А. К.92

И.А. ИЛЬИН. О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ СИЛОЙ93

Интересной книге талантливого философа не повезло. Отдельные главы из прочитанных проф. Ильиным во всех столицах русской эмиграции и появившиеся затем в печати (в газете «Возрождение») вызвали в свое время шумную и озлобленную полемику, исчерпав­шую, по-видимому, интерес к затронутой им теме. Впрочем, поле­мику вызывали, по-видимому, не сами тезисы и положения автора, а то политическое, конкретное их истолкование и применение, в ко­тором отчасти, конечно, повинен и сам автор, отчасти же — и едва ли не в большей мере — его политические единомышленники и противники.

А между тем поставленный проф. Ильиным вопрос о «сопротив­лении злу», об активной борьбе со злом является кардинальной проблемой как этики, так и философии права, а пожалуй, и филосо­фии религии, и конечно, ответ на него в равной мере обязателен как для монархиста, так и для демократа. Вдобавок и связь между опре­деленным решением, даваемым Ильиным, и его политическими воз­зрениями является, по моему мнению, вполне случайной.

Я не знаю, согласится ли со мной в данном случае проф. Ильин, но это не важно. Ибо если он и не согласится, то это будет только лишним доказательством того, что политическая и философская позиции проф. Ильина не связаны между собою неразрывной цепью логических умозаключений и что абсолютные принципы допускают всевозможные конкретные применения.

Но оставим применения — им же несть числа — и вернемся к единственно нас интересующему философскому вопросу: можно или нет активно бороться со злом, можно или нет в этой борьбе причи­нять другому страдание, даже смерть? И если можно, а может быть, и должно, то как совместить подобный долг с христианской запо­ведью любви? И не следует ли, наоборот, отвергнуть как недопус­тимый, как греховный подобного рода «долг» и вместе с Толстым признать единственно законной с христианской точки зрения пози­цию последовательного непротивленчества.

Конечно, практически вопрос решен. Конечно, практически, по­жалуй, и не нужно было вновь подвергать уничтожающей критике толстовское непротивленчество, давно уже не играющее почти ни­какой роли в русской духовной жизни, давно уже вдобавок подверг­нутое уничтожающей критике Вл. Соловьевым.

Но это практически! А в теории и до сих пор еще господствуют грубо прагматические и глубоко лицемерные учения о наказании — устрашении, наказании — исправлении и наказании — искуплении. Да и на практике толстовство, как таковое, конечно, мертво, но разве не выразителями родственных толстовству настроений явля­ются современные пацифисты и conscious objecters?94

И как на самом деле совместить признание абсолютной ценности человеческой личности с необходимостью уничтожения — по край­ней мере в ее земном явлении — этой самой личности? Не помогает и лицемерная ссылка на Евангельский текст: «блажен да кто душу (жизнь, как обычно толкуют) положит за други своя». Ведь в том-то и дело, что не свою душу, а чужую приходится класть для други «своя».

Чрезвычайно ценной является в книге Ильина глубокая, действи­тельно уничтожающая критика индивидуалистического эгоизма-нейтрализма (этой последней основы всякого непротивленчества), заботящегося только о своем личном спасении, пытающегося от­вергнуть основанную на общечеловеческой солидарности ответст­венность каждого за все совершающееся, хотя бы и не им совершен­ное. И во всей своей трагической безысходности выявляется Ильи­ным страшная дилемма: или греховное попустительство творя­щемуся злу — или, тоже греховная, активная борьба с ним. И как бы мы ни относились к авторитетности — признаваемой проф. Ильи­ным — фактически данных, по его мнению, Архангелом Михаилом, Ослябей и Пересветом, Христолюбивым Воинством и Доброволь­ческой Армией решений,— нельзя не отметить оригинальности и силы даваемого самим Ильиным на основе необычно тонкого глу­бокого анализа двойственного характера акта любви (любви поло­жительной, утверждающей; и отрицательной, испепеляющей) реше­ния — толкования приведенного нами Евангельского текста: гре­ховный сам по себе акт может быть в то же время долгом, не теряя при этом характера греха и не переставая из-за греховности быть долгом.

И.А. ИЛЬИН. О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ СИЛОЙ93

Интересной книге талантливого философа не повезло. Отдельные главы из прочитанных проф. Ильиным во всех столицах русской эмиграции и появившиеся затем в печати (в газете «Возрождение») вызвали в свое время шумную и озлобленную полемику, исчерпав­шую, по-видимому, интерес к затронутой им теме. Впрочем, поле­мику вызывали, по-видимому, не сами тезисы и положения автора, а то политическое, конкретное их истолкование и применение, в ко­тором отчасти, конечно, повинен и сам автор, отчасти же — и едва ли не в большей мере — его политические единомышленники и противники.

А между тем поставленный проф. Ильиным вопрос о «сопротив­лении злу», об активной борьбе со злом является кардинальной проблемой как этики, так и философии права, а пожалуй, и филосо­фии религии, и конечно, ответ на него в равной мере обязателен как для монархиста, так и для демократа. Вдобавок и связь между опре­деленным решением, даваемым Ильиным, и его политическими воз­зрениями является, по моему мнению, вполне случайной.

Я не знаю, согласится ли со мной в данном случае проф. Ильин, но это не важно. Ибо если он и не согласится, то это будет только лишним доказательством того, что политическая и философская позиции проф. Ильина не связаны между собою неразрывной цепью логических умозаключений и что абсолютные принципы допускают всевозможные конкретные применения.

Но оставим применения — им же несть числа — и вернемся к единственно нас интересующему философскому вопросу: можно или нет активно бороться со злом, можно или нет в этой борьбе причи­нять другому страдание, даже смерть? И если можно, а может быть, и должно, то как совместить подобный долг с христианской запо­ведью любви? И не следует ли, наоборот, отвергнуть как недопус­тимый, как греховный подобного рода «долг» и вместе с Толстым признать единственно законной с христианской точки зрения пози­цию последовательного непротивленчества.

Конечно, практически вопрос решен. Конечно, практически, по­жалуй, и не нужно было вновь подвергать уничтожающей критике толстовское непротивленчество, давно уже не играющее почти ни­какой роли в русской духовной жизни, давно уже вдобавок подверг­нутое уничтожающей критике Вл. Соловьевым.

Но это практически! А в теории и до сих пор еще господствуют грубо прагматические и глубоко лицемерные учения о наказании — устрашении, наказании — исправлении и наказании — искуплении. Да и на практике толстовство, как таковое, конечно, мертво, но разве не выразителями родственных толстовству настроений явля­ются современные пацифисты и conscious objecters?94

И как на самом деле совместить признание абсолютной ценности человеческой личности с необходимостью уничтожения — по край­ней мере в ее земном явлении — этой самой личности? Не помогает и лицемерная ссылка на Евангельский текст: «блажен да кто душу (жизнь, как обычно толкуют) положит за други своя». Ведь в том-то и дело, что не свою душу, а чужую приходится класть для други «своя».

Чрезвычайно ценной является в книге Ильина глубокая, действи­тельно уничтожающая критика индивидуалистического эгоизма-нейтрализма (этой последней основы всякого непротивленчества), заботящегося только о своем личном спасении, пытающегося от­вергнуть основанную на общечеловеческой солидарности ответст­венность каждого за все совершающееся, хотя бы и не им совершен­ное. И во всей своей трагической безысходности выявляется Ильи­ным страшная дилемма: или греховное попустительство творя­щемуся злу — или, тоже греховная, активная борьба с ним. И как бы мы ни относились к авторитетности — признаваемой проф. Ильи­ным — фактически данных, по его мнению, Архангелом Михаилом, Ослябей и Пересветом, Христолюбивым Воинством и Доброволь­ческой Армией решений,— нельзя не отметить оригинальности и силы даваемого самим Ильиным на основе необычно тонкого глу­бокого анализа двойственного характера акта любви (любви поло­жительной, утверждающей; и отрицательной, испепеляющей) реше­ния — толкования приведенного нами Евангельского текста: гре­ховный сам по себе акт может быть в то же время долгом, не теряя при этом характера греха и не переставая из-за греховности быть долгом.