Н. Вакар

ПО ПОВОДУ «МЕЧА»42

На статьи И. П. Демидова в «Последних новостях» проповед­ник нового христианства И. А. Ильин весьма не христиански выбра­нился.

«Возрождение» опубликовало фельетон, в котором г. Ильин, курьезно поделив статью на две части (мелким шрифтом — по адре­су недостойного Демидова, крупным шрифтом — вообще к благо­говеющим народам43), рассказывает, что г. Демидов поступил с ним, г. Ильиным, недобросовестно, все «сочинил», опустился в споре ниже того «нравственного уровня», на котором стоит спорить, совершил «легкомысленную и злую выходку».

Так теория о «сопротивлении злу» устами самого автора при­обретает, наконец, формы практического осуществления.

Речь, однако, не об этом. Г. Демидов, если найдет нужным, сам на это ответит.

*     *     *

Понимая борьбу со злом только как сопротивление, г. Ильин выдвигает и защищает мысль о «православно обоснованном мече». Что это значит, не совсем понятно, потому что г. Ильин тут же огова­ривается, что «православное обоснование» отнюдь не надо при­нимать за «оправдание» или за «освящение». Сам нанеся, таким образом, ущерб своему основному утверждению, г. Ильин тотчас же подпирает его костылем, занятым в катехизисе митр. Филарета: казнь «православно обосновывается», говорит он, тем обстоятель­ством, что христианское сознание «допускает ее как необходимость» в тех случаях, когда исчерпаны все иные меры «сопротивления злу»,

Первоначальное утверждение и обещанное «обоснование» меча и казни за ненахождением достойных аргументов поневоле сводится г. Ильиным всего только к допущению их христианским сознанием, что, очевидно, не одно и то же.

Если дело только в этом, то, собственно говоря, не из-за чего ломать копий: христианское сознание последних семнадцати веков шло ведь еще дальше и не только «допускало», но и само устами церкви вооружало меч не только в случаях «необходимости», но даже в случаях церковно-политической (напр., инквизиция XIII— XV вв.) или административн. (напр., папа Александр VI) целесо­образности. Причем папа Павел IV инквизицию (сжегшую с 1481 по 1809 год—И. А. Ильин согласится: без крайней «необходи­мости» —31912 человек)  называл «благодатным внушением Св. Духа».

Г. Ильин, может быть, негодующе скажет: это к делу не отно­сится, потому что это католики.

Что  же,  оставим католиков в стороне.  В Своде законов Рос­сийской империи,  т. I,  г. Ильин читал или может прочесть, что еще не так давно (всего десять лет назад) главою православной церкви был опоясанный мечом самодержец, «осуществлявший управление церковью через посредство Св. Синода и пр.»... Обосно­вание для «православного меча» несколько более твердое и вну­шительное, чем речи, статьи и даже книги г. Ильина.

Возможно, впрочем, что г. Ильин не хочет или не решается идти так далеко; однако для такого предположения нет, к сожалению, больших оснований. Недаром автор «новой теории» ищет свои ар­гументы преимущественно в церковно-исторической практике Откровения и избегает искать их в самом Откровении.

*     *     *

Дело, однако, не просто в «сопротивлении злу».

Г. Ильин ведь проповедует не правило личного поведения хри­стианина, а некую общую максиму и возлагает задачу ее осуще­ствления на государственную власть, которой-де отдельный хри­стианин должен передоверить лично им ведомую борьбу со злом.

Здесь под «мечом» г. Ильина шевелится иная проблема, более существенная и важная.

Проблема эта тоже не нова и уже имела ряд разрешений на про­тяжении христианской истории, в частности и по преимуществу такие же, какие теперь снова предлагает г. Ильин. По существу, ее можно выразить так:

— Как служить миру сему, Мамоне44, сохраняя спокойную совесть для ответа Господу Богу?

Этого вопроса не существовало для первого христианства, так как оно не ставило перед христианином проблем вне внутрен­него мира человека; поэтому, с другой стороны, оно и не требовало от христианина ухода от внешнего мира. Кесарево воздавалось кесарю, а Божие — Богу.

С возникновением «христианского государства» рядом с пробле­мой духовного воскресения человека впервые стала проблема внеш­него устроения человека: устроения мира, а тем самым и службы миру. И как только церковь этим занялась, тотчас же христианин ощутил непонятную до тех пор потребность... уйти от мира. Не слу­чайно монашество возникло только в IV веке. Христианин бежал от внешне навязанного ему «христианского общества», от Мамоны, прошедшего через обряд крещения...

Г. Ильин хочет повторить этот опыт, снова желает «Божье» передоверить «кесарю» и по рецепту баптистов вновь окрестить вошедшего в сознательный возраст «Мамону». Желает же он этого потому, что в «государственном властителе» видит «Божьего слугу для наказания преступников и злодеев и для загражде­ния уст безумных людей». В доказательство ссылается на ап. Павла:

«Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от нее. Ибо начальник есть Божий слуга тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повино­ваться не только из страха наказания, но и по совести» (Римл, 13, 3—5).

Г. Ильин, может быть, не учел, что эти слова были сказаны  по поводу не какой-либо иной, но логической (и враждебной христианст.) власти. Ссылаться на них в том смысле, какой им при­писывает г. Ильин, можно в наше время совсем не в защиту и в оправдание того, что хочет защищать г. Ильин, а как раз наоборот. Например, для защиты и оправдания... большевистской власти, тоже вроде как бы «языческой» и к христианству враждебной, тем более для оправдания и защиты прочей современной власти, равнодушной к христианской церкви...

Выделив в словах ан. Павла одно и придав выделенному фор­мально-нормативный смысл, г. Ильин пренебрег другим: цити­руя 13-ю главу Послания к Римлянам, он пренебрег предшествую­щей ей, двенадцатой, где по общему с 13-й главой поводу написано:

«И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обнов­лением ума вашего, чтобы вам познавать45, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (12, 2).

...но думайте скромно, по мере веры. какую каждому Бог уделил (12, 3)... Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте (12, 14).

...Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (12, 18).

А приведенная самим г. Ильиным цитата кончается так:

«...надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (13, 5).

Это, как и многое, что можно извлечь из Св. Евангелия и Апостольских Посланий, определяет смысл цитаты о «Божьем слу­ге» существенно иначе, чем того хочется г. Ильину.

Первое христианство оставляло за сыном церкви полную свободу по совести (в меру своего христианского разумения, или, по слову св. Иоанна Лествичника, «в меру возраста во Христе»46) само­стоятельно определять свое личное отношение к внешнему миру (государству, обществу, власти). Советы же, как поступать в таких случаях, не воздвигались в общеобязательную норму.

Правда, признавалось, что «сей мир» пребывает во зле, и хри­стианину вменялось в долг бороться со злом. Эта борьба, однако, отнюдь не была похожа на «сопротивление» и по самой своей при­роде никак не могла быть передоверена «государственной» власти. Тот же ап. Павел пишет:

«Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, на­пои его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (12, 20—21).

Это уже не сопротивление злу (Ветхий Завет), а преодоление и претворение зла и преображение злодея (Новый Завет).

Конечно: «Могий вместити, да вместит»... Но от неспособно-ти «вмещения» г. Ильину не следует пытаться возводить челове­ческую немощь во Христову заповедь.

*     *     *

Всякая власть при известных условиях признавалась за благо. Она тогда благо, когда борется с тем же злом, с каким борется христианин. Но власть борется со злом иначе, чем борется христиа­нин причем часто и зло понимает иначе, чем христианин. При этом, по видимому, прежде понималось так: если задачей «кесаря» было сопротивление злу, то «Божьим делом» было преодоление и пре­ображение зла. Когда же, несмотря на это, «государственный властитель» отождествляет свою борьбу с делом Христовым, христианин бежал от него в монастырь, в секты, в пустыню... бежал от лжи и лицемерия Христовым именем.

*     *     *

Именно государственная власть — всякая: христианская и не христианская — боролась и борется со злом посредством сопро­тивления злу в меру своего разумения о зле (и именно по формуле г. Ильина: от «неодобрения» до «тюрьмы» и «смертной казни»).

В христианстве, особенно же в православии, — и это ничуть не толстовство, как пытается изобразить г. Ильин, — вместо проблемы «сопротивления злу» с первых веков по наши, дни, пусть истори­чески затуманенная и помутненная, но по-прежнему живая и истин­ная, стоит иная проблема — проблема преодоления зла. Точнее и правильнее — не только преодоления, но преображения и пре­творения зла.

Это совсем не то, что «сопротивление» и «православно обосно­ванный меч».

Г. Ильин, однако, настаивает: кесаря произвести в «Божьи слу­ги», окрестить и оправославить; на дела его наложить христиан­скую санкцию; оставив все по-старому (ибо что же г. Ильин сказал нового?), прибить на фронтоне вывеску: «Православно обоснован­ный меч!»

Неужели — не «философически», а попросту «по-честному», положа руку на сердце,

— он действительно думает, что в результате явится большее, чем неискусная и лицемерная симуляция хри­стианского общества?

ПО ПОВОДУ «МЕЧА»42

На статьи И. П. Демидова в «Последних новостях» проповед­ник нового христианства И. А. Ильин весьма не христиански выбра­нился.

«Возрождение» опубликовало фельетон, в котором г. Ильин, курьезно поделив статью на две части (мелким шрифтом — по адре­су недостойного Демидова, крупным шрифтом — вообще к благо­говеющим народам43), рассказывает, что г. Демидов поступил с ним, г. Ильиным, недобросовестно, все «сочинил», опустился в споре ниже того «нравственного уровня», на котором стоит спорить, совершил «легкомысленную и злую выходку».

Так теория о «сопротивлении злу» устами самого автора при­обретает, наконец, формы практического осуществления.

Речь, однако, не об этом. Г. Демидов, если найдет нужным, сам на это ответит.

*     *     *

Понимая борьбу со злом только как сопротивление, г. Ильин выдвигает и защищает мысль о «православно обоснованном мече». Что это значит, не совсем понятно, потому что г. Ильин тут же огова­ривается, что «православное обоснование» отнюдь не надо при­нимать за «оправдание» или за «освящение». Сам нанеся, таким образом, ущерб своему основному утверждению, г. Ильин тотчас же подпирает его костылем, занятым в катехизисе митр. Филарета: казнь «православно обосновывается», говорит он, тем обстоятель­ством, что христианское сознание «допускает ее как необходимость» в тех случаях, когда исчерпаны все иные меры «сопротивления злу»,

Первоначальное утверждение и обещанное «обоснование» меча и казни за ненахождением достойных аргументов поневоле сводится г. Ильиным всего только к допущению их христианским сознанием, что, очевидно, не одно и то же.

Если дело только в этом, то, собственно говоря, не из-за чего ломать копий: христианское сознание последних семнадцати веков шло ведь еще дальше и не только «допускало», но и само устами церкви вооружало меч не только в случаях «необходимости», но даже в случаях церковно-политической (напр., инквизиция XIII— XV вв.) или административн. (напр., папа Александр VI) целесо­образности. Причем папа Павел IV инквизицию (сжегшую с 1481 по 1809 год—И. А. Ильин согласится: без крайней «необходи­мости» —31912 человек)  называл «благодатным внушением Св. Духа».

Г. Ильин, может быть, негодующе скажет: это к делу не отно­сится, потому что это католики.

Что  же,  оставим католиков в стороне.  В Своде законов Рос­сийской империи,  т. I,  г. Ильин читал или может прочесть, что еще не так давно (всего десять лет назад) главою православной церкви был опоясанный мечом самодержец, «осуществлявший управление церковью через посредство Св. Синода и пр.»... Обосно­вание для «православного меча» несколько более твердое и вну­шительное, чем речи, статьи и даже книги г. Ильина.

Возможно, впрочем, что г. Ильин не хочет или не решается идти так далеко; однако для такого предположения нет, к сожалению, больших оснований. Недаром автор «новой теории» ищет свои ар­гументы преимущественно в церковно-исторической практике Откровения и избегает искать их в самом Откровении.

*     *     *

Дело, однако, не просто в «сопротивлении злу».

Г. Ильин ведь проповедует не правило личного поведения хри­стианина, а некую общую максиму и возлагает задачу ее осуще­ствления на государственную власть, которой-де отдельный хри­стианин должен передоверить лично им ведомую борьбу со злом.

Здесь под «мечом» г. Ильина шевелится иная проблема, более существенная и важная.

Проблема эта тоже не нова и уже имела ряд разрешений на про­тяжении христианской истории, в частности и по преимуществу такие же, какие теперь снова предлагает г. Ильин. По существу, ее можно выразить так:

— Как служить миру сему, Мамоне44, сохраняя спокойную совесть для ответа Господу Богу?

Этого вопроса не существовало для первого христианства, так как оно не ставило перед христианином проблем вне внутрен­него мира человека; поэтому, с другой стороны, оно и не требовало от христианина ухода от внешнего мира. Кесарево воздавалось кесарю, а Божие — Богу.

С возникновением «христианского государства» рядом с пробле­мой духовного воскресения человека впервые стала проблема внеш­него устроения человека: устроения мира, а тем самым и службы миру. И как только церковь этим занялась, тотчас же христианин ощутил непонятную до тех пор потребность... уйти от мира. Не слу­чайно монашество возникло только в IV веке. Христианин бежал от внешне навязанного ему «христианского общества», от Мамоны, прошедшего через обряд крещения...

Г. Ильин хочет повторить этот опыт, снова желает «Божье» передоверить «кесарю» и по рецепту баптистов вновь окрестить вошедшего в сознательный возраст «Мамону». Желает же он этого потому, что в «государственном властителе» видит «Божьего слугу для наказания преступников и злодеев и для загражде­ния уст безумных людей». В доказательство ссылается на ап. Павла:

«Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от нее. Ибо начальник есть Божий слуга тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повино­ваться не только из страха наказания, но и по совести» (Римл, 13, 3—5).

Г. Ильин, может быть, не учел, что эти слова были сказаны  по поводу не какой-либо иной, но логической (и враждебной христианст.) власти. Ссылаться на них в том смысле, какой им при­писывает г. Ильин, можно в наше время совсем не в защиту и в оправдание того, что хочет защищать г. Ильин, а как раз наоборот. Например, для защиты и оправдания... большевистской власти, тоже вроде как бы «языческой» и к христианству враждебной, тем более для оправдания и защиты прочей современной власти, равнодушной к христианской церкви...

Выделив в словах ан. Павла одно и придав выделенному фор­мально-нормативный смысл, г. Ильин пренебрег другим: цити­руя 13-ю главу Послания к Римлянам, он пренебрег предшествую­щей ей, двенадцатой, где по общему с 13-й главой поводу написано:

«И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обнов­лением ума вашего, чтобы вам познавать45, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (12, 2).

...но думайте скромно, по мере веры. какую каждому Бог уделил (12, 3)... Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте (12, 14).

...Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (12, 18).

А приведенная самим г. Ильиным цитата кончается так:

«...надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (13, 5).

Это, как и многое, что можно извлечь из Св. Евангелия и Апостольских Посланий, определяет смысл цитаты о «Божьем слу­ге» существенно иначе, чем того хочется г. Ильину.

Первое христианство оставляло за сыном церкви полную свободу по совести (в меру своего христианского разумения, или, по слову св. Иоанна Лествичника, «в меру возраста во Христе»46) само­стоятельно определять свое личное отношение к внешнему миру (государству, обществу, власти). Советы же, как поступать в таких случаях, не воздвигались в общеобязательную норму.

Правда, признавалось, что «сей мир» пребывает во зле, и хри­стианину вменялось в долг бороться со злом. Эта борьба, однако, отнюдь не была похожа на «сопротивление» и по самой своей при­роде никак не могла быть передоверена «государственной» власти. Тот же ап. Павел пишет:

«Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, на­пои его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (12, 20—21).

Это уже не сопротивление злу (Ветхий Завет), а преодоление и претворение зла и преображение злодея (Новый Завет).

Конечно: «Могий вместити, да вместит»... Но от неспособно-ти «вмещения» г. Ильину не следует пытаться возводить челове­ческую немощь во Христову заповедь.

*     *     *

Всякая власть при известных условиях признавалась за благо. Она тогда благо, когда борется с тем же злом, с каким борется христианин. Но власть борется со злом иначе, чем борется христиа­нин причем часто и зло понимает иначе, чем христианин. При этом, по видимому, прежде понималось так: если задачей «кесаря» было сопротивление злу, то «Божьим делом» было преодоление и пре­ображение зла. Когда же, несмотря на это, «государственный властитель» отождествляет свою борьбу с делом Христовым, христианин бежал от него в монастырь, в секты, в пустыню... бежал от лжи и лицемерия Христовым именем.

*     *     *

Именно государственная власть — всякая: христианская и не христианская — боролась и борется со злом посредством сопро­тивления злу в меру своего разумения о зле (и именно по формуле г. Ильина: от «неодобрения» до «тюрьмы» и «смертной казни»).

В христианстве, особенно же в православии, — и это ничуть не толстовство, как пытается изобразить г. Ильин, — вместо проблемы «сопротивления злу» с первых веков по наши, дни, пусть истори­чески затуманенная и помутненная, но по-прежнему живая и истин­ная, стоит иная проблема — проблема преодоления зла. Точнее и правильнее — не только преодоления, но преображения и пре­творения зла.

Это совсем не то, что «сопротивление» и «православно обосно­ванный меч».

Г. Ильин, однако, настаивает: кесаря произвести в «Божьи слу­ги», окрестить и оправославить; на дела его наложить христиан­скую санкцию; оставив все по-старому (ибо что же г. Ильин сказал нового?), прибить на фронтоне вывеску: «Православно обоснован­ный меч!»

Неужели — не «философически», а попросту «по-честному», положа руку на сердце,

— он действительно думает, что в результате явится большее, чем неискусная и лицемерная симуляция хри­стианского общества?