bb, Критика

Поразительно, как Марти, называя такие примеры внутренней конструктивной формы языка, как разного рода “стили” (например, стиль дидактический, с одной стороны, и поэтический, с другой стороны), не заметил того обстоятельства, что уже здесь приходится выйти за границу эмпирических различий языков и допустить некоторые отношения, не зависящие прямо от языка, а скорее, от сообщаемого предмета. Он с большой тщательностью рассмотрел вопрос о фигуративной внутренней форме и слишком быстро кончает с вопросом о конструктивной форме. Она у него — только “добавление”, вывод или обобщение, все главное уже сказано. Не является ли причиной этого уже отмеченное мною давление на него <со> стороны распространенного учения о “происхождении” более общего из более частного и сложного из простого? Я не отрицаю вообще приложимости этого приема к исследованию эмпирических и действительных вещей, но, думаю, что ими ему и полагаются его естественные границы. Роковая ошибка современного психологизма в том, что <он> прием переносит с эмпирического на идеальное и с мертвенно-отвлеченного на живое и конкретное. Возникает совершенно недопустимая симплификация, отдаляющая нас от познания “целого”, а не приближающая к нему, как кажется некоторым. <Язык жив> в своей полной логической и синтаксической конструкции, ею он проникнут во всяком своем частном органе и на каждом шагу своего движения. От логики к синтаксису и от синтаксиса к морфологии идет идеальный путь исследования, и только на нем, в свете целого, становится ясной всякая частность и всякий “элемент”. Нам может показаться наивным то разложение “слова” по схеме трехчастного суждения, которое мы встречаем еще у Бена, но принципиально это — более строгий и правильный методический прием, чем стремление вскрыть сущность целого, перенося на него свойства его части. “Отдельные слова”, вырванные из их логической и синтаксической связи, суть умерщвленные органы речи; если в них мы не находим признаков жизненной силы, непозволительно заключать из этого, что ее нет и в целом организме; и наоборот, открывая ее в целом организме, мы можем проследить и ее особенные функции в каждом живом органе этого организма. В психологизме Марти, в его неумении перейти к идеальному иначе, как путем “обобщения”, в его убеждении, что идеальное не отличается принципиально от эмпирического, я и вижу источник самой ограниченности его обобщений, игнорирования за эмпирическими формами языка их принципиальных регулятивов.

Поразительно, как Марти, называя такие примеры внутренней конструктивной формы языка, как разного рода “стили” (например, стиль дидактический, с одной стороны, и поэтический, с другой стороны), не заметил того обстоятельства, что уже здесь приходится выйти за границу эмпирических различий языков и допустить некоторые отношения, не зависящие прямо от языка, а скорее, от сообщаемого предмета. Он с большой тщательностью рассмотрел вопрос о фигуративной внутренней форме и слишком быстро кончает с вопросом о конструктивной форме. Она у него — только “добавление”, вывод или обобщение, все главное уже сказано. Не является ли причиной этого уже отмеченное мною давление на него <со> стороны распространенного учения о “происхождении” более общего из более частного и сложного из простого? Я не отрицаю вообще приложимости этого приема к исследованию эмпирических и действительных вещей, но, думаю, что ими ему и полагаются его естественные границы. Роковая ошибка современного психологизма в том, что <он> прием переносит с эмпирического на идеальное и с мертвенно-отвлеченного на живое и конкретное. Возникает совершенно недопустимая симплификация, отдаляющая нас от познания “целого”, а не приближающая к нему, как кажется некоторым. <Язык жив> в своей полной логической и синтаксической конструкции, ею он проникнут во всяком своем частном органе и на каждом шагу своего движения. От логики к синтаксису и от синтаксиса к морфологии идет идеальный путь исследования, и только на нем, в свете целого, становится ясной всякая частность и всякий “элемент”. Нам может показаться наивным то разложение “слова” по схеме трехчастного суждения, которое мы встречаем еще у Бена, но принципиально это — более строгий и правильный методический прием, чем стремление вскрыть сущность целого, перенося на него свойства его части. “Отдельные слова”, вырванные из их логической и синтаксической связи, суть умерщвленные органы речи; если в них мы не находим признаков жизненной силы, непозволительно заключать из этого, что ее нет и в целом организме; и наоборот, открывая ее в целом организме, мы можем проследить и ее особенные функции в каждом живом органе этого организма. В психологизме Марти, в его неумении перейти к идеальному иначе, как путем “обобщения”, в его убеждении, что идеальное не отличается принципиально от эмпирического, я и вижу источник самой ограниченности его обобщений, игнорирования за эмпирическими формами языка их принципиальных регулятивов.