aa, Вундт о внутренней форме

По поводу неопределенности понятия внутренней формы языка у Гумбольдта Вундт замечает, что Гумбольдт вообще делал больше указаний на проблемы, подлежащие решению, чем давал его. Если оставить в стороне paršrgon 7 этого замечания, — свойственную Вундту высокомерную снисходительность по отношению к людям, которые его превосходят и заслугами, и талантом, — то здесь есть большая доля истины. Но, к сожалению, та определительность, которую после Гумбольдта стали вносить в его мысли, имеет значение разве только как instantia negativa 8, так как она неуклонно движется в направлении психологизма, в лучшем случае, ничего для проблемы не дающего. Очень характерен в этом смысле своей наивной откровенностью психологизм самого Вундта. Вундт ставит в упрек Гумбольдту как раз то, что у Гумбольдта является самым сильным и принципиально верным: в основе его понятия внутренней формы языка, утверждает Вундт, стоит собственно понятие идеальной формы, дающей самое совершенное выражение мысли и осуществленной в разных языках в большей или меньшей степени *. По определению Вундта, внутренняя форма языка составляет только сумму фактических психических свойств и отношений, создающих определенную внешнюю форму. Под внешней формой языка В. разумеет совокупность психических факторов, благодаря которым в языке образуются слова и предложения; с этой точки зрения языки подразделяются на 12 пар типов, например, типы языков изолирующие и агглютинирующие, языки с односторонним развитием номинальных форм и вербальных, языки с атрибутивным и предикативным образованием предложений, языки со свободным и постоянным порядком слов и т.п. Таким образом, у Вундта внутренняя форма оказывается объясняющим фактором по отношению к внешней форме. Самое право на применение термина “форма”, следовательно, уже требует своего обоснования. Нет сомнения, что у В. это противопоставление “внешнего” и “внутреннего” — только отголосок на его же утверждение, будто “физическое” и “психическое” — две стороны или две точки зрения на “одно”. Как бы ни было, придав внутренней форме реальный смысл, В. делает понятие ее бессильным против скептических выводов о ценности и руководящей роли “форм” в языке. Его типы внутренней формы языка, — фрагментарное и дискурсивное, синтетическое и аналитическое мышление, предметное и <катастатическое> (? Zustä ndliches **), объективное и субъективное, конкретное и абстрактное, классифицирующее и генерализирующее, — только по названию могут претендовать на идеальное значение, а в действительности это — чисто психологические определения. Иначе и быть не должно при его понимании внутренней формы. Разумеется, на общий смысл понятия формы у В. нисколько не может влиять тот факт, что В. говорит не об “индивидуальной”, а об этнической психологии, — тем более, что его понятие последней до крайности абструзно * .

По поводу неопределенности понятия внутренней формы языка у Гумбольдта Вундт замечает, что Гумбольдт вообще делал больше указаний на проблемы, подлежащие решению, чем давал его. Если оставить в стороне paršrgon 7 этого замечания, — свойственную Вундту высокомерную снисходительность по отношению к людям, которые его превосходят и заслугами, и талантом, — то здесь есть большая доля истины. Но, к сожалению, та определительность, которую после Гумбольдта стали вносить в его мысли, имеет значение разве только как instantia negativa 8, так как она неуклонно движется в направлении психологизма, в лучшем случае, ничего для проблемы не дающего. Очень характерен в этом смысле своей наивной откровенностью психологизм самого Вундта. Вундт ставит в упрек Гумбольдту как раз то, что у Гумбольдта является самым сильным и принципиально верным: в основе его понятия внутренней формы языка, утверждает Вундт, стоит собственно понятие идеальной формы, дающей самое совершенное выражение мысли и осуществленной в разных языках в большей или меньшей степени *. По определению Вундта, внутренняя форма языка составляет только сумму фактических психических свойств и отношений, создающих определенную внешнюю форму. Под внешней формой языка В. разумеет совокупность психических факторов, благодаря которым в языке образуются слова и предложения; с этой точки зрения языки подразделяются на 12 пар типов, например, типы языков изолирующие и агглютинирующие, языки с односторонним развитием номинальных форм и вербальных, языки с атрибутивным и предикативным образованием предложений, языки со свободным и постоянным порядком слов и т.п. Таким образом, у Вундта внутренняя форма оказывается объясняющим фактором по отношению к внешней форме. Самое право на применение термина “форма”, следовательно, уже требует своего обоснования. Нет сомнения, что у В. это противопоставление “внешнего” и “внутреннего” — только отголосок на его же утверждение, будто “физическое” и “психическое” — две стороны или две точки зрения на “одно”. Как бы ни было, придав внутренней форме реальный смысл, В. делает понятие ее бессильным против скептических выводов о ценности и руководящей роли “форм” в языке. Его типы внутренней формы языка, — фрагментарное и дискурсивное, синтетическое и аналитическое мышление, предметное и <катастатическое> (? Zustä ndliches **), объективное и субъективное, конкретное и абстрактное, классифицирующее и генерализирующее, — только по названию могут претендовать на идеальное значение, а в действительности это — чисто психологические определения. Иначе и быть не должно при его понимании внутренней формы. Разумеется, на общий смысл понятия формы у В. нисколько не может влиять тот факт, что В. говорит не об “индивидуальной”, а об этнической психологии, — тем более, что его понятие последней до крайности абструзно * .