, утраченной русским сознанием, но сохранившейся в русском сердце и ведшей белых героев»... А по существу высказал совсем ясную и простую мысль.

— Служение Богу, — сказал Ильин, — требует безжалостности к человеку. А жалость к человеку является иногда предательством Божьего дела!

— Из любви к Богу,— говорил еще Ильин, — нужно сдержать любовь к человеку.

— Человек, угасивший в себе образ Божий, — поднял указую­щий перст Ильин, — нуждается не в благожелательстве, а в гневе!

Спасибо христианнейшему философу Ильину. Что у умного на уме, то у Ильина на языке. Не поблагодарят Ильина священники! Но мы — даже похлопать готовы за откровенность.

До сих пор официальная церковная мораль, покрывая и защи­щая капитализм, реакцию, империалистические войны, все же находила нужным держаться хотя бы внешне рассуждении о непро­тивлении злу.

«Аще ударит тебя в одну ланиту, подставишь ему другую», Это добродетельное Евангельское намерение должно было служить укором, в первую очередь для безбожников-революционеров, для коммунистов, для сторонников беспощадной классовой борьбы.

Пусть полковой священник помогал солдатам умерщвлять вра­га. Но тут же, в походной церкви, он пел «на земле мир и в человецех благоволение», говорил проповеди о любви и снисхождении к врагу. Привет религиозному реформатору Ильину! С его приходом непротивленские штучки в церкви упраздняются.

По Ильину, существует «слепое религиозное воззрение», не­правильно убежденное в том, что «все люди равны и все имеют право на жизнь» и существует правильное «одухотворенное» воз­зрение, проникнутое «духовной любовью» и полагающее, что «есть люди, которым лучше умереть».

Отсюда и новая христианская теория: о сопротивлении злу. Ильин жестоко критикует Евангельский завет о прощении обид:

— Да, личных обид! Но кто дал мне право прощать злодею по­ругание святыни? Любовь кончается там, где начинается зло!

Так навинчивает и накручивает богобоязненный философ Ильин христианнейшую эмигрантскую паству. И паства лакомо слушает, словно до пирожков добралась. Вот это мораль! Вот это — христианство-модерн! Вот это — что надо!

...У популярного религиозного философа Ильина есть, кроме духовных, еще и светские обязанности. Во Христе он проповедует «непорочное убийство». В миру — сотрудничает с недавно упомя­нутым Петром Струве в новой газете «Возрождение». И поучает:

— Мы не левые, мы не правые! Мы русские патриоты!22

Чего хотят патриоты из «Возрождения» — мы знаем. Императо­ра и городового хотят они. Духовная и светская идеология, как видите, очень удобно увязана у профессора Ильина!

Бедные, затырканные, замшелые наши попики, живо- и мертво-церковники! Они все еще суетятся, шебаршат, что-то еще комбини­руют про христианскую любовь, всепрощение и общий мир на земле. А их коллеги за границей — уже изготовили новейшей марки патен­тованное православие, с оправданием еврейских погромов, граждан­ской войны и белого террора. Что значит за границей побывали. Сразу забили российских, заскорузлых толстопятых!

И. Демидов

Говорят, теперь антирелигиозную пропаганду надо вести осто­рожно. Спорить не буду, потому что не спец.

Но сказано о пропаганде антирелигиозной. Насчет религиоз­ной — ничего не сказано.

Поэтому — подальше от греха — займусь пропагандой рели­гиозной.

Хочу в двух словах рассказать о ценнейшем богословско-этическом докладе, весьма разъясняющем суть новейшей религиозной морали.

Читал доклад верующий русский христианин, профессор Ильин. Читал в переполненной аудитории Берлина, Праги и Парижа. Как о том вещала широкая реклама, доклад «произвел громадное впе­чатление» в первых двух городах. В третьем городе, судя по отзы­вам, доклад вызвал меньший восторг. Но не в восторге дело.

Ильин говорил очень много, растекался широким потоком, журчал маленькими ручейками, понижал голос до херувимского шепота и повышал до архангельского рыка. Вспоминая праведных и блаженных в лоне Христовом, кадил «русскому национальному герою» генералу Корнилову, веял над залом благоуханными воскрылиями мыслей «об идее православного меча, утраченной русским сознанием, но сохранившейся в русском сердце и ведшей белых героев»... А по существу высказал совсем ясную и простую мысль.

— Служение Богу, — сказал Ильин, — требует безжалостности к человеку. А жалость к человеку является иногда предательством Божьего дела!

— Из любви к Богу,— говорил еще Ильин, — нужно сдержать любовь к человеку.

— Человек, угасивший в себе образ Божий, — поднял указую­щий перст Ильин, — нуждается не в благожелательстве, а в гневе!

Спасибо христианнейшему философу Ильину. Что у умного на уме, то у Ильина на языке. Не поблагодарят Ильина священники! Но мы — даже похлопать готовы за откровенность.

До сих пор официальная церковная мораль, покрывая и защи­щая капитализм, реакцию, империалистические войны, все же находила нужным держаться хотя бы внешне рассуждении о непро­тивлении злу.

«Аще ударит тебя в одну ланиту, подставишь ему другую», Это добродетельное Евангельское намерение должно было служить укором, в первую очередь для безбожников-революционеров, для коммунистов, для сторонников беспощадной классовой борьбы.

Пусть полковой священник помогал солдатам умерщвлять вра­га. Но тут же, в походной церкви, он пел «на земле мир и в человецех благоволение», говорил проповеди о любви и снисхождении к врагу. Привет религиозному реформатору Ильину! С его приходом непротивленские штучки в церкви упраздняются.

По Ильину, существует «слепое религиозное воззрение», не­правильно убежденное в том, что «все люди равны и все имеют право на жизнь» и существует правильное «одухотворенное» воз­зрение, проникнутое «духовной любовью» и полагающее, что «есть люди, которым лучше умереть».

Отсюда и новая христианская теория: о сопротивлении злу. Ильин жестоко критикует Евангельский завет о прощении обид:

— Да, личных обид! Но кто дал мне право прощать злодею по­ругание святыни? Любовь кончается там, где начинается зло!

Так навинчивает и накручивает богобоязненный философ Ильин христианнейшую эмигрантскую паству. И паства лакомо слушает, словно до пирожков добралась. Вот это мораль! Вот это — христианство-модерн! Вот это — что надо!

...У популярного религиозного философа Ильина есть, кроме духовных, еще и светские обязанности. Во Христе он проповедует «непорочное убийство». В миру — сотрудничает с недавно упомя­нутым Петром Струве в новой газете «Возрождение». И поучает:

— Мы не левые, мы не правые! Мы русские патриоты!22

Чего хотят патриоты из «Возрождения» — мы знаем. Императо­ра и городового хотят они. Духовная и светская идеология, как видите, очень удобно увязана у профессора Ильина!

Бедные, затырканные, замшелые наши попики, живо- и мертво-церковники! Они все еще суетятся, шебаршат, что-то еще комбини­руют про христианскую любовь, всепрощение и общий мир на земле. А их коллеги за границей — уже изготовили новейшей марки патен­тованное православие, с оправданием еврейских погромов, граждан­ской войны и белого террора. Что значит за границей побывали. Сразу забили российских, заскорузлых толстопятых!

И. Демидов