«ПРАВЕДНИК»103

Г. Ильин отозвался на статью 3. Н. Гиппиус письмом в редакцию «Возрождения»104.

Письмо извилистое, неспокойное и косящее во все стороны.

Профессор, упорно показывающий, что революция — преступле­ние, смешивающий революционеров, а заодно с ними всю интелли­генцию с карманщиками и убийцами, пишет теперь:

Русская революция есть процесс стихийный и болезненный, нам надо не искать виновников106, а исследовать причины, кризис слиш­ком глубок, слишком идеен.

Профессор не жаждет мести. Он не «мечтает о реставрации» (а о чем?). Он хочет идти в Россию «с духом братства, с духом амнис­тии». Прекрасно. Но ведь мы читаем в книжке проф. Ильина объяс­нение:

Имеет смысл сказать, что свирепая мстительность есть зло, но не имеет смысла сказать, что кровавый разрез есть зло...

Мы знаем также, что для него отрицание смертной казни есть:

благоговейный противоестественный трепет пред телом злодея.

Столыпин тоже уверял, что смертная казнь не месть, а кровавый хирургический разрез. Ленин держался приблизительно того же мнения.

Но оставим иезуитские софизмы «философа» и вспомним, что пишет «публицист» в статьях, вызвавших возмущенную отповедь 3. Н. Гиппиус.

Болтали о государстве и государыне: не было ли измены? нужен ли вообще Царь? и не лучше ли республика? И уже одним этим предрешали вопрос, ибо, перестав верить Царю, не имели уже осно­ваний поверить кому бы то ни было.

Или:

потеряв Царя, потеряли и царя в своей голове, вторгшись с бес­честием во дворец и на форум, не могли уже устоять от соблазна по­следнего и всяческого бесчестия. Какое же государство возможно на бесчестии? Бесстыдно-обезьянье?

Болтали об Учредительном собрании, как если бы толпа праздно­словящих дезертиров и погромщиков, никому не доверяющая и ни­чего не уважающая,— чернь без чести,— могла бы «учредить» ка­кой-то новый правопорядок... Какой же? Хамовластье? (см. «Мол­чание и болтовня»106).

Автор этих и подобных пошлостей находит возможным обвинять г-жу Гиппиус в «дурном тоне», «злобности» и «инсинуациях».

Но лучше всего последний аргумент г. Ильина.

В понимании христианства я не одинок, и духовная поддержка таких иерархов, как Митрополит Антоний, Архиепископ Анастасий Иерусалимский и Епископ Тихон Берлинский, дает мне уверенность в том, что я не изобрел никакой новой ереси.

Если так, то зачем же вилять и зачем вести фальшивые речи о братстве, амнистии и т. д.

Ведь индульгенция дана?

Г. Ильин отозвался на статью 3. Н. Гиппиус письмом в редакцию «Возрождения»104.

Письмо извилистое, неспокойное и косящее во все стороны.

Профессор, упорно показывающий, что революция — преступле­ние, смешивающий революционеров, а заодно с ними всю интелли­генцию с карманщиками и убийцами, пишет теперь:

Русская революция есть процесс стихийный и болезненный, нам надо не искать виновников106, а исследовать причины, кризис слиш­ком глубок, слишком идеен.

Профессор не жаждет мести. Он не «мечтает о реставрации» (а о чем?). Он хочет идти в Россию «с духом братства, с духом амнис­тии». Прекрасно. Но ведь мы читаем в книжке проф. Ильина объяс­нение:

Имеет смысл сказать, что свирепая мстительность есть зло, но не имеет смысла сказать, что кровавый разрез есть зло...

Мы знаем также, что для него отрицание смертной казни есть:

благоговейный противоестественный трепет пред телом злодея.

Столыпин тоже уверял, что смертная казнь не месть, а кровавый хирургический разрез. Ленин держался приблизительно того же мнения.

Но оставим иезуитские софизмы «философа» и вспомним, что пишет «публицист» в статьях, вызвавших возмущенную отповедь 3. Н. Гиппиус.

Болтали о государстве и государыне: не было ли измены? нужен ли вообще Царь? и не лучше ли республика? И уже одним этим предрешали вопрос, ибо, перестав верить Царю, не имели уже осно­ваний поверить кому бы то ни было.

Или:

потеряв Царя, потеряли и царя в своей голове, вторгшись с бес­честием во дворец и на форум, не могли уже устоять от соблазна по­следнего и всяческого бесчестия. Какое же государство возможно на бесчестии? Бесстыдно-обезьянье?

Болтали об Учредительном собрании, как если бы толпа праздно­словящих дезертиров и погромщиков, никому не доверяющая и ни­чего не уважающая,— чернь без чести,— могла бы «учредить» ка­кой-то новый правопорядок... Какой же? Хамовластье? (см. «Мол­чание и болтовня»106).

Автор этих и подобных пошлостей находит возможным обвинять г-жу Гиппиус в «дурном тоне», «злобности» и «инсинуациях».

Но лучше всего последний аргумент г. Ильина.

В понимании христианства я не одинок, и духовная поддержка таких иерархов, как Митрополит Антоний, Архиепископ Анастасий Иерусалимский и Епископ Тихон Берлинский, дает мне уверенность в том, что я не изобрел никакой новой ереси.

Если так, то зачем же вилять и зачем вести фальшивые речи о братстве, амнистии и т. д.

Ведь индульгенция дана?