zz, Грамматика и логика
К оглавлению1 2 3 4 5 6 ).php" style="padding:2px; font-size: 14px;">7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 _kak_vnutrennjaja_forma.php" style="padding:2px; font-size: 14px;">27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Наконец, и само сознание, распределяясь по своим формальным сферам, отнюдь не “субъективная” или даже “инстинктивная” деятельность духа, а, как уже отмечалось, закономерная определенность, складывающаяся сообразно предметному формирующему началу. Грамматика в самых отвлеченных своих положениях сравнительного языкознания имеет свою предметную основу непременно в исторических вещах и фактах, логика — в идеальных отношениях вещей. Поэтому насколько разнообразен и случаен язык в своих грамматических формах, настолько принципиально едина логика. Само принципиальное единство грамматических форм языка как его внутренних форм не может быть понято и обосновано иначе, как на почве применения логических форм. Психологизм здесь так же неуместен, как всюду, где требуется найти ответ на принципиальные запросы науки и философии. Грамматический и логический “слои” сознания в живом языке переплетаются, как в своих закономерных структурах, так и в своих творческих преображениях, но там, где и постольку поскольку мы ищем корреляций в этих относительно самостоятельных и относительно зависимых сферах, мы всегда отнесем самостоятельность и независимость на долю логического, а этим само собой определяется и принципиальное и направляющее значение логических форм в отношении форм грамматических. Грамматические формы поэтому никогда не могут рассматриваться как формы безусловно автономные, напротив, только с того момента начинается абсолютная автономия логического, где предметные значения и отношения имеют место, но где номинальная функция слова оказывается недостаточной для их выражения, так как от слова теперь требуется, чтобы оно не только назвало некоторое значение и отношение, но также установило или отвергло их в их предметности. Такая устанавливающая или предикативная функция слова всецело должна лежать в чисто логической сфере, ею устанавливается не что иное, как истинность понятия или суждения, тогда как слова и предложения грамматически называют отношения, независимо от истинности или ложности их. Но все логическое должно иметь свое словесное выражение. Поэтому теперь его нужно искать в таком отношении слов, с которым грамматика уже не может справиться. Такой формой является только целое “предложение”. Грамматика до тех пор может говорить о предложении, пока можно в нем различать “части” (“часть речи” и “части предложения”), но о предложении как целом, независимо от заключенных в нем отношений частей, она ничего сказать не может *. В этом именно смысле мы говорим о безусловной здесь автономии логики и ее чистой сферы. Предложение, следовательно, должно явиться для нее элементом; целое разрастается в “контекст”, “сферу разговора” и т. п.; сами логические отношения и формы переходят в онтологические; раскрывается сфера “теорий” и кончается роль грамматического “разбора”. Аналогичны переходы от грамматических форм к другим типам внутренней формы, но для нас существенно было провести демаркационную черту именно между грамматикой и логикой. Если раньше мы нашли, что в логическом аспекте номинативная функция слова становится терминирующей, то теперь мы знаем, что специфически логическое самой терминации должно искать в предикативной функции слова.
Наконец, и само сознание, распределяясь по своим формальным сферам, отнюдь не “субъективная” или даже “инстинктивная” деятельность духа, а, как уже отмечалось, закономерная определенность, складывающаяся сообразно предметному формирующему началу. Грамматика в самых отвлеченных своих положениях сравнительного языкознания имеет свою предметную основу непременно в исторических вещах и фактах, логика — в идеальных отношениях вещей. Поэтому насколько разнообразен и случаен язык в своих грамматических формах, настолько принципиально едина логика. Само принципиальное единство грамматических форм языка как его внутренних форм не может быть понято и обосновано иначе, как на почве применения логических форм. Психологизм здесь так же неуместен, как всюду, где требуется найти ответ на принципиальные запросы науки и философии. Грамматический и логический “слои” сознания в живом языке переплетаются, как в своих закономерных структурах, так и в своих творческих преображениях, но там, где и постольку поскольку мы ищем корреляций в этих относительно самостоятельных и относительно зависимых сферах, мы всегда отнесем самостоятельность и независимость на долю логического, а этим само собой определяется и принципиальное и направляющее значение логических форм в отношении форм грамматических. Грамматические формы поэтому никогда не могут рассматриваться как формы безусловно автономные, напротив, только с того момента начинается абсолютная автономия логического, где предметные значения и отношения имеют место, но где номинальная функция слова оказывается недостаточной для их выражения, так как от слова теперь требуется, чтобы оно не только назвало некоторое значение и отношение, но также установило или отвергло их в их предметности. Такая устанавливающая или предикативная функция слова всецело должна лежать в чисто логической сфере, ею устанавливается не что иное, как истинность понятия или суждения, тогда как слова и предложения грамматически называют отношения, независимо от истинности или ложности их. Но все логическое должно иметь свое словесное выражение. Поэтому теперь его нужно искать в таком отношении слов, с которым грамматика уже не может справиться. Такой формой является только целое “предложение”. Грамматика до тех пор может говорить о предложении, пока можно в нем различать “части” (“часть речи” и “части предложения”), но о предложении как целом, независимо от заключенных в нем отношений частей, она ничего сказать не может *. В этом именно смысле мы говорим о безусловной здесь автономии логики и ее чистой сферы. Предложение, следовательно, должно явиться для нее элементом; целое разрастается в “контекст”, “сферу разговора” и т. п.; сами логические отношения и формы переходят в онтологические; раскрывается сфера “теорий” и кончается роль грамматического “разбора”. Аналогичны переходы от грамматических форм к другим типам внутренней формы, но для нас существенно было провести демаркационную черту именно между грамматикой и логикой. Если раньше мы нашли, что в логическом аспекте номинативная функция слова становится терминирующей, то теперь мы знаем, что специфически логическое самой терминации должно искать в предикативной функции слова.