«О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ»4
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 _724.php" style="padding:2px; font-size: 14px;">12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36
В воскресенье 24 мая Союз офицеров б. Российских армий и флота, Русский национальный студенческий союз и Внепартийное национальное объединение русских в Германии устроили заседание, посвященное памяти национального русского героя Лавра Георгиевича Корнилова. Речь на тему: «О сопротивлении злу» произнес проф. И. А. Ильин, указавший, что творческое напряжение героя, утверждающее национальный символ, является исходным путем для всех тех, кто ищет этот утраченный символ. Еще не поставлен — из камня и дерева — памятник Лавру Георгиевичу Корнилову, но духовный образ его неотступно стоит перед нами и, несомненно, он будет поставлен когда-нибудь рядом с Мининым и Пожарским. Идея православного меча, священная и великая идея, была движущей силой Корнилова, Среди причин, которые привели нас к национальной катастрофе, главная — это неверное строение нашей души, выражающееся в сентиментальной размягченности. В этом искажении нашей души не последнюю роль сыграла толстовская идея о непротивлении злу, идея, которой присуща соблазнительная видимость единственного правильного толкования слова Христова. И докладчик надеется, что эта толстовская страничка русской нигилистической морали будет скоро вырвана, а на ее место поставлена старая русская идея православного меча.
Сопротивление злу проистекает из одухотворенной любви, ибо.. любовь без духа не реальная ценность, а нереализующая сила. Эта любовь вступает в единение только с живым добром. Одухотворенная любовь определяется ее религиозным освящением. Она перестраивает все мировоззрение — изменяет отношение к Богу и к родине, религии и семье. В глазах одухотворенной любви множество людей, как таковое, не может заменить качеств одного человека. Она знает, что есть люди, которым лучше бы умереть или не родиться, чем злодействовать. Истинная любовь не знает сентиментальной гуманности. Начало духа ограничивает любовь, указывает предел ее слепому развитию. Не любит вовсе тот, кто утверждает, что любит все. Духовная зрячесть и духовная воля полагают ту грань, где кончается ложная гуманность. Перед нами должен быть всегда образ Архангела Михаила, образ хранителя Георгия.
Христианин, желающий соблюдать учение, не призван вовсе к тому, чтобы показывать умиленную любовь к нераскаявшемуся злодею. Проблема бытия злодея не есть только проблема пострадавшего. Обиженный может и должен простить личную обиду. Но в душе у него не должно быть сентиментальных иллюзий, будто, простив злодея, он уничтожил зло. «Не противься злу» — надо понимать в смысле кроткого перенесения личных обид. Нельзя этот благой призыв понимать как непротивление злу вообще. Св. Феодосии Печерский учил: живите в мире со своими врагами, а не врагами Божьими. Духовная любовь имеет силу остановиться на стойком «нет». Единственная ее функция — благожелательство. Земной любви свойственно беспредметное умиление, из которого и проистекает эта слащавая мораль. Наоборот, духовная любовь знает, что между основными заповедями Христа может возникнуть лишь внешний конфликт именно тогда, когда любовь к Богу требует беспощадного и жесткого отношения к людям. Не слабость, не падение, не заблуждение, не грешность караются, ибо карающий по-прежнему желает караемому преображения и очищения; карается зло, его самоутверждение. Есть злодеи, по отношению к которым должна быть подавлена последняя вспышка жалости. Так духовная любовь, поставившая себе задачу искоренение зла как такового, приходит к необходимости института смертной казни. Оставаясь в родном лоне благожелательства, духовная любовь видит различные стадии отношения к злодею: неодобрение, несочувствие, осуждение, обличение, противодействие и как последняя стадия — смерть.
Путь отрицательной любви безрадостен. Вступивший на этот путь подвергнется осуждению сентиментальных и безвольных, тех, кто во имя либерализма только ждет того момента, чтобы призвать Пугачева и Разина и, открыв тюрьмы, показать нам, что могут сделать соединенные силы революции и уголовщины.
В понятии этого безрадостного пути и кроется понимание идеи православного русского меча.
И этим мечом был препоясан Лавр Георгиевич Корнилов.
В воскресенье 24 мая Союз офицеров б. Российских армий и флота, Русский национальный студенческий союз и Внепартийное национальное объединение русских в Германии устроили заседание, посвященное памяти национального русского героя Лавра Георгиевича Корнилова. Речь на тему: «О сопротивлении злу» произнес проф. И. А. Ильин, указавший, что творческое напряжение героя, утверждающее национальный символ, является исходным путем для всех тех, кто ищет этот утраченный символ. Еще не поставлен — из камня и дерева — памятник Лавру Георгиевичу Корнилову, но духовный образ его неотступно стоит перед нами и, несомненно, он будет поставлен когда-нибудь рядом с Мининым и Пожарским. Идея православного меча, священная и великая идея, была движущей силой Корнилова, Среди причин, которые привели нас к национальной катастрофе, главная — это неверное строение нашей души, выражающееся в сентиментальной размягченности. В этом искажении нашей души не последнюю роль сыграла толстовская идея о непротивлении злу, идея, которой присуща соблазнительная видимость единственного правильного толкования слова Христова. И докладчик надеется, что эта толстовская страничка русской нигилистической морали будет скоро вырвана, а на ее место поставлена старая русская идея православного меча.
Сопротивление злу проистекает из одухотворенной любви, ибо.. любовь без духа не реальная ценность, а нереализующая сила. Эта любовь вступает в единение только с живым добром. Одухотворенная любовь определяется ее религиозным освящением. Она перестраивает все мировоззрение — изменяет отношение к Богу и к родине, религии и семье. В глазах одухотворенной любви множество людей, как таковое, не может заменить качеств одного человека. Она знает, что есть люди, которым лучше бы умереть или не родиться, чем злодействовать. Истинная любовь не знает сентиментальной гуманности. Начало духа ограничивает любовь, указывает предел ее слепому развитию. Не любит вовсе тот, кто утверждает, что любит все. Духовная зрячесть и духовная воля полагают ту грань, где кончается ложная гуманность. Перед нами должен быть всегда образ Архангела Михаила, образ хранителя Георгия.
Христианин, желающий соблюдать учение, не призван вовсе к тому, чтобы показывать умиленную любовь к нераскаявшемуся злодею. Проблема бытия злодея не есть только проблема пострадавшего. Обиженный может и должен простить личную обиду. Но в душе у него не должно быть сентиментальных иллюзий, будто, простив злодея, он уничтожил зло. «Не противься злу» — надо понимать в смысле кроткого перенесения личных обид. Нельзя этот благой призыв понимать как непротивление злу вообще. Св. Феодосии Печерский учил: живите в мире со своими врагами, а не врагами Божьими. Духовная любовь имеет силу остановиться на стойком «нет». Единственная ее функция — благожелательство. Земной любви свойственно беспредметное умиление, из которого и проистекает эта слащавая мораль. Наоборот, духовная любовь знает, что между основными заповедями Христа может возникнуть лишь внешний конфликт именно тогда, когда любовь к Богу требует беспощадного и жесткого отношения к людям. Не слабость, не падение, не заблуждение, не грешность караются, ибо карающий по-прежнему желает караемому преображения и очищения; карается зло, его самоутверждение. Есть злодеи, по отношению к которым должна быть подавлена последняя вспышка жалости. Так духовная любовь, поставившая себе задачу искоренение зла как такового, приходит к необходимости института смертной казни. Оставаясь в родном лоне благожелательства, духовная любовь видит различные стадии отношения к злодею: неодобрение, несочувствие, осуждение, обличение, противодействие и как последняя стадия — смерть.
Путь отрицательной любви безрадостен. Вступивший на этот путь подвергнется осуждению сентиментальных и безвольных, тех, кто во имя либерализма только ждет того момента, чтобы призвать Пугачева и Разина и, открыв тюрьмы, показать нам, что могут сделать соединенные силы революции и уголовщины.
В понятии этого безрадостного пути и кроется понимание идеи православного русского меча.
И этим мечом был препоясан Лавр Георгиевич Корнилов.